Страница 63 из 82
И в труде нирвану познать.
Выслушав эти мудрые и вдохновенные слова, брахман от души наполнил большую бронзовую чашу сваренной на молоке рисовой кашей и обратился к пришельцу:
- Отведай кушанья, почтенный. Воистину ты - пахарь.
Бодхисатва вновь ответил гатхой:
Не беру я награды за пение гатх.
Истина не имеет цены.
Мудрые обходятся без наград.
Дхарме они до смерти верны.
- Как же мне распорядиться этой молочной кашей? - спросил брахман.
- Не знаю, - ответил бодхисатва. - Только в трех мирах не найдется никого, кто смог бы переварить предназначенное мне кушанье. Пожалуй, вылей кашу туда, где не растет трава, или в горькую воду, не имеющую живых существ.
Брахман отыскал такую воду и опрокинул туда чашу. Вода закипела, задымилась. Клубы дыма достигли неба. Пораженный случившимся, дрожа от ликования, брахман приблизился к бодхисатве и припал к его ногам.
- Поразительно, - воскликнул он, - какими разнообразными, не повторяющимися словами тебе удалось разъяснить суть своего учения! Отныне ты - мое прибежище. Посвяти меня в свою веру.
Бодхисатва и царь Махапинтала
В отличие от сутр, связанных с практикой обучения молодых монахов приемам вовлечения инорверцев в истинную веру, существовал специальный жанр произведений, обращенных к мирянам, - джатаки. Они построены как рассказ самого Будды о своих прежних рождениях, когда он был бодхисатвой.
Давным-давно в славном городе Варанаси правил злой и несправедливый царь Махапинтала. Не было для него большей радости, чем причинять боль. Грубый, жестокий и суровый, он не ведал жалости, был неумолим не только к своим женам, сыновьям и дочерям, но и к придворным, брахманам, знатнейшим кшатриям, невыносим, словно песчинка в глазу, словно камень в пище, словно колючка в пятке.
В то время бодхисатва возродился в образе сына того царя. Когда после долгого правления несносный и ненавистный царь умер, жители Варанаси ликовали так, будто одержали победу над внешним врагом. На место сожжения праха навезли тысячу возов дров, надеясь, что сильное пламя унесет подальше от города ненавистную душу. Надо ли рассказывать, с какой радостью была вручена власть Махапинталы его сыну? В городе состоялось торжественное шествие, и каждый дом был празднично украшен. Непрестанно бухали барабаны, гудели рога и раковины, всякий колотил в какую-либо металлическую посудину, стараясь этими звуками изгнать навсегда память о злом царе.
Каково же было удивление бодхисатвы, занявшего золотой, украшенный гирляндами цветов трон, когда до его слуха донеслось всхлипыванье. Повернув голову, бодхисатва увидел старого привратника, смахивавшего с морщинистого лица слезы.
- Что с тобой? - удивился бодхисатва. - Неужто ты скорбишь об уходе того, кого в Варанаси называли Красноглазым?
- О, нет, - отозвался старец, - разве можно скорбеть о смерти такого изверга! Не было дня, чтобы твой отец, покидая дворец, не ударял меня по голове тяжелым кулаком. Возвещая о прибытии во дворец, он вновь меня ударял. Это вошло у него в привычку. Вот я и подумал, каково придется привратнику нижнего мира, когда Яма не пожелает принять твоего отца и отошлет его назад, а он будет вновь и вновь пробиваться к нему, так что отцу твоему не останется ничего, как возвратиться сюда.
- Не бойся! - улыбнулся бодхисатва. - Тот, кто над тобой издевался, сожжен на костре из тысячи возов хвороста и поленьев, а место сожжения залито водою из тысячи кувшинов и окопано рвом. К тому же существа, попавшие в тот мир, никогда не возвращаются на то место, которое они покинули.
Акробат
Давным-давно, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, бодхисатва возродился в одной семье сильным и ловким мальчиком. Его отдали в обучение акробату. Он быстро усвоил эту науку и так же легко, как его учитель, играл мячами и искусно владел своим телом, но не воспринял ни одного из пороков своего наставника. К тому же бодхисатва не стремился превзойти других акробатов, был безразличен к тому, сколько бросят на его коврик монет, угостят ли его в трактире обедом или он уйдет голодным. Он никогда не сетовал на отсутствие имеющегося у других, радовался жизни, видя в ней высшее из благ.
