Страница 4 из 18
- Самое интересное, что она всегда врет, - подумав, сказал Рувим. - Всю жизнь врала. Или выдумывала: несла всякую чушь, и ей казалось, что это правда. А я слушал, дурак.
- Да, прошла жизнь... - беспечально сказал дедушка Моисей Соломонович, и с этим нельзя было не согласиться.
Собака Юка завыла в доме, вой был жуток. Рувим огляделся. Обезьяна, задрав тесаную башку, глядела в небо. Там, в небе, как распылителем по потолку, размашисто писали цифру за цифрой, в ряд: 6,1,0,1,9,7,1.
- Пишут... - поглядывая из-под белых бровок, уважительно сказал дедушка Моисей Соломонович и потянулся за бутылкой неверной рукою.
Обезьяна с кедра наблюдала за небесной работой неодобрительно, сунув нечистый палец в рот.
- Буквы куда лучше цифр, - мертвым голосом сказал Рувим. - Я всегда так думал. А вышло всё по-другому...
Полина, пряча руки за спиной, возникла на пороге, взглянула на небо, на черные цифры, и устало поморщилась.
- Как бы там ни было, - сказала она, - имей в виду: мы чужие. Да, сейчас надо говорить правду. Так вот: ты ничтожество, неудачник и вообще импотент. Я совершила страшную ошибку, когда пошла за тебя замуж. Но можешь не волноваться, ты свое получил. У тебя рогов больше, чем волос на голове. Она высвободила из-за спины руку с зеркальцем. - На, смотри!
Рувим взглянул, хмыкнул удовлетворенно.
- Где только охотники нашлись? - сказал Рувим. - Дичь-то с воньцой!
Полина вздрогнула, как будто к ее спине приложили кубик льда, повернулась на пятках своих китайских шлепанцев и вернулась в дом. Поднявшись наверх, она заперла дверь спальни на ключ, села к окну и заплакала, бормоча и подвывая. "Какой подлец! С воньцой!" Сквозь слезы небо в цифрах казалось зыбким, как море. Сочетание плывущих цифр вдруг дошло до ее сознания, она перестала всхлипывать и поспешно вытерла глаза мягкими подушечками пальцев. 610-19-71. Номер телефона Бори.
Раньше, до иммиграции, Боря Белый был артистом вышневолоцкого ТЮЗа, человеком богемы и замечательно высокого полета. Здесь он устроился сторожем в механическую мастерскую, но душа его от такой резкой перемены жизненной атмосферы ничуть не задубела и не загрубела, он остался тем же игровым легким человеком, и высота его полета не снизилась ничуть. В Полине он обнаружил родственную душу - немного загнанную, но открытую настежь в ожидании приятного чуда.
Они познакомились случайно, где-то. На исходе первого часа знакомства Полина уверилась в том, что Боря - полная и совершенная противоположность Рувима с его инженерскими шуточками, патологической любовью к гороховому супу, с его диким ночным храпом. Особнячок и лужайка - это, несомненно, хорошо, это лучше, чем квартира и балкон, но Рувим своим присутствием, самим своим существованием окрашивал всё в серые тона. А Боря Белый был весь разноцветный, как радуга... Много вопросов задавала себе Полина: на сколько лет Боря младше, есть ли у него другая любовница, был ли он женат когда-нибудь? Один только вопрос не догадывалась задать Полина: на кой черт она, Поля Гутник, в девичестве Просяная, немолодая и сварливая женщина, понадобилась разноцветному Боре? А Боря похохатывал, обнимал за плечи и лез за пазуху, и на море с ней ходил, и деньги брал.
Но случались и другие, до Бори. И во всем виноват был Рувим.
Но теперь всё кончено. Совершенно всё. Конец света? Ну, что ж, пожалуйста. Лучше уйти из этой жизни свободной, чем подневольной и стреноженной. Этот Рувим, этот пьяный идиот, просто не понимает, что они уже чужие друг другу люди, что они больше не муж и жена. Она свободна. Обидно только, что Боря об этом никогда уже не узнает.
Время поворачивалось не шатко, не валко, и трудно было прикинуть, сколько привычных часов прошло с утра. Однако и застывшим время назвать было никак нельзя: солнце по исписанному цифрами небу двигалось не быстрей и не медленней, чем в обычные дни, и перевалило уже как будто зенит. Западный ветерок дул с моря приятными порывами. Птиц не было слышно, но крылатые твари испокон веков не злоупотребляли пением в этих местах.
