Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 173 из 188



Итак, кузен Бенедикт был бы счастливейшим энтомологом на свете, если б не одно грустное обстоятельство: жестяная коробка для коллекций по-прежнему висела у него на боку, но очки уже больше не украшали его переносицу, а лупа не красовалась на его груди. Слыханное ли дело — ученый-энтомолог без очков и без лупы! И, однако, кузену Бенедикту не суждено было вступить снова во владение этими оптическими приборами: их похоронили на дне ручья вместе с чучелом короля Муани-Лунга. Несчастному ученому приходилось теперь подносить к самым глазам пойманное насекомое, чтобы различить особенности его строения. Это служило источником постоянных огорчений для кузена Бенедикта. Он готов был уплатить любую сумму за пару очков, но, к несчастью, этот товар ни за какие деньги нельзя было купить в Казонде.

Кузену Бенедикту предоставили право бродить по всей фактории Хозе-Антонио Альвеца, так как знали, что он и не помышляет о побеге. Впрочем, фактория была обнесена со всех сторон высоким частоколом, перелезть через который ученый все равно бы не мог. Участок, огороженный частоколом, имел в окружности почти целую милю. На этой обширной территории росли деревья, кусты, протекало несколько ручейков, стояли бараки, шалаши, хижины — словом, это было самое подходящее место для поисков всяких редкостных насекомых, которые могли если не обогатить, то сделать счастливым кузена Бенедикта… И кузен Бенедикт целиком отдался поискам. Он так старательно изучал пойманных шестиногих невооруженным глазом, что чуть вконец не испортил свое зрение. Коллекция его значительно пополнилась, и, кроме того, он успел набросать в общих чертах план фундаментального труда об африканских насекомых. Если бы ему удалось еще найти какого-нибудь нового жука и связать с находкой свое имя, кузен Бенедикт был бы счастливейшим человеком па свете.

Маленькому Джеку также разрешали свободно гулять по всей фактории, и если площадь ее кузен Бенедикт считал достаточно большой для своих энтомологических изысканий, то уж ребенку она казалась огромной. Но Джека не прельщали игры, увлекающие детей его возраста. Он почти не отходил от матери. Миссис Уэлдон сама не любила оставлять его одного: она боялась, что с ее сыном случится какое-нибудь несчастье.

Джек часто говорил об отце, о котором сильно соскучился в долгой разлуке, просил вернуться к папе поскорее; спрашивал мать о старой Нан, о своем друге Геркулесе, о Бате, Актеоне, Остине. Он жаловался, что даже Динго покинул его. Но особенно часто он вспоминал своего приятеля Дика Сэнда. Впечатлительную детскую душу умиляли счастливые воспоминания, он жил только ими. На все расспросы сына миссис Уэлдон отвечала тем, что прижимала его к груди и осыпала поцелуями. Ей стоило нечеловеческих усилий не плакать при мальчике. Ни во время переезда от Кванзы до Казонде, ни в фактории Альвеца миссис Уэлдон не имела оснований жаловаться на дурное обращение; по всем признакам работорговцы и не собирались изменить свое отношение к ней. В фактории жили только те невольники, которые обслуживали самого работорговца. Все прочие представляли собой «товар» и жили в бараках на площади, откуда их и забирали покупатели. Здесь же, во владении Альвеца, помещались лишь склады. Они ломились от запасов различных тканей и слоновой кости; ткани Альвец менял на невольников во внутренних областях Африки, а слоновую кость продавал на главные рынки континента для вывоза в Европу.

Итак, в фактории жило немного людей. Миссис Уэлдон отвели отдельную хижину, кузену Бенедикту — также. Ели они за одним столом. Кормили их сытно: мясом, овощами, маниокой, сорго и фруктами.

К услугам миссис Уэлдон была особо приставлена невольница — Халима; эта дикарка привязалась к ней и, как умела, проявляла свою преданность, несомненно искреннюю. С другими слугами Альвеца пленникам совсем не приходилось сталкиваться.

Самого работорговца, занимавшего главное здание фактории, миссис Уэлдон видела лишь изредка. Негоро жил где-то в другом месте, и его она не встретила ни разу с приезда в Казонде. Отсутствие Негоро, совершенно необъяснимое, сначала удивляло, а потом начало даже беспокоить миссис Уэлдон.

