Страница 83 из 88
Посмотрел Уастырджи на улицу. Увидел, что к коновязи привязан оседланный конь - худой, с облезлой гривой и облезлым хвостом. Тут подумал Уастырджи: «Какого коня может дать мне тот, кто даже для самого себя жалеет лучших коней своих табунов?»
И спросил он Маргудза:
- На этом коне ты поедешь?
Маргудз ответил:
- Да, я поеду на этом коне.
- Но как же так? - спросил Уастырджи. - Ведь не мать же твоя родила тех коней, что я видел в твоих табунах? Иначе чего ты их так жалеешь? Почему не поедешь на лучшем из них?
И ответил ему Маргудз:
- Неразумен ты, гость. Разве не знаешь ты, что по внешности не судят о силе.
- Что ты за человек? - сказал Уастырджи. - Ну, подумай сам, что скажут люди, когда увидят тебя на этаком коне рядом со мной?
- Ну, разве можно тебя назвать разумным гостем? Ведь я же сказал тебе: не по внешности судят о силе.
- Но разве нет в твоем табуне коня пригляднее по внешности, но чтобы по силе он был бы одной крови с этим? - спросил Уастырджи.
Не понравились Маргудзу слова гостя и сказал он:
- Стоит жаркая пора, жалеть надо хороших коней.
И тут Уастырджи ничего не ответил Маргудзу. Отправились они и три дня ехали без остановки. На четвертый день, рано утром, сказал Маргудз:
- Если мы до вечера не доедем до цели, напрасен будет весь наш поход.
И они снова двинулись в путь. Тут начал уставать конь Уастырджи. Хлещет его Уастырджи плетью, пробежит он немного рысью и опять начинает сбавлять шаг. А худой конь Маргудза, с облезлой гривой и облезлым хвостом, так мчится вперед, что взглядом за ним трудно угнаться. Обернулся тут Маргудз к Уастырджи:
- Подгони-ка хорошенько своего коня. К вечеру должны мы быть на месте. Не мать же твоя родила его, - чего ж ты его жалеешь?
Дернет Уастырджи поводья, прибавит конь шагу и тут же опять сбавляет шаг, и снова отстает Уастырджи.
- Что за молодежь пошла? Пережить бы вам всех своих родных! - сказал Маргудз. - И чего это нынешние молодые люди так жалеют своих коней? Конечно, у коней этих золотые подковы, но копыта, верно, мягки, как лягушечьи лапки.
Только головой покачал Уастырджи на эти слова и подумал про себя:
- А какой же породы его конь, какого же рода он сам? Даже у небожителей не видел я им подобных.
Река перерезала им дорогу. Встревожился Уастырджи, увидав реку: «Если нужно нам перебраться через эту реку, то ведь мой усталый конь не справится с ней и она унесет нас».
Маргудз хлестнул своего коня, и конь его, даже не замочив копыта, перенес его через реку. Уастырджи поскакал за ним, но конь его не смог прыгнуть через реку, оказался в воде, и река понесла его. Вернулся тогда Маргудз, посадил Уастырджи к себе на круп коня своего, а коня Уастырджи он повел за повод, и тот, как бревно, тащился за ним по воде.
- О, чтоб стать вам наследниками ваших родных, нынешние юноши! Подобно кошке фыркаете вы, попав в воду, - так говорил Маргудз.
К вечеру доехали они до границы чужой страны, - туда, куда направлялись. Маргудз тут сказал Уастырджи:
- Ты подожди меня здесь, а я кругом оглянусь. Взобрался он на высокую вершину. А когда вернулся назад, Уастырджи увидел, что он плачет.
- Маргудз, хозяин мой гостеприимный, неужто ты так слезлив?
- Как же мне не быть слезливым? Взберись-ка вон на ту вершину и оглянись кругом. Но только смотри, чтобы тебя не заметили.
Взобрался Уастырджи на высокую вершину, снял шапку и осторожно огляделся: «О, боже, что это за чудо? - подумал он. - До сегодняшнего дня только на небе видел я солнце, а сейчас вижу его на земле!»
Спустился он вниз и сказал старому Маргудзу:
- До сей поры только на небе видел я солнце, но на земле вижу его в первый раз.
