Страница 14 из 114
— Но если… ну, понимаете… — она бросила быстрый взгляд искоса на Ланкена, замялась, — мы ведь не знаем, а вдруг я вернусь домой так же внезапно, как…
— Значит, у вас останется милый пустячок на память о приключении, — улыбнулся граф. — И, барышня, если я говорю, что при ком-то вы можете говорить свободно, это значит, так же свободно, как со мной.
— Ничего себе пустячок…
— Все! — граф вскинул руку ладонью вперед, останавливая спор. — Хватит об этом. Есть более важные темы для обсуждения.
Девушка выпрямилась, сцепила пальцы в замок. Поразительно, отметил граф, в один миг растерянность на лице сменилась сосредоточенным вниманием.
— Я слушаю.
— Как можно, — граф улыбнулся. — Не выставляйте меня нерадушным хозяином, поешьте сначала. Ланкен, передай барышне горский сыр, вчера он ей понравился.
Следующие полчаса были заполнены ничего не значащими репликами, обычными для обеда в полуофициальной обстановке. «Попробуйте — спасибо — вам должно прийтись по вкусу это вино — вы угадали, я люблю сладкие — еще кусочек паштета — да, благодарю». К слову о вине, пила барышня весьма умеренно, даже, можно сказать, осторожно. Похвальная черта, но… Проклятые «но», если подозревать девицу в сговоре с магами, то любую мелочь можно истолковать против нее. Ту же самую мелочь, которая делает ей честь, если девушка искренна!
Фор Циррент покосился на секретаря. Ланкен невозмутимо ел, как будто ему не было ровно никакого дела до гостьи. Намазывал хлеб паштетом, запивал вином, неторопливо промокал салфеткой губы. Эдакий гурман в возрасте, которому только и осталось радостей в жизни, что посидеть за богато накрытым столом. Интересно, клюнет ли девица на маску?
Обед Женю нервировал.
Роскошно сервированный стол — не знаешь, за какую вилку взяться, только и остается беспроигрышная стратегия «смотри на соседа и делай, как он». Незнакомые, непривычные блюда, даже безобидный с виду сыр, похожий на сулугуни, на вкус — не сыр, а натуральный фейерверк! Платье это, чертово декольте, корсаж в обтяжку, рукава-фонарики, юбки, как корма у линкора, не шевельнуться в нем лишний раз!
Да еще этот секретарь!
На первый взгляд, дедуле только и осталось в жизни радости, что закинуться всякими вкусностями. Вот только вряд ли начальник Тайной Канцелярии скажет о безобидном пенсионере: «Говорите с ним так же свободно, как со мной». Да и во взгляде, которым одарил ее этот самый Ланкен, когда Женя передавала ему записку графа, читалось что угодно, только не старческий маразм. Ежу понятно, присматривается.
Конечно, Женя понимала, что ее не оставят без самого пристального внимания. Не дура же, в самом деле. Но почему-то от притворного равнодушия старичка-секретаря она нервничала больше, чем от прямых вопросов графа Циррента.
Когда это мучение закончилось, Женя вздохнула с откровенным облегчением. Жаль только, что запивать еду здесь предполагалось или вином, или водой. Попросить, что ли, снова кипятку? Нет, кофе лучше экономить, днем без него обойтись легко, а вот утром…
Женя выпила полбокала воды, чинно сложила руки на коленях и задумалась, не спросить ли у графа про чай. В смысле, есть он здесь или нет. Что с кофе дела обстоят прискорбно, она уже поняла. Сообразить бы, дома чай появился раньше кофе или позже? И уместны ли аналогии? Она ведь совсем ничего не знает об этом мире.
Засуетились слуги, убирая со стола, а граф подошел к Жене и церемонно протянул руку:
— Разрешите сопроводить вас в кабинет.
«Для допроса», — ядовито додумала Женя. Вставая, она запуталась в юбках и едва не уронила стул, и настроение испортилось окончательно. К тому же хватка у графа Циррента оказалась железная, а старичок-секретарь хоть и выдерживал дистанцию, все равно казалось, что дышит в затылок. Будто Женя могла куда-то от них деться!
