Страница 10 из 25
Те самые Шестокрылы, когда Охотник впервые с ними встретился, замерли целым роем неподалеку от него и стали ждать.
«Мошкарики», – подумал Имя Охотник.
Слабое шевеление.
«Не понравилось, – подумал Охотник и предложил другое: – Мельтешуны».
Опять не понравилось. Но из роя вылетел один и подлетел прямо к глазам Охотника. И вдруг растерялся. Он заметался перед глазами Охотника, явно стараясь определить, какой же из его трех глаз самый главный, Смысловой. Но так и не понял и замер перед носом Охотника.
И Охотник вдруг четко различил все шесть крылышек этой малютки. «Иди сюда, чудо мое шестокрылое». – Охотник сложил перед Шестокрылом вместе все свои ладони.
И едва устоял на ногах от обрушившегося на него Чувства Веселья, которое издал весь рой, рванувший к нему.
Они все разом бросились и облепили всего. Кружились над головой, доверчиво садились на ладони и топили в сверкающем облаке Чувства Веселья.
Белые Животные. Его Белые Животные. Он их всех называл так, хотя знал, что Шестокрылы и Большекрылы – не животные.
Что-то другое, имеющее иное название, но тот же смысл.
Хотя нет – разница в смыслах была.
Но не было смысла в этой разнице.
А вот Черные называли себя сами. По крайней мере, Белый Охотник никогда не мучился, пытаясь дать им Имя. Имя само приходило в тот самый миг, когда он направлял на них Ружье.
Они, эти Черные, были отвратительны. От одного их вида Охотнику становилось невыносимо плохо. Не говоря уже о Чувствах, которые Черные издавали. Чувства были еще более отвратительные и мерзкие, чем сами Монстры.
Когда Охотник впервые встретился с Черным Слизняком, то даже сначала растерялся, потому как Слизняки пришли целой оравой. Они ползали по Белой траве, кустам, старались вскарабкаться на деревья. Везде они оставляли слизь. И даже не они сами, а именно эта слизь издавала Чувство Тщеславия. И из-за этого Охотник и растерялся.
Обычно Черное Чувство и его источник были соединены. И уничтожая источник – уничтожалось и Чувство. А тут было разделение.
Он расстреливал их фугасными. Яркие белые вспышки рассеивали, испаряли Слизняков, превращали их в пыль, в туман. Но слизь осталась, и с ней бороться оказалось несравненно сложнее. Ее нельзя было вытереть, потому как она размазывалась еще шире. Она долго издавала Чувство Тщеславия, и все, чего это Чувство достигало, начинало сереть, чернеть, отмирать. Это Чувство было стойким, въедливым.
Потому Охотник ставил капканы, чтобы такие Черные, не издающие сами Чувств, попадались за Пределами Его Пятна.
Капканы были несложными фугасами, которые, взрываясь, заставляли Черных кричать свои Чувства.
Белый Охотник встал с пенька и пошел к Своей Хижине – отнести Краску. И вдруг понял, что больше охотиться ему в Своем Пятне не придется. «Буду охотиться на Сером?» – спросил он себя и вспомнил Встречу.
В тот раз он почувствовал, что Время Охоты снова наступит очень не скоро. И Белый Охотник решил сходить «в гости» – к Черному Пятну.
Он сложил втрое листы Холстороста и обмотал ноги до колен. Взял Ружье и восемь обойм, хотя и понимал, что в этом нет особого смысла. Просто так спокойнее. И оно, спокойствие, происходило именно из самого действия – из того, как он брал, упаковывал, подпоясывался.
И пошел.
Все время, пока Охотник шел по Серому, он боролся с ощущением, что не сможет найти дорогу назад. Что ему предстоит вечно скитаться по Серому в поисках Своего Пятна. Именно Своего.
Хотя его белеющие в пыли Серого следы были отчетливо видны.
Как и протоптанная Дорога Черных, по которой Монстры шли к Его Пятну.
Когда он подошел к Черному Пятну, пришлось заткнуть уши кусочками Холстороста, чтобы не лишиться осознания от какофонии Чувств Черных Монстров. Он с трудом различал оттенки Черного на Пятне. Сначала все Пятно представилось ему одной монолитной Черной Стеной. Потом он смог различить деревья и кусты. Позже разглядел траву.
Все вроде бы было точно таким же, как и в Его Пятне.
Только Черным.
Только уродливым.