- Это не солнце, гость мой, - это медный котел, но такой, котел, что напитка, однажды сваренного в нем, хватает на семь лет, и потом каждый день сколько ни пей, а котел делается все полнее и полнее. Чудесное свойство имеет этот напиток - если смочишь им лоб новорожденному, то ребенок целый год не нуждается в груди. Сокровищем наших предков был этот большой котел, но силой отняли его у нас Донбеттыры.
- Сделаем все, что можем, - сказал Уастырджи.
И когда совсем рассвело, превратился Уастырджи в черную лисицу такую, что каждый волос ее, подобно бубенцу, смеялся и, как колокольчик, звенел. Пробежала лисица по краю селения, кинулись за ней лучшие из молодежи. Еще раз пробежала она и даже детей и стариков увлекла за собой.
А Маргудз превратился в орла, такого орла, что не меньше бурки было каждое крыло его. Толщиной с березу была каждая нога его, и как наковальня нартской кузницы - его голова.
Когда все селение гналось за лисицей, старый Маргудз, описывая в воздухе круги, плавно спустился в селение, схватил когтями котел за два его уха и унес котел прочь.
А в это время лисица, высунув язык и тяжело дыша, скрылась от погони. Встретились Маргудз и Уастырджи, снова превратились в людей, быстро вскочили они на коней и двинулись в путь.
Когда опять подъехали они к берегу реки, совсем выдохся конь Уастырджи. Тут Маргудз посадил Уастырджи позади себя, коня же его повел на поводу, ударяя его плетью по нижней части брюха, и конь Уастырджи поплыл за ними. И когда они переправились на другой берег, Маргудз так сказал:
- О, боже, как сердце мое болит за гостя, так пусть всегда болит за гостя сердце того, кого люди считают достойным имени человека.
Сел Уастырджи на своего коня, - теперь он ничего не боялся.
Добрались они до высокого кургана, сошли с коней и пустили их на траву. Уастырджи стал сторожить коней, а Маргудз взобрался на вершину кургана и стал молиться. И столько слез пролил он на курган во время этой молитвы, что земля на кургане стала влажная.
После этого сели они опять на своих коней и разъехались: Маргудз направился в свою сторону, а Уастырджи к себе.
Расставаясь, поблагодарили они друг друга:
- Ничего нет дороже гостя, - сказал Маргудз и подарил Уастырджи чудесный медный котел.
Вот едет Уастырджи домой, раздумывает о всем, что произошло, и удивляется:
- С каким доблестным человеком встретился я, ведь даже среди небожителей не встречал я такого! Но как мог лишиться носа этот доблестный человек? Право, лучше мне умереть, но должен я узнать об этом деле.
Повернул он коня своего и догнал Маргудза.
- Подожди-ка меня, мой гостеприимный хозяин, - сказал Уастырджи. - Три вопроса хочу задать я тебе. Во всем ты ладен, Маргудз, но как это получилось, что лишился ты носа? Ты уже стар, но почему нет у тебя жены? А третий вопрос такой: о чем ты плакал, когда молился на кургане?
- О, гость мой, лучше было бы, если бы ты не спрашивал меня обо всем этом. Но раз ты спросил, расскажу я тебе о своих делах. В молодости я был таков, что какой бы зверь ни пробегал по черной земле, я по запаху узнавал его - такой был нюх у меня. Три сестры-красавицы жили под небом. Одна стала моей женой, на второй женился Уацилла, а на третьей - Уастырджи. Где я только ни побывал в то время! Часто бывал я в походах. Возвращался я, однажды, из дальнего похода, и вдруг из спальни моей донесся запах незнакомого мужчины. И, почуяв этот запах, вскочил я на того коня, которого ты видишь, - от чертей происходит эта порода, - и мигом примчался домой. Вбежал в дом, вижу рядом с женой моей спит кто-то. Выхватил я свой меч, изрубил их на куски, а сам лег спать в покое для гостей. Утром слышу: плачут нарты на моем дворе. Я вышел к ним и, будто ничего не знаю, спросил их: «О чем плачете, нарты?»
- О чем плачем? - сказали они. - Да ведь вчера ты зарезал своего сына и свою жену.
Похоронили их, и, вернувшись с кладбища, я отрезал себе бритвой нос. Под тем курганом, на котором лил я слезы, находится их могила. Вот так-то, гость мой. И сказал тут Уастырджи:
- Вернемся к тому кургану, где они похоронены и помянем их.
Подошли они к кургану, раскопали могилу. Уастырджи снял свою бурку и расстелил ее рядом с курганом.