Страница 2 из 15
Терезита. Да? Но я этого не могу понять.
Карено. Наши глаза видятъ всѣ предметы выпуклыми. Я хочу заставить глаза видѣть ихъ плоскими. Это не невозможно. Я хочу узнать больше, хочу изслѣдовать все и все понять разумомъ. Въ увлеченіи встаетъ. Стекла и свѣтъ, говорю я; стекла и свѣтъ. Я возлагаю на это большія надежды. Можетъ быть, посредствомъ оптическаго обмана я могу расширить мое земное познаніе. Мнѣ можетъ посчастливится. Я озарю свой мозгъ свѣтомъ и доведу себя, быть можетъ, до ясновидѣнія. Взволнованно. Ахъ, какъ бы я хотѣлъ найти сущность жизни.
Терезита. Вы давно стали… такой?
Карено. Какой — такой?
Терезита. Это я такъ только говорю.
Карено. Нѣтъ, какой же я такой?
Терезита. Вы точно луна. Да, но если вы этого не сдѣлаете? Если вы не доберетесь до сущности?
Карено садится. Я хочу испробовать всѣ способы. У меня есть и другія средства въ запасѣ. Я часами шагалъ по своей комнатѣ; я обдумывалъ, я страдалъ надъ этимъ. Фрэкенъ Терезита, Гёте дорожилъ больше тѣмъ, кто шелъ ложнымъ, но собственнымъ путемъ, чѣмъ правильно идущимъ по проложенному пути.
Терезита разсѣянно. Гёте дорожилъ…
Карено. Я написалъ свою соціологію; теперь составляю свою метафизику, и я не усталъ. Я полонъ силъ. Я думалъ и думаю. Я знаю, что знаютъ люди. Но я хочу знать больше.
Терезита. Карено, говорятъ, вы женаты?
Карено пристально смотритъ на нее.
Двое рабочихъ входятъ справа. Они несутъ бурава, цѣпи, ломы, фитиль, порохъ и воду.
Первый рабочій, въ красной вязаной курткѣ. Здѣсь, что ли, мѣсто?
Карено. Вотъ рабочіе. Встаетъ. Да, здѣсь. Всходитъ на гору и показываетъ. Здѣсь надо сдѣлать буровую скважину и взорвать эту гору.
Первый рабочій. Это гранитъ. Нужно двѣ скважины.
Второй рабочій, молодой человѣкъ, смуглый, очень красивый. Это сланецъ.
Карено. Сдѣлайте сначала одну скважину.
Первый рабочій садится и начинаетъ буравить, второй рабочій стоитъ и ударяетъ. Труппа музыкантовъ гдѣ-то играетъ справа. Онъ ударяетъ въ тактъ.
Карено. Фрэкенъ Терезита, вотъ вы и дождались вашей музыки. Снова къ ней. Слышите, какъ гора сотрясается при каждомъ ударѣ? Теперь я вызываю подземныя силы. Мнѣ предстоитъ великое дѣло.
Терезита. Подъ музыку я лучше понимаю васъ.
Карено. То, что я хочу сдѣлать, такъ просто, какъ только поразмыслишь объ этомъ. Я хочу учиться у предметовъ; подслушивать у ихъ дверей. Вамъ кажется это фантастичнымъ? Если мнѣ посчастливится, то я увижу больше, чѣмъ видѣлъ кто-либо изъ людей.
Терезита. Знаете ли вы, что было бы величественно?
Карено. Знаю ли я, что было бы величественно?
Терезита. Было бы величественно, если бы вы достигли этого.
Карено возбужденно. Видите ли, фрэкенъ Терезита, наши представленія не абсолютны. Мы сами даемъ имъ твердое основаніе, и тогда они намъ нужны, они дѣлаютъ свое дѣло. Ударъ по бураву производитъ звукъ. Прекрасно! Но почему ударъ по бураву не можетъ произнести свѣта? Это зависитъ отъ меня самого. Слѣпорожденный можетъ различить разницу между кубомъ и шаромъ, но верните ему зрѣніе — и онъ не отличитъ шара отъ куба. Итакъ, я измѣняю самую исходную точку. Я слѣпорожденный.
Терезита устало. Мнѣ тяжело сегодня.
Карено садится. Почему? Вы недовольны мной?
Терезита. Вами? Нѣтъ.
Карено. Вы не должны огорчаться.
Терезита. Вотъ… Такъ, слѣпорожденный не сдѣлаетъ этого? Не отличитъ шара отъ куба?
Карено встаетъ. Нѣтъ. Развѣ это не поразительно? Его исходный пунктъ измѣнился, когда онъ сталъ видѣть, и предметы являются его представленію совершенно новыми, неизвѣданными. Я хочу испытать на себѣ то же самое. Я хочу дойти до такого состоянія, при которомъ я буду видѣть дѣйствительность измѣненной. Такъ какъ вполнѣ абсолютнаго не существуетъ, то я возведу на тронъ Химеру. Я заставлю ее существовать, какъ фактъ. Я дамъ ей значеніе. Я короную ее.