Деревья шевелили корявыми ветками, трава, больше похожая на мох, топорщилась закругленными стеблями, Жидкость Реки отражала блики Черного бездонной глубиной Черного Цвета.
И то тут, то там среди этой Черноты мелькали красные огоньки.
Когда глаза Белого Охотника привыкли и стали различать оттенки Черного, он разглядел, что это красноватые капли росы на траве, что это краснота глаз изредка пролетающих мимо мелких Черных, что это непонятные блики красного на поверхности Реки.
А потом пришел он.
Сначала из Черных зарослей выплыло четыре красных треугольника, и Белый Охотник привычно вскинул Ружье, но на спуск не нажал. Тот, похоже, произвел подобное действие, постоял и осторожно приблизился.
Черный Охотник. «Зачем он здесь? – подумал Белый Охотник. – Ведь Мои Животные не ходят в Черное Пятно. И почему же?»
И вдруг он понял ответ.
Есть Равновесие, понял Охотник. Черных больше, но есть Равновесие, которое Черные стараются нарушить в свою пользу.
И еще Охотник понял, что Черные обречены.
Именно потому, что пытаются нарушить Равновесие.
Именно потому, что нескончаемыми ордами ползут, летят, скачут в Его Пятно, неся в себе Черные Чувства.
Именно потому, что существует он – Белый Охотник.
Это же самое, видимо, понял и Черный Охотник. Резкое движение – и прямо в грудь Белому Охотнику ударила очередь. Она вырвалась, казалось, из самой глубины Черного Охотника, из середины квадрата, обозначенного отсветом четырех треугольных глаз.
Белый Охотник не защищался. Да он и не успел бы. Потому что знал – это бессмысленно.
Заряды Черного застряли между Охотниками и мягко осыпались на поверхность. Они не могли причинить друг другу вреда. Никакого. Они были разделены материальностью этого Мира. Его Духовностью. Его Душевностью.
Белый Охотник со спокойным интересом пронаблюдал, как осыпаются заряды Черного, а потом посмотрел на него. Тот был неприятно изменчив, словно перетекал из самого себя в себя же самого и обратно. Треугольники глаз бешено вращались.
«Да ты дурак, батенька», – посочувствовал ему Белый Охотник, повернулся спиной к Черному Пятну и неторопливо пошел. Целая гамма Чувств, издаваемых Черным Охотником, пыталась прорваться через затычки в ушах.
Но он уже не страшился этих Чувств.
Он подошел к Своему Пятну, вдруг перестав опасаться, что Оно от него убежит, канет в Сером. Они были связаны невидимой нитью, которую порвать никто не в состоянии. Кроме… «Хорошо, что с Рогоносцем не встретился», – холодная испарина выступила на лбу Белого Охотника.
И увидел Белого Однорога. Тот стоял у Границы Серого и задумчивым Золотом Глаз смотрел на Охотника.
И Охотник понял, что встретить Рогоносца он не мог. Просто не мог.
И еще он понял, что Чувство Любви, которое издавал Белый Однорог, намного глубже и многогранней, чем ему это казалось до сих пор.
И еще он понял, что Однорог его, крохотного и глупого Белого Охотника, чуть было не совершившего непоправимое, воюющего с Черными Монстрами в Цикл Охоты и вырезающего Белых Животных в Цикл Сна, что он его любит.
Белый Охотник остановился, поправил съехавший набок мешочек с Краской. Он помнил все до мельчайших подробностей, что происходило с ним во время «похода» к Черному Пятну. Но он не видел и половины того, что ему было тогда открыто.
И он с удивлением, словно впервые, огляделся.
Перед взором Белого Охотника вдруг снова проплыли виды Черного Пятна. И он ясно осознал, что Черные деревья на самом деле не Черные, а Медные, просто кто-то посыпал их черной пылью. И что Медные деревья на самом деле – Золотые, только кому-то по непонятным причинам хочется видеть их именно в Цветах Медного.
И он увидел, что Его Белое Пятно на самом деле не Белое, а Золотое. На желтых лепестках сверкали золотистые капельки росы, коричнево-желтые деревья роняли желто-коричневые листья, которые неторопливо плыли по воздуху, переливаясь и искрясь Золотом прожилок. Белые Животные, Его, Белого Охотника, Животные, летали, прыгали, ползали и бегали по Пятну, сверкая и переливаясь Золотом перьев, ворсинок, усиков, коготков.