Как-то перед представлением в одной деревне они зашли в трактир и люди налили им вина. Ученик не стал пить, а учитель, радуясь даровому угощению, выпил много и расхвастался:
- Как сейчас шел я в город, мне дорогу перебежал заяц. Это плохая примета, подумал я, и погнался за косым. От туда, сюда. Но от меня не уйдешь! Нагнал я его, хвать за уши и приволок в город. Вокруг меня собралась огромная толпа. Сколько крику было! Подняли меня на руки и понесли. И все показывали пальцами: "Вот человек, нагнавший зайца!"
Трактир заполнился удивленными возгласами. Ободренный акробат продолжал:
- В другой раз вместе со многими я шел в город на великий праздник. Дело было в пору разлива. Разбушевавшаяся река снесла мост. Видя это, люди постояли и повернули назад. Я же, разбежавшись, совершил прыжок, которому мог бы позавидовать Хануман, и оказался на другом берегу реки.
И тут кто-то из находившихся в трактире выразил сомнение:
- Этого не может быть!
- Ты мне не веришь?! - возмутился учитель. - Сейчас ты увидишь, что я прыгну через пять дротиков.
- Не делай этого, почтенный, - шепнул бодхисатва. - Ты прыгаешь лишь через четыре дротика.
Акробат отмахнулся от него, выбежал на улицу и воткнул в землю пять дротиков острием вверх.
Бодхисатва подошел и настойчиво предложил:
- Разреши, я уберу один дротик.
- Не смей! - закричал акробат, дыша в лицо бодхисатвы винным перегаром. - Ты ещё не знаешь, на что я способен!
Разбежавшись, он прыгнул, перескочил через четыре дротика, а на пятый же накололся животом и стал похож на цветок мадхуки, нанизанный на собственный стебель. Тогда бодхисатва сказал:
Перед народом не хвались ни ловкостью, ни скоростью.
Четвертый дротик одолев, на пятом ты наколешься.
Золотой гусь
Давным-давно, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, бодхисатва возродился в семье одного брахмана и, достигнув зрелости, взял в жены дочь брахмана. У неё родились три дочери-близнецы. Им дали одно имя - Нанда.
Эта жизнь бодхисатвы была недолгой. Он не успел обратить жену в свою веру, объяснить ей, что алчность - первый из пороков, что алчный омерзителен не только людям, с которыми ему дано жить, но и матери, его родившей.
После смерти Будды его жена и дочери жили в бедности. Перенося её как величайшее из наказаний, они завидовали каждому, кто хоть немного богаче их. А Будда возродился в облике золотого гуся, наделенного разумом и знанием былых воплощений. Вспомнив о жене своей и дочерях, он прилетел к их хижине и незаметно стал за ними наблюдать. Видя, что они живут, прислуживая соседям, бодхисатва решил: "Покажусь-ка я им! Мое тело покрыто золотыми перьями. Буду отдавать им по одному перу, и они заживут безбедно".
Утром, проснувшись, увидели вдова и три её дочери золотую птицу на соломенной кровле, и разгорелись у них глаза.
- Откуда ты, почтеннейший? - спросила мать.
- Оттуда! - сказал гусь, поднимая клюв к небу. - Я твой супруг и отец твоих дочерей. После того как мы расстались, я возродился в образе гуся. Теперь вы заживете в достатке.
С этими словами он вырвал клювом одно из своих перьев и бросил его вниз. Женщина кинулась на землю, закрыв перо грудью, так и не заметив, как улетел гусь.
И стал гусь прилетать время от времени, оставляя семье по одному перу. Однажды мать позвала своих дочерей и обратилась к ним с такими словами:
- Милые! Теперь у нас появился достаток, и мы уже не прислуживаем чужим людям, как шудры. Но у нас нет служанок и слуг. Мы ходим пешком, живем в хижине. Давайте, когда прилетит отец, выдернем у него все перья и разбогатеем.
- Но ему будет больно, - робко возразили дочери.
- Перетерпит! - упрямствовала жадная женщина.