А жизнь продолжается

А как же с овцами, которых он должен был купить на четыре тысячи?

Август направляется в Южное селение. У него появилось новое важное дело: он пошлет Маттиса на горное пастбище за Йорном Матильдесеном, а сам останется дожидаться, лучшего предлога не сыщешь.

У Тобиаса вся семья на уборке сена, надо успеть его вывезти, пока не сгноил дождь. Родители и сейчас на стороне Августа, он прекрасно видит, что они хотят ему посодействовать, но Корнелия не отходит от матери, и ему никак не удается поговорить с ней один на один. Странно она ведет себя, должна же она понимать, что он ждет от нее ответа.

В соседней усадьбе тоже вывозят сено, и Август решает туда наведаться. С тех пор как он купил у них овец за баснословную цену, хозяева почитают его как незнамо кого, они здороваются с ним, кивают и улыбаются на каждое его слово.

— Прямо душа радуется, — говорят они, — когда видишь в горах такое громадное стадо.

— Это только начало, — отвечает Август.

Он отводит Хендрика в сторону и спрашивает этак между прочим, как у него дела. Спасибо, но только дела у Хендрика неважнецкие, Корнелия окончательно с ним порвала. Он слыхал, что в следующее воскресенье у нее назначено оглашение.

— Ну-у, насчет этого я не знаю, — заметил Август.

— Она и забыла, что дала мне обещание, — пожаловался Хендрик. — У нас все было уже договорено, она даже подбила меня летом креститься наново. А теперь я ей не ко двору, потому что у меня нету велосипеда, а у него есть и он носится на нем вихрем. А еще он подарил ей цепочку с сердечком и меховой воротник, она сама мне показывала. И так они между собой поладили, что мне прямо и жить не хочется.

Август и сам страдает от безнадежной любви, но положение Хендрика поистине его трогает. И поэтому он собирается кое-что предпринять, а именно попридержать Беньямина, этого принца на велосипеде, этого нахалюгу, которого он вытащил из грязи и обеспечил на целое лето хорошим заработком. Август раскидывает умом, а ум у него быстрый, неужели он не найдет выхода! Он спрашивает:

— Скоро вы уже управитесь с сеном?

— Да, — отвечает Хендрик, — сами видите, осталось всего ничего.

— Тогда поступай ко мне на службу, — сказал ему Август.

Так и сказал, и поверг Хендрика в немалое удивление.

Маттис привел Йорна Матильдесена. Август краток и деловит, теперь он исключительно хозяин и работодатель:

— На-ко, Маттис, тебе за хлопоты. Ну что, Йорн, прибавилось у тебя овец?

Йорн:

— Вчера и сегодня — ни одной. А вот во вторник и среду — великое множество.

Август надевает пенсне и приготавливается записывать:

— Во вторник сколько?

— Четыре по двадцать да еще четыре.

Август записывает.

— А в среду?

— В среду было ужас что такое, — говорит Йорн, — привалили аж со всего прихода. Шесть по двадцать и пятнадцать в придачу.

Август записывает и складывает в уме:

— Одиннадцать по двадцать без одной, и всего за два дня!

Он считает дальше и обнаруживает, что это на двадцать пять, нет, на тридцать овец меньше, чем следует за четыре тысячи крон. И говорит:

— Он надул меня на семьсот крон.

— Кто? — испуганно вскрикивает Йорн.

— Цыган. Он удрал.

— Да как же это!

Август отмахивается:

— Итого сколько сейчас у тебя овец? А то я не захватил с собой ведомости.

Йорн помнит все наизусть, с самого первого дня, вот у кого память.

— Сорок два по двадцать без трех.

Август качает головой: дело повернулось не так, вопреки его ожиданиям у него не набирается даже первая тысяча. Денег сколько угодно, а овец до тысячи недостает…

— Добрые овцы, — продолжает Йорн, — белые, черные, всякие. К нам они приходят тощие и голодные, а через неделю их не узнать, сытые, круглые. Вы бы видели, как они ходят следом за Вальборг, чисто собаки.

— Пока что у меня все, Йорн! — кивает Август.

Он бредет назад, к Хендрику, сгорбясь и погрузившись в раздумье. Семьсот крон ухнули — что ж, хорошо хоть, это стряслось с человеком, который способен такое выдержать! Больше всего Августа возмущало, что цыган удрал прежде, чем овец стала тысяча. Теперь пойдут разговоры, что у него их всего несколько сотен.

