А жизнь продолжается

Короче, он много за что брался, однако мать его, глядя на все это, лишь покачивала головой. Когда же он затеял строить дом в горах, она и вовсе всплеснула руками. Чего только этот Гордон не придумает — переезжать за город из Сегельфосской усадьбы! И как это фру Юлия не вмешалась! Нет, фру Юлия не стала вмешиваться, хозяйка дома, любовница, мать, красивая и горячая, в первую очередь она была женщиной, вот и опять она ходила с округлившимся животом. Нет, она не собиралась чинить помехи своему мужу.

Старая хозяйка могла бы сказать свое веское слово; имея за плечами разнообразный опыт, она всегда давала Гордону Тидеманну дельные советы. Обыкновенно жене Теодора Лавочника удавалось удерживать сына от слишком уж дорогостоящих причуд. Но именно сейчас перечить ему было очень некстати. Наоборот, она имела все основания потворствовать ему и быть с ним в ладу. Разве он не уступил ей и не нанял в работники Отто Александера, который исправно снабжал их лососиной и готов был коптить лосося даже по ночам.

Старая хозяйка неимоверно помолодела, она порхала, точно юная девушка, и носила на шее золотой медальон. Все ей стало нипочем. Пересуды о ней и некоем цыгане давно уж было заглохли, а теперь пошли снова. Ходит себе да распевает, на что это похоже! Торчит у него в коптильне, уединяется с ним на шхуне «Сориа», они и выпивку с собой берут, ведут себя похлеще молодежи. Постыдилась бы!

Нет, старая хозяйка нисколечко не стыдилась. Если она что и делала, то не угрызаясь совестью, такая она была бесшабашная. Однако же возражать сыну всерьез она не решилась.

— Все эти люди, что понашли с кирками и лопатами, — спросила она, — они работают на тебя?

— Да. Это дорожные рабочие с юга. Они будут прокладывать проезжую дорогу к охотничьему домику.

— Проезжую дорогу? Но послушай, Гордон, разве тропинки уже недостаточно?

— Нет, — коротко ответил сын.

И мать тут же пошла на попятную:

— А впрочем, ты прав, на что тебе охотничий домик, если туда нет дороги!..

Случилось так, что Гордон Тидеманн упомянул об этом проекте в разговоре с Подручным, он сказал, что ему не хватает опытных людей, прежде всего чтобы провешить линию.

Подручный считал, что это не так уж и трудно.

— Правда? — сказал хозяин. — Ты бы за это взялся?

— Я на этом собаку съел, — ответил Подручный.

О, этот непостижимый человек, который никогда не терялся! Способов есть несколько, проложить пешеходную тропу дело нехитрое.

— Кто говорит о пешеходной тропе! — презрительно бросил хозяин.

— Значит, это будет проезжая дорога?

— Ну да, чтоб можно было подвозить продовольствие и все прочее. Если лето выдастся жаркое, моя семья, надо полагать, захочет перебраться в горы.

— Это я не сообразил, — произнес Подручный. — А теперь скажите, какой должна быть дорога: с поворотами и отлогая или попрямее и круче?

— На твое усмотрение. Мне лично все равно, крутая она или нет, но, возможно, моя жена захочет по ней прогуливаться.

— Скорей всего нам придется местами взрывать породу, некоторые участки совершенно непроходимы. Если вам угодно, я хоть сей же час туда и наведаюсь.

Хозяин кивнул:

— И погляди заодно, когда поднимешься к дому, не нужно ли нам поставить вдоль обрыва железную ограду, чтобы было спокойнее за детей…

О, Подручный был поистине неоценим. Особенно располагала Гордона Тидеманна его манера держаться. «Хоть сей же час», — вызвался он. Словно готов был мчаться по первому требованию, а ведь кого, как не его, хозяин должен был благодарить за богатый улов! Возгордился ли он с того самого дня, начал ли заноситься, подпрыгнул ли до потолка, когда пришла телеграмма? Ничего подобного. Когда хозяин прочел ее вслух, Подручный заметно разволновался: перекрестился, облизал губы, сглотнул, голубые глаза его увлажнились. Но это моментально прошло, он кивнул хозяину и произнес:

— Выходит, они составили оба невода и перегородили фьорд. А больше там ничего не сказано?

