Свиток проклятых

Что, что он увидел, или услышал? Нет ответа, провал. Так вот, батюшка отпевать отказался, ни в какую, и другой батюшка тоже. Перед смертью бабуля звала Женьку к себе, но опекуншей назначили папину Наташу, та уперлась везти девочку за триста километров, ради прощания с чокнутой старухой. Наташа всех родственников первой папиной жены считала двинутыми… Бабушка что-то могла рассказать, что-то главное, папа потом сокрушался и, кажется, ругался на Наташу, а та в ответ посулила сплавить падчерицу в интернат.

В голове крутилась цветастая карусель. Женька потрогала себя. Спина не пульсировала, грудь не давило. Как ни странно, немного тянула кисть, за которую недавно держался Оракул. Точно по руке к нему переползла опухоль, подумала Женечка. Петербург за окном готовился встречать Новый год. Над дымками, над антеннами перемигивались гирлянды. Женечка на секунду смежила веки, и невольно вскрикнула. Снова кипела река, сворачивались в трубку улицы, заживо варились люди, а когти зверя вскрывали ткань реальности…

Все потому, что где-то наивный мальчишка по имени Факельщик устроил конец географии, сдуру отворил какие-то ворота, устроил сквозняк. Отворит, мгновенно поправила себя девушка, непременно откроет, если я не помешаю, пацаны все такие. Лезут, куда их не просят.

– Вы сказали, что он еще ребенок, ну, этот, факелоносец. Чего ж сами его не поймаете, прежде чем он наломает дров?

– Поверьте, сударыня, орден делает все, что в силах. Ребенка пытались загодя отправить к нерожденным…

Женьку передернуло; эти милые женщины рассуждали об убийстве, как о походе к парикмахеру.

– Однако, есть назначение, установленное архонтами стихий, – устало продолжала Ольга. – Вам пока это не понять… Это не договор каких-то президентов или премьер-министров, как происходит в вашей сфере – подписи на трухлявых бумажках, лживые рукопожатия, воровские улыбки. Назначение не удастся отменить. Факелоносец рожден, чтобы сорвать печати. Он думает, что совершает благо, но погубит всех.

Не удастся отменить, повторила про себя Женька. Как будто в узком коридоре. Как будто у каждого своя роль… и у меня тоже?

– Если я с вами пойду… можно я позвоню папе?

– Не сейчас, – отрезала Вестник. – Это должно быть только ваше решение. Тайный Вожатый не ищет чужих мнений. Мы ведем суровую войну, и вам предстоит перешагнуть через привязанности.

– Ваш отец в темнице, он не спасет вас от судьбы. В душе он вас уже похоронил, – жестко рубанула Привратник.

Стало слышно, как в больничный двор с визгом вкатилась машина, за ней – другая, захлопали дверцы. Огни фар мазнули по потолку. Зубастые мужики заворчали.

– Это они, – Оракул поковырял щепкой в зубах.

– Прочь от окон, в укрытие! – Привратник дернула пальцем, один из караульных в мгновение ока сграбастал тоненькую пациентку, перенес в угол, закрыл собой.

– Евгения, да или нет? – Ольга закутала мальчика, переставила рюкзак под умывальник, а кровать с Галкой выкатила в соседнюю палату.

– Они меня убьют? – Женька кивнула на окно.

– О, ни в коем случае, – зло усмехнулась Ольга. – Для них это удача, по нашему запаху выследить Вожатую. Скорее, вас окружат великой роскошью. Но превратят в замочную скважину. Такое уже случалось.

– Но вначале сдерут с нас кожу, – деловито уточнил Оракул. – А из меня набьют чучело.

Женя расправила плечи. Горбатый гигант удерживал ее в объятиях, но не грубо, а удивительно бережно. Сквозь толстый свитер девушка ощущала с двух сторон мощные толчки. Женьку почти не удивило, что у Хонси, кажется именно так его звали, колотились два сердца. После невероятного забега в будущее, ее ничего не могло удивить. Было невероятно страшно. Но хотелось петь и кувыркаться.

– Да! – решилась она. – Я готова.

И словно в голове щелкнуло. Будто сделала верный шаг в игре.

– Прошу вас, прилягте на пол, сударыня, – со стальной учтивостью, Ольга скинула с кровати матрас. Определенно, на детском утреннике она могла легко сыграть кошку.

– Есть хочу… – простонал из-под умывальника Оракул.