На ливанском кедре, на лужайке, крупная лазоревая птица со стальным отливом, с красной грудкой и белым шелковистым хохолком на голове появилась нежданно-негаданно и вначале была не замечена сидевшими за столом, за второй уже бутылкой бренди Рувимом и дедушкой Моисеем Соломоновичем. Обезьяна оказалась наблюдательней: завидев птицу, она вкатила голову в сильные плечи и погрозила пернатой мореным кулаком. Птица, однако же, ничуть не испугалась. Вертясь на ветке, невысоко над обезьяной, она принялась прихорашиваться, а потом, приняв напряженную позу, обронила крупную, величиной с лесной орех, каплю. Капля пролетела мимо обезьяны, проводившей ее угрюмым взглядом, и шлепнулась на стол меж Рувимом и дедушкой Моисеем Соломоновичем. Мужчины задумчиво поглядели на каплю и - враз - подняли глаза вверх.
- Что за птица? - сказал Рувим. - Тут таких раньше не было.
- Птичка хорошая, - оценил дедушка Моисей Соломонович. - Только дерьмом вот кидается. Хорошо, что не в стакан.
- Не было, не было, - повторил Рувим и пожал плечами.
- Раньше много чего не было, - согласился дедушка Моисей Соломонович.
Полина показалась на пороге, глаза ее были заплаканы.
- Обедать давай, - сказал дедушка. - А то ждем-ждем, а есть-то хочется.
Полина открыла уже рот, чтобы сказать Рувиму всё, всё. И про Борю Белого, и про Антона Марковича, и про немедленный развод, но Рувим смотрел отрешенно вверх, мимо птицы, над которой выше кроны кедра было натянуто небо в цифрах. 6101971. 6.10.1971. 6 октября 1971. День, когда он встретил Клаву. Клаву Фефелкину.
Полина повернулась и ушла. Дедушка Моисей Соломонович смотрел ей вслед с дурацкой улыбкой, покачивая головой, а Рувим не заметил ни прихода ее, ни ухода. Вернувшись в дом, Полина достала из холодильника кусок рокфора, села к столу и, отщипывая кусочки, принялась жевать без азарта. Шар неотпускающего страха висел над ее головой, она уже не думала ни о Рувиме, ни о Боре Белом, а только о неизбежной тоскливой смерти, которая вот-вот придет. Крошки подсохшего рокфора падали на халат, она не стряхивала их. Хотелось плакать, всхлипывать. Подошла собака Юка и положила теплую голову ей в колени.
Смерклось рано, тьма без луны и звезд накрыла особнячок на улице Ливанских Кедров. Людям в доме не о чем было говорить между собой, они урывками вспоминали прошлую жизнь, и горечь заливала их память. Ничего не было сделано в их жизни, никакое дело не было закончено. Спать разошлись каждый в свой угол и заснули, уткнув лица в подушки.
Их разбудило рычанье бетономешалок на стройке. Рувим, волоча ноги, подошел к двери, ведущей во дворик, и приоткрыл ее. Не было на лужайке никакого кедра, и обезьяны не было видно. На дачном столе стояли две порожние бутылки из-под бренди, между ними серела лепешка подсохшего птичьего помета. Собака Юка проскочила мимо Рувима на волю и взялась бегать вокруг масличного дерева. За белым ажурным забором загорелые рабочие тюкали молотками по звонким доскам опалубки. Полина в халате и китайских шлепанцах спустилась из спальни, а дедушка Моисей Соломонович спал у себя наверху.
- Давай, давай, Рува, - сказала Полина. - Доброе утро. Садись, ешь. У тебя есть бензин? Подбрось меня до работы.
- Ну, конечно, - сказал Рувим. - Одевайся быстрей. У меня сегодня дел выше головы.
Начался новый день, очередной.
ЗЮНя
К животному миру Зюня Кантор из вишневого города Сороки относился без любви: могут ужалить, могут укусить или пырнуть рогом. Среди домашних животных он отдавал несомненное предпочтение свинье, ее филейной части.
После победы свободы и плюрализма в 91-м году дела Зюни пошли неплохо: он был работящий человек. Торговля красным кирпичом пришлась ему по вкусу, для перевозки товара он купил битый грузовичок. Предприятие раскручивалось, вскоре во дворе Зюниного дома появился большой военный грузовик, приобретенный у майора - начальника армейской автобазы - за два ящика водки "Кориандровая". Водку эту пили потом два дня без просыху в уютной кладовке автобазы, и Зюня принимал в гулянке активное участие. Спустя неделю после этой армейской операции подвернулся интересный случай: обмен военного грузовика на целую библиотеку переплетенных в красивую кожу книг на английском языке, которым Зюня не владел. Книги были старинные, золотое тиснение украшало их маслянистые корешки. Зюне очень хотелось сделаться владельцем этих красивых книг и таким образом на деле приобщиться к настоящей культуре. И сделка, несомненно, состоялась бы, если б не вмешательство судьбы: библиотека оказалась ворованной, продавец был посажен в следственный изолятор, под замок. Зюня долго еще жаловался приятелям на роковое стечение обстоятельств, но тайное чувство облегчения грело его душу и помогало справиться с разочарованием.