Мальчишки из Васильков. Повести.

— М-да, действительно, — Кузьма Петрович кашлянул, потер пальцами лоб. — Плохо это Алешка, некрасиво.

Мать толкнула Алешку в бок.

— Простите меня, — пробубнил под нос Алешка.

— Простить? Та-ак... А память у тебя хорошая?

— Ты о чем это, Кузьма? — спросила Алешкина мать.

— Я хочу спросить, помнит ли он, что в письме было написано.

— Вот оно, — сказал Алешка и вынул письмо из кармана.

Кузьма Петрович повертел письмо в руках, но читать не стал. Алешкина мать протянула ему чистый конверт.

— Правильно, — сказал Кузьма Петрович. Вложил письмо в конверт и заклеил.

— Ну вот, Алешка, — сказал Кузьма Петрович, подписав адрес. — На этот раз, надеюсь, отправишь письмо. Смотри, а то в суд подам... Такое дело — он протянул Алешке конверт. — Бери-бери, — сказал Кузьма Петрович, видя, что Алешка не решается поднять руку. — Не бойся. На этот раз тебе еще можно доверять. А в будущем — смотри сам.

Алешка взял письмо. Мать снова толкнула его в бок.

— Простите еще раз, — проговорил он.

— Ладно уж, — махнул рукой Кузьма Петрович. — Забудем пока об этом. Но Ленке я расскажу.

— А может, — заговорила Алешкина мать, — может, не надо, Кузьма?

— Надо, Клавдия. Ведь он не мое письмо распечатал. Чужое. Или сам скажешь? — обратился он к Алешке. — Смелости хватит?

— Скажу, — ответил Алешка.

Когда гора падает с плеч, жить становится легче. Алешка почувствовал это сразу же после разговора с Кузьмой Петровичем. Остались лишь два камня на сердце. Один камень — Ленка, другой — Степка. Алешка сам снимет с сердца эти камни. Для этого надо извиниться перед Леной и забыть о ней навсегда, а Степке показать, где раки зимуют. Перед Леной он извинится при удобном случае, попозже — куда торопиться? Степке же от него достанется, когда тот вернется в Гавань. Или отправится на острова сам. Цаплю трогать не станет — бог с ней, пусть живет. Но арбалет закончит и возьмет с собой, чтобы Степка лучше слушался.

К утру в Алешкином плане произошло небольшое изменение: в цаплю он все-таки выпустит одну стрелу. Если промахнется — ее счастье.

Разбирая почту, Алешка обнаружил письмо от Коли Ивановича, адресованное Кузьме Петровичу. Он мог бы, как и требовалось от почтальона, занести письмо в дом Камневых, но поступил иначе. Сунул письмо не в сумку, а в карман и похлопал значительно по нему рукой.

Быстро разнес почту, наспех позавтракал и заперся в сарае. Часа через два он появился во дворе с готовым арбалетом. Поискал мишень — выбрал дверцу курятника, прицелился и выстрелил. В доску вошел едва ли не весь наконечник стрелы.

— Хо-хо! — победно прокричал Алешка. — Бьет что надо!

Прибежавший Петюнчик попытался выдернуть стрелу, но только сломал ее и испуганно уставился на Алешку.

— У меня их вот сколько! — показал Алешка Петюнчику пучок стрел. — Прощаю.

— Дай стрельнуть, — попросил Петюнчик.

— Это оружие не для тебя. Я тебе рогатку сделаю.

— А самокат?

— Вот тебе самокат! — Алешка поднес к носу Петюнчика кулак. — Видал?

Петюнчик надул губы, собираясь зареветь.

— Ладно, сделаю тебе самокат, — сжалился Алешка. — Где мамка?

— К тетке Ольге пошла. Сказала, что скоро вернется.

— Ясно. Ты никуда не уходи и не шкодничай тут. Скажешь мамке, что я пошел на море. Понял?

— И я хочу на море, — заныл Петюнчик.

— В другой раз, — пообещал Алешка, — скажешь мамке, что я поплыл на острова, понес письмо Кузьме Петровичу. — И добавил грозно: — Запомнил?

Дальше Алешка сделал вот что: вошел в дом, разделся до плавок, вложил в резиновую купальную шапочку письмо Коли Ивановича, надел ее, намазался вазелином, чтобы не так мерзнуть в воде, взял арбалет и помчался к морю.

Через полтора часа он был на острове.