Терезита. Когда вы такъ стоите и говорите, мнѣ кажется, что вы плывете на лебедѣ.
Карено, улыбаясь. Я сяду. Садится. На лебедѣ? Нѣтъ, я сижу на своемъ старомъ, черномъ конькѣ, который скачетъ все впередъ. Его хвостъ подметаетъ землю.
Терезита. Къ вашему локтю пристало что-то бѣлое. Подождите немного. Вынимаетъ носовой платокъ и чиститъ его.
Карено. Это, навѣрное, пыль отъ камней. Очень благодаренъ. Мечтательно. Изъ этого вытекаетъ, что я могу измѣнить основу моего понятія о времени. Чего я достигну этимъ? Многаго. Моя душа вознесется къ берегамъ вѣчности. Да! Увлекается своими собственными словами и встаетъ. Если бы я могъ вполнѣ прекратить свои ощущенія, время исчезло бы. Если бы я могъ уменьшить ихъ быстроту, хотя бы въ пять разъ, я бы измѣнилъ всѣ свои представленія. День и ночь смѣнялись бы каждыя 4 минуты, хлѣбъ сѣялся бы, росъ и зрѣлъ въ одно мгновенье. Я бы неожиданно дожилъ до 80 лѣтъ и умеръ бы. Но я умеръ бы молодымъ. Мое представленіе опредѣляетъ мой возрастъ и заключаетъ, что мнѣ 15 лѣтъ и 10 дней. Стоитъ мгновенье молча затѣмъ снова садится.
Терезита. Карено, говорятъ, вы женаты?
Карено, послѣ паузы. Нѣтъ, я не женатъ. Зачѣмъ вы меня объ этомъ спрашиваете?
Терезита. Я объ этомъ слышала.
Карено. Я не женатъ. Іенсъ Спиръ вамъ, вѣроятно, наговорилъ что-нибудь. Онъ такъ много говоритъ вамъ. Я былъ женатъ.
Терезита. Но ваша жена жива?
Карено задумчиво. Въ продолженіе одного дня вы меня два раза спрашиваете, женатъ ли я? Что это значитъ? Если бы вы знали, какъ необходимо было вамъ спросить это еще разъ.
Терезита. Такъ вы умираете пятнадцати лѣтъ, говорите вы? Такъ, кажется?
Карено. У васъ сегодня ужасно безпокойное настроеніе, фрэкенъ Терезита.
Терезита внезапно встаетъ, отходитъ на нѣсколько шаговъ и снова возвращается. Я знаю кое-что, за что ни вы, ни папа не похвалили бы меня.
Карено. Вы знаете?
Терезита. Я заказала роскошный обѣдъ и кормлю имъ нашу собаку.
Карено. Ну, вашъ отецъ не наказалъ бы васъ за это.
Терезита. Я приглашаю голоднаго молодого человѣка и заставляю его смотрѣть на это.
Короткая пауза.
Карено. Я не знаю, къ чему вы это говорите?
Музыка становится громче.
Терезита. Говорю, потому что кто-то шепчетъ мнѣ это на ухо. Почему мнѣ молчать? Слышите, вотъ музыка стала нѣжнѣе.
Карено. Мнѣ кажется, она усиливается.
Терезита. Теперь она становится печальнѣе. Бросается на то мѣсто, гдѣ прежде сидѣла; музыка замолкаетъ; рабочіе перестаютъ ударять.
Первый рабочій вынимаетъ буравъ и разсматриваетъ его, обращается внизъ, къ Карено. Это самая мягкая порода, которую мнѣ когда-либо приходилось буравить.
Карено поднимается и хочетъ ему отвѣтить.
Терезита. Развѣ мои послѣднія слова были тоже невѣрны?
Карено. Развѣ они невѣрны? Вовсе нѣтъ, фрэкенъ Терезита.
Первый рабочій. Она мягка, какъ глина.
Карено. Вы, кажется, говорили, что это сланецъ? Взбирается на гору. Можетъ быть, здѣсь глина?
Первый рабочій. Я ужъ и не разберу, что это такое. Наполняетъ скважину водой.
Карено. Да, да. Пусть это будетъ что угодно. Бурите. Снова сходитъ.
Г-нъ Отерманъ справа. Рабочіе пришли?
Карено. Они бурятъ. Гора изумительно мягка.
Первый рабочій. Почти какъ глина.
Г-нъ Отерманъ, улыбаясь. Какъ глина? Идетъ въ гору, продолжая разговаривать съ рабочими.
Карено. Развѣ ваши слова были невѣрны? Можетъ быть, я сдѣлалъ вамъ что-нибудь непріятное.