Не теряя времени, он подрядил Хендрика, подрядил и определил на место цыгана, обо всем с ним договорился и четко проинструктировал. И откуда у старика взялось столько энергии!

— Бросай грабли, — распорядился он, — и немедленно иди в Сегельфосскую лавку, выберешь там самый шикарный велосипед, поупражняешься на нем вечером, а утром приступишь к работе. Вот тебе для начала тысяча крон.

Он не стал заходить на обратном пути к Тобиасу, нет, он именно что не хотел у них сегодня больше показываться. Пусть сперва Хендрик примчит на своем шикарном велосипеде, да и вообще, пусть в округе узнают, на какой Хендрик выдвинут высокий пост.

Тобиас отставляет работу и бежит за ним следом, он окликает его, но Август и не думает останавливаться. Догнав его, Тобиас спрашивает про зонт, Август оставил у них давеча зонт, новехонький…

Август идет себе дальше. Спустя какое-то время он роняет:

— Да Бог с ним, с зонтом!

Чтоб им всем пусто было!

Всю дорогу домой он громко бранился: надо же, чтобы цыган его так подвел, оставил со стадом всего в несколько сотен! По-хорошему надо было бы его пристрелить, то-то бы наша дама обрадовалась. Телеграф открыт, Август мог бы спокойно задержать беглеца, но тогда надо будет заявлять в полицию и властям, а ему неохота со всем этим связываться. Старая хозяйка, та могла бы, но она наверняка поостережется. Может быть, консул? От имени своей матери? Нет, тот и подавно не станет.

Стало быть, цыган Александер мог беспрепятственно плыть себе дальше на север.

Август сталкивается с доктором, который идет к больному.

— Август, я заходил сегодня к твоим рабочим, но, похоже, ножевой раны в груди ни у кого из них нет.

— Вот как? — говорит Август. — Наверное, не хотят признаваться.

— Так ведь я их осмотрел. Их ведь всего четверо, правильно?

Август пустился в длинные объяснения, этим летом под началом у него было двадцать человек, разве мыслимо четверым управиться на строительстве такой большой и капитальной дороги…

— Ну а сколько же человек у тебя сейчас? — перебивает доктор.

— Пятеро, — отвечает Август. — Они работали у адвоката, только…

— Ладно, ладно! А где же пятый? Мне все-таки желательно его осмотреть.

Август идет ва-банк:

— Да нет, он уже ходячий, ничего страшного.

— Ну, тогда хорошо. Потому что ножевая рана в грудь — дело серьезное.

Август встревоженно:

— У него что, могло быть внутреннее кровотечение?

— И это тоже.

— Но тогда бы он не прожил и нескольких дней?

Доктор:

— Август, по-моему, ты что-то скрываешь. Ведь это же не ты набросился на него с ножом?

— Я?!

— Конечно, нет. Ну а тогда кто же?

Август снова пустился в длинные рассуждения, дескать, каким же это надо быть зверем, чтобы пырнуть человека в грудь. Жалко, его при этом не было, а то бы он пристрелил подлеца на месте.

— Ну, это ты чересчур.

— Да-да, — пригрозил Август, — вот этой самой рукой!

Желая переменить тему, доктор сказал:

— Ты теперь никогда к нам и не зайдешь. Мы звали тебя, когда здесь была Поулине из Поллена, только ты не пришел. Уж не потому ли ты задрал нос, что сильно разбогател?

— Нет… да что вы, доктор, вы уж меня не дразните! Просто я занят по горло — торговые сделки и прочее, но сейчас самое тяжкое уже позади.

— Тогда милости просим!

Август обрадовался, когда доктор наконец оставил его в покое, потому что душа у него была не на месте: а если у старой хозяйки и в самом деле внутреннее кровотечение?

Придя к ней, он нашел, что она и выглядит посвежее, и настроение у нее приподнялось, она поспала и встретила его уже сидя в постели. У Августа сразу же отлегло, он задал ей несколько незначительных вопросов по поводу раны, на что она ответила: нет, рана у нее уже больше не щипет и внутреннего кровотечения, видимо, нет. Его приход несколько ее удивил, но теперь, когда страхи его улеглись, ему не составило труда выдумать себе поручение. Как она считает, стоит ли им ставить лососевую сеть? Лето уже подходит к концу, рыба почти ушла, за четыре дня один только лосось и попался.