От его блаженной улыбки у Женьки спина покрылась мурашками. Похоже, ее ожидало очередное кино, пострашнее предыдущего.

– Оракул, скоро покушаешь досыта, – ответно улыбнулась Ольга, и потянула с головы парик.

Глава 9. Сдвиг времен

Тем же вечером в покоях отца погас Небесный глаз. Это казалось немыслимым, невозможным. Стратиг Закайя в пятый раз прочел бесполезное заклинание. Мы стояли рядом, уставшие и пыльные после сквозняка, устроенного хозяйкой ветров. Стояли, окружив антрацитовое полушарие, и ждали – преданные военачальники, чиновники Херсонеса, посланцы синклита, не изменившие присяге, жирные скотоводы, дрожавшие за свои богатства, накопленные в правление Закайи. Но ждали зря. Небесный глаз не открылся, бастион Иллирус ослеп.

– Я знаю, это козни понтифика Иоанна, – проворчал отец. – Эта скользкая тварь водит дружбу с самыми мерзкими колдунами! Наверняка моя женушка уже согрела его постель!

– Эгемон, позволю себе напомнить, что подобное уже случалось, и без вмешательства темных сил, – кашлянул табуллярий Фома. – В гражданском своде упоминаются три случая, двести пять, триста семьдесят и восемьсот лет назад. В первом случае, который вам, без сомнения, хорошо известен, погасли Небесные глаза в покоях Мертвой империи, во втором случае…

– Меня не занимают сказки, – отрубил дука Закайя. – Как мне теперь говорить со столицей? С Дамаском, с Афинами, с Иерусалимом?! Голубей посылать, или летучих мышей?

Новый куропалат Варда, командир дворцовой стражи, вломился, едва удерживая сердце в горле.

– Эгемон, на Орлином перевале стражи развели костер! Они передали – с востока летят дикие гарпии! В стае не меньше сотни, жрут все подряд! К утру будут над побережьем!

– Этого только не хватало! Петрус, ты мне докладывал, что твои люди выжгли все ульи! – стратиг ткнул пальцем в одного из офицеров.

– Клянусь, дука, до снежных хребтов не осталось ни одного!

– Гарпии покинули ульи в армянских горах, – едва слышно произнес евнух. – Эти прожорливые твари не подвластны ворожбе, их спугнуло что-то другое…

– Лучников на стены! Выпустить орлов. Поджечь масло во рвах. Варда, пошлешь вестовых к виноградарям и скотникам, дай им знать – бастион вместит всех. Но пусть не мешкают, хватают семьи, скотину, и бегут сюда.

Аристократы возмущенно запыхтели. Им вовсе не хотелось делить уютную крепость с простолюдинами. Не успели прозвучать команды, как на плечо киру Дрэкулу вспорхнула летучая мышь.

– Эгемон, море отступает от берега, – тихо доложил некромант.

– Что? Что еще случилось? О чем бормочет чернокнижник? – зашептались придворные.

Мой отец не привык проигрывать. От его команд к людям возвращалась смелость. Недаром сказано – держись своего дела, слова придут.

– Петрус, вызвать из казарм два легиона копейщиков, немедленно сюда, окружить бастион! Феофил, бери лучших коней, скачи в Херсонес, вот моя печать. Выслать почтовых птиц во все города провинции. К часу ночи собрать синклит, тащите этих жирных хряков за пятки из постелей.

Дука собрал ближний круг, прочих слуги вытеснили во двор. Меня отец не отпускал ни на миг.

– Звездочета ко мне! Варда, зарезать черного быка. Спустись к весталкам, предложи им что угодно, мне надо видеть будущее.

Едва куропалат умчался, бастион тряхнуло. На миг мне почудилось, что мы не на твердой земле, а посреди буйного моря.

– Эгемон, если это то, что я думаю, Иллирус уже не спасти, – заметил Дрэкул.

– Поведай же нам, что ты думаешь, – Андрус залпом осушил кубок с вином.

– Я думаю, что твоя благородная супруга Авдия не смогла бы погасить Небесный глаз.

– Кто тогда? Германарих?

– Думаю, столетнего осла новому шагу не научишь.

– Что случилось с морем? Твоя мышь – всего лишь пугливый зверек. Она могла испугаться отлива.

– Я вижу то, что видят ее глаза, – смиренно ответил некромант. – Море отступило на сотни локтей, рыбацкие лодки купаются в иле. Боевые дромоны, как пьяные, завалились на бока, матросы точно дети, голыми руками собирают рыб.