«Чего он добивается? — спрашивала она себя. — Чего выжидает? Зачем он привез нас в Казонде?»

Так в тревожном ожидании прошли восемь дней, которые предшествовали прибытию в Казонде каравана Ибн-Хамиса, — два дня до похорон Муани-Лунга и шесть дней после них.

Несмотря на собственные горести и заботы, миссис Уэлдон часто думала о том, что испытывает ее муж. Джемс Уэлдон, несомненно, был в отчаянии. Вероятно, ему и в голову не приходило, что его жена приняла роковое решение совершить плавание на борту «Пилигрима». Он думал, что она приедет с одним из океанских пароходов. Эти пароходы прибывали в порт Сан-Франциско регулярно в положенные сроки, но ни миссис Уэлдон, ни Джека, ни кузена Бенедикта на них не было.

Пора уже было вернуться в Сан-Франциско и «Пилигриму». Не получая никаких сведений от капитана Халла, Джемс Уэлдон, должно быть, занес этот корабль в список пропавших без вести.

Но какой страшный удар постигнет его в тот день, когда придет сообщение оклендских корреспондентов, что миссис Уэлдон выехала из Новой Зеландии на борту «Пилигрима». Как поступит мистер Уэлдон? Он, конечно, не примирится с мыслью, что его жена и сын пропали без вести. Но где он станет их искать? Ясное дело, на тихоокеанских островах и, быть может, на побережье Южной Америки. Где угодно, но только не в этих гибельных краях. Никогда ему не придет в голову мысль, что жена и сын его попали в Африку!

Так рассуждала миссис Уэлдон. Что могла она предпринять? Бежать? Но как? За каждым ее движением следили. И даже при удачном побеге ей пришлось бы предпринять путешествие более чем в двести миль и, пробираясь к побережью, идти наугад по девственному лесу, среди множества смертельных опасностей.

И все же миссис Уэлдон готова была пойти па этот риск, если не представится никакой другой возможности вернуть себе свободу. Но, прежде чем принять решение, она хотела узнать, каковы намерения Негоро.

Настал день, когда она узнала, наконец, планы этого человека.



Шестого июня, через три дня после погребения короля Муани-Лунга, Негоро впервые пришел в факторию. Он направился прямо к хижине, в которой поселили его пленницу.

Миссис Уэлдон была одна. Кузен Бенедикт совершал очередную научную прогулку. Маленький Джек играл внутри ограды фактории под присмотром Халимы.

Негоро толкнул дверь, вошел и сказал без всяких предисловий:

— Миссис Уэлдон, Том и его спутники проданы работорговцу из Уджиджи.

— Храни их бог! — сказала миссис Уэлдон, вытирая слезу.

— Нан умерла в дороге, Дик Сэнд погиб…

— Нан умерла! И Дик! — вскричала миссис Уэлдон.

— Да, — ответил Негоро. — Справедливость требовала, чтобы ваш пятнадцатилетний капитан заплатил своей жизнью за убийство Гарриса. Вы одиноки в Казонде, миссис Уэлдон, совершенно одиноки и находитесь всецело во власти бывшего кока с «Пилигрима». Понимаете?

К несчастью, Негоро говорил правду. Том, его сын Бат, Актеон и Остин накануне покинули Казонде с караваном работорговца из Уджиджи. Ее товарищи по несчастью не имели утешения повидаться с ней, они не знали, что она находится в Казонде, в фактории Альвеца. Впрочем, им все равно не разрешили бы проститься с ней. В этот час они уже брели по направлению к области Больших озер. Перед ними лежал путь, длина которого измерялась сотнями миль; немногим людям удалось пройти по этой дороге; еще меньшему числу людей посчастливилось благополучно вернуться.

— Что вам нужно от меня? — прошептала миссис Уэлдон, пристально глядя на Негоро.

— Миссис Уэлдон, — отрывисто заговорил португалец, — я мог бы отомстить вам за все унижения, какие я вынес на «Пилигриме». Но я готов довольствоваться смертью Дика Сэнда! Сейчас я снова становлюсь купцом, и вот какие у меня виды на вас…

Миссис Уэлдон молча смотрела на него.

— Вы, — продолжал Негоро, — ваш сын и этот дурень, который гоняется за мухами, представляете собой известную коммерческую ценность. И эту ценность я могу выгодно реализовать. Короче говоря, я намерен вас продать!