— Я тебя в бинокль уже давно заприметил, когда ты на втором острове песок руками рыл, — сказал Кузьма Петрович. — Зачем рыл? Прятал что-то или искал?

— Птенчик издох, так я его закопал, — соврал Алешка. Не мог же он признаться Кузьме Петровичу, что зарыл там арбалет. — А где... эти? — спросил Алешка.

— Лена и Степка?

— Да.

— Так бы и спрашивал. Пошли плавник собирать. Скоро придут. А ты зачем пожаловал?

— Да вот, — Алешка снял шапочку. — Письмо вам принес.

— Мог бы жене моей отдать, — проворчал Кузьма Петрович, распечатывая конверт. — Стоило ли из-за письма тащиться...

— Я подумал, может срочное...

— Срочные вести, как тебе известно, обычно сообщают телеграммами... А вообще-то спасибо, конечно.

Кузьма Петрович присел на опрокинутое вверх дном ведро, принялся читать письмо. Оно было короткое — всего в полстраницы.

— Так, так, — проговорил Кузьма Петрович, закончив читать. — Ясно. Шестнадцатого или семнадцатого, значит, приедет. Что ж, встретим. Коля Иванович приедет, — сказал он Алешке. — Ревновать я тебе запретить не могу, хотя, конечно, дурость все это, но чтоб никаких фокусов... Понял? Иначе будешь иметь дело со мной.

— Понял, — ответил Алешка. — Попить у вас найдется?

— Найдется. Там. — Кузьма Петрович кивнул на дверь. — В белой канистре. Кружка на столе.

В домике пахло свежей рыбой и луком. Алешка приподнял край полотенца, которым была накрыта миска, и увидел в ней очищенную кефаль. На дощечке около миски зеленела горка нарезанного луку, лежала пачка лаврового листа. «Живут же!» — с завистью подумал Алешка и выпил кружку воды.

— Гость у нас дорогой! — сказал Кузьма Петрович.

Алешка оглянулся и увидел Лену. Что-то тихонько ахнуло у него в груди.

— Кто, папка? — спросила Лена, успев подумать при этом, что, возможно, приехал Коля Иванович... Но это была нелепая мысль, потому что вряд ли Коля Иванович стал бы добираться сюда вплавь. И об этом она тоже успела подумать до того, как отец ответил:

— Алешка Голованов. Не рада?

Алешка вышел из сторожки и сказал:

— Привет!

— Привет! — ответила Лена.

Степка, не глядя на Алешку, кивнул головой и продолжал укладывать меж двух камней плавник — готовил костер для ухи.

— Зачем пожаловал? — спросила у Алешки Лена.

— Доставил нам письмо от Коли Ивановича, — ответил за Алешку отец. — Коля Иванович пишет, что шестнадцатого или семнадцатого будет у нас.

— Правда? — нараспев проговорила Лена. — А где письмо?

— Вот, — протянул ей отец письмо. — Почитай.

Лена сначала взглянула на адрес, убедилась, что письмо адресовано не ей, вынула из конверта листок и отвернулась, чтобы ни отец, ни Алешка не видели ее лица, когда она станет читать.

«Уважаемый Кузьма Петрович! — писал Коля Иванович. — Диссертацию я, слава богу, закончил. Уже получил отзывы — положительные. Защита состоится через месяц, а может быть еще позднее. Короче говоря, у меня теперь появилось свободное время. Надо мне набраться сил перед защитой. И вот я подумал, что мог бы провести недельки две у вас на островах, позагорать, порыбачить, повалять дурака. С пятнадцатого мне дают отпуск. Так что ждите меня шестнадцатого или семнадцатого. Хотел написать, что, возможно приеду не один, но боюсь, что из этой затеи ничего не выйдет.

Большой привет супруге и Леночке.

Ваш Коля Иванович».

Улыбаясь, Лена вернула письмо отцу, подошла к Алешке и протянула ему руку.

— Спасибо, почтальон, — сказала она.

— Кушай на здоровье, — ответил Алешка. — Ну, я пойду, — вздохнул он, как вздыхают, закончив важное дело. — Мне пора.

— Остался бы на ушицу, — предложил Кузьма Петрович.

— Спасибо, в другой раз.

— Я провожу тебя до стрелки, — сказала Лена.

Степка посмотрел им вслед и чиркнул спичкой. По сухим листьям тростника пополз быстрый желтоватый огонек.