Кабинет графа Жене понравился. Причем понравился намного больше, чем тот, который в Тайной Канцелярии. Этот был не так помпезен и куда более захламлен, но казался странно живым, таинственным и интересным. Как будто там — для представительства, а здесь — настоящий, не для посторонних. Женя как вошла, так и замерла, оглядываясь. Два стола, у окна и посреди кабинета. На том, что у окна, письменный прибор, предок нынешних органайзеров: никаких вроде бы характерных для старины красивостей, чернильница, подставка для ручек — очень простой формы, темное дерево и бронза. Простые жесткие стулья. Сейф — огромный, почти в Женин рост. Высокий, под потолок, стеллаж, забитый книгами, пачками газет, перевязанными стопками бумаг, разного размера ящичками и коробочками.
— Папки у вас, я вижу, еще не изобрели, — улыбнулась Женя. От бумажного хаоса веяло родным и привычным.
— Папки? — переспросил граф.
— У нас? — одновременно с ним удивился секретарь.
Газеты, осенило Женю. Обычные напечатанные газеты! А она думала, здесь средневековье. Нет, явно что-то не сходится!
— Так, — граф отодвинул один из стоявших вокруг центрального стола стульев, кивнул Жене: — Садитесь. Вопросы изобретений оставим на потом, а для начала расскажите еще раз, что с вами произошло. Насколько сможете подробно, до самых незначительных деталей.
Женя кивнула, сцепила пальцы в замок. Пережевывать дурацкое попадалово еще раз не очень-то хотелось, но она и сама понимала: вчера, в горячке первого шока, легко могла упустить что-нибудь важное. Взглянула на старичка-секретаря, пожала плечами:
— Я понимаю, это должно казаться бредом…
Поежилась: почему-то стало холодно, как будто сквозняком по спине протянуло. Дайте обратно любимый свитер…
Рассказывать оказалось легче, чем думала Женя. Зацепилась за первую фразу, прикрыла глаза — острый взгляд Ланкена мешал сосредоточиться, — и, слово за слово, выложила все, что смогла вспомнить. Не так уж мало, кстати. Удивительно, сколько всякой ерунды застряло в памяти. Вроде того мальчишки на дереве, или здоровенного мужика, расталкивающего толпу вокруг бочки с выпивкой, или другого, уронившего кружку на ногу своему дружку. Низкие мужские голоса, поющие что-то непонятное. Ошалевший взгляд парня, в которого она случайно врезалась. Крохотные радуги на концах ветвей, по окоему желто-зеленых не опавших листьев, на кончиках собственных пальцев.
— Радуги? — переспросил граф. — Вы что-нибудь ощущали? Холод, жар, покалывание, жжение?
— Нет, — Женя растерянно мотнула головой. — Не помню ничего особенного.
— А не особенное?
— Ну… — растерялась Женя. — Помню, я подумала, что красиво. Я сначала на деревьях это заметила. Правда, очень красиво. Листья, а по краю всполохи. Я загляделась, но глазам ярко было, от солнца. Рукой прикрылась. Гляжу, вокруг ладони тоже… я еще подумала, что это от солнца, ну, знаете, когда на яркое насмотришься до пятен в глазах. Пошла в тень. Хотела постоять с закрытыми глазами, пока не пройдет, но, понимаете, когда вокруг полно пьяных мужиков… страшно, в общем. Так что я искала местечко, где людей поменьше, и тут меня ваш человек подцепил. Вот. А дальше вы и сами знаете. И я даже не заметила, когда эта радуга пропала. Просто… отвлеклась, и все, — Женя чуть не плакала, ну правда, как можно было сразу не сообразить: происходит что-то необычное, обрати внимание! Вот растяпа!
Граф задумчиво хмурился, постукивая кончиками пальцев по краю стола. Хотела бы Женя знать, что у него сейчас в голове… Почему-то казалось — ничего утешительного.
Граф фор Циррент слушал, постукивая кончиками пальцев по столу — привычка, от которой долго отучался, возвращалась в минуты крайней задумчивости. Хотел бы он знать, что у барышни сейчас в голове! Как проверить, если все зацепки — в другом мире?
Однако выходит так, хмыкнул про себя граф, что в другой мир я уже поверил. Слишком оно бредово; втираясь в доверие к начальнику Тайной Канцелярии, разумней выбрать менее эпатажную и более доказательную легенду. Или цель — не сам фор Циррент? Его высочество Ларк, например, вполне способен клюнуть на эту чушь, если ее подкрепить несчастным видом трагически пострадавшей девицы. При всех своих достоинствах как политика и военного, принц, увы, неисправимо романтичен.