— Только что сельдь будет семь-восемь и девять-десять, не знаю, что бы это значило.

— Это важно, — сказал Подручный. — Это означает, что рыба крупная, на весы ляжет не одна сотня. Это товар второго и первого сорта!

И он тотчас же преобразился в практичного человека, который знает, что надо делать: искать и искать перекупщиков, рассылать во все города телеграммы, запасать соль и бочки, немедленно снарядить на север шхуну «Сориа».

— Если вам угодно! — прибавил он.

Хозяин пристально на него взглянул. Ни звука о том, что он заслуживает вознаграждения, ни одного своекорыстного пожелания. Старик был захвачен чудом, игрой и риском как таковыми и посетовал:

— Жаль, я этого не увидел!

И больше — ни слова.

Гордон Тидеманн был отнюдь не сквалыгой и понимал, скольким он обязан своему Подручному. Он решил вознаградить его и устроить в его честь празднество, но тот воспротивился. До сего времени пристанищем старику служила каморка во флигеле для прислуги, теперь же хозяин предложил ему комнату в главном здании, где были позолоченное, в человеческий рост зеркало, ковер на полу, кровать красного дерева, украшенная золочеными ангелами, и каминные часы. Однако Подручный покачал головой и с набожным смирением отвечал «нет».

Необычный человек во всех отношениях. Подумать только, он по-прежнему усердно и бескорыстно трудился в усадьбе, не щадя своих сил, не чураясь никакой работы, и ни словом не заикался о прибавке к жалованью. Хозяин сказал, что с удовольствием даст ему приличную надбавку.

— Мне она ни к чему, — заявил Подручный.

Но разве ему не пригодились бы средства? Он мог бы начать свое дело или что-то приобрести.

— А как же! Но с вашего позволения, больше мы об этом не будем!

Тогда хозяин вручил ему на обзаведение изрядную сумму, с того времени прошло уже несколько недель, а старик все так же исполнял должность подручного и ничего не менял в своем повседневном обиходе. Единственно, кто-то видел его на почте, он посылал за границу денежные переводы.

В горах бурят и взрывают скальную породу, с песнями, настроение почти праздничное. На участке работает несколько бригад сразу, одни производят взрывы, другие кладут стенку, третьи выгребают щебень, четвертые увозят его на тачках. И за всем следит Подручный, башковитый десятник и человек с понятием. Однажды он сказал:

— Взорвите-ка этот камень. Хватит ему лежать поперек дороги.

Рабочие заартачились. Камень весил с полтонны, но они были ребята крепкие и решили увезти его как есть, целиком. Чего, мол, расходовать взрывчатку по пустякам! Подручный глянул на них, видно было, что они выпивши и водка им ударила в голову. Когда они взваливали камень на тачку, колесо треснуло и тачка вышла из строя.

— Взорвите камень! — повторил Подручный.

Нет, они и теперь его не послушались, они разозлились на камень и не желали его взрывать. Какого черта, сказали они, этот камень нарочно прикидывается тяжелым, неужто мы его не осилим!

Впятером они сумели-таки погрузить камень на тачку и отвезли к насыпи. И, пошатываясь, вернулись назад, с торжествующими лицами. Один, правда, повредил себе руку. Подручный подозвал рабочего из другой бригады и сказал:

— Иди взорви этот камень!

— Как? — вскричали те пятеро. — Мы ж его убрали!

Камень не буравили, а взорвали с помощью сикрита.

Но рабочие были не намерены спускать своему десятнику, они бурчали на него за то, что он с ними так поступил, и прямо спросили, а не мается ли он дурью. Он промолчал. Тогда они обозвали его старым болваном и начали на него надвигаться. Подручный попятился к скале, чтобы никто не мог зайти ему за спину, но два самых отъявленных крикуна не отставали. Они требовали объяснений, чего это он стоит перед ними и дерет нос и отмалчивается, они пригрозили, что перекинут его через стенку, стали уже показывать ему кулаки…

Неожиданно Подручный выхватывает из заднего кармана револьвер и стреляет. Крикуны, ошарашенные выстрелом, на миг замерли, но тут же завопили: