Страница 5 из 25
Илья ушел в палатку со своей Олей. Пошли и мы с Наташей в свою палатку. В палатке было темно и тихо, звуки снаружи почти не долетали.
Мы укрылись спальными мешками, обнялись, она поцеловала меня и нежно шепнула: «Спи.» Мы тихо полежали и я почувствовал, что сон это не совсем то, что было у меня на уме. Я попробовал двинуть рукой, но Наташа прижалась, не давая руке двинуться. И так продолжалось всю ночь, она упорно сопротивлялась, иногда целовала меня и говорила: «Спи». Когда стало рассветать мне показалось, что я заметил следы слез на ее лице. Под утро я обиделся, отвернулся, но заснуть так и не смог.
Следующим утром ребята, видя наши бессонные лица, потихоньку посмеивались, но видя что мы почти не общаемся, вскоре затихли.
Несколько дней после этой поездки я не видел Наташу, обида мало–помалу проходила и я уже собирался ей позвонить, когда вдруг я получил письмо от нее, от Наташи. У меня внутри что–то дрогнуло, это что – конец?.. она меня бросает? Медленно я распечатал конверт, развернул письмо:
«Здравствуй Яша!
Что бы ты ни подумал обо мне, на самом деле все хуже, так что хуже не бывает. Я не могу продолжать наши отношения, не открыв тебе свою тайну, а когда я открою, ты, возможно, не захочешь продолжать их, но я расскажу тебе все равно.
Когда мне было четырнадцать лет, мать ушла от нас, оставив меня и младших братьев с отцом. Вскоре он сделал меня женщиной.
Я люблю своего отца, он меня вырастил, я обязана ему всем хорошим что было в моей жизни, и я его ненавижу.
Если я больше не увижу тебя – тогда прощай!
Я люблю тебя, Наташа.»
Сейчас 40 лет спустя я перечитываю это письмо и слезы появляются у меня на глазах.
Эх Наташа, кто бы мог подумать, что хуже бывает, намного хуже…
УГАРНАЯ ОСЕНЬ
Мы с Наташей расписались осенью 76–го года. Была небольшая свадьба устроенная по большей части моей тещей, Марией Федоровной. На следующий день мы полетели в Черновцы.
Я познакомил Наташу со своей семьей – родителями, двумя братьями, дядями и тетями. Все были вежливы и любезны, никто плохого слова не сказал, но мне дали понять, что на помощь я не могу рассчитывать.
Мы были удивлены – какая помощь? Я работал, получал 125 рублей в месяц, Наташа училась на последнем курсе института, получала стипендию, нам хватало.
Мы вернулись в Волгоград, сняли летнюю кухню и стали привыкать к семейной жизни. Причем привыкать не просто к семейной жизни, но к семейной жизни в смешанном браке. Различие культур иногда проявляло себя самым неожиданным образом и требовало терпимости от нас обоих.
Я много размышлял об этой проблеме, которая преследовала еврейский народ тысячелетиями.
По–моему мнению причина того, что еврейских парней тянет к не–еврейкам, таится в генах – практикуя браки в своей среде, евреи сузили свой генофонд. Для меня это выразилось в том, что все еврейские девочки казались мне похожими или на мою маму, или на других женщин нашей семьи, а кому хочется иметь жену похожую на маму или на тетю?
Через год мы переселились в другую квартиру – сняли подвал в частном доме.
Наташа закончила институт и воспользовалась правом замужней женщины отказаться от распределения на работу, вскоре она устроилась на работу в Волгограде.
Наташа была беременна и вот уже несколько дней как она ушла в оплачиваемый отпуск, который полагался за два месяца до родов.
Зима еще не наступила, но ночью уже были заморозки. Я посмотрел на будильник и вскочил – было шесть часов утра. Настольная лампа загорелась мягким, рассеянным светом, Наташа спала с головой укрывшись одеялом, но одна пятка высовывалась из под одеяла. Мне стало смешно – она всегда выглядывала.
В этот момент я почувствовал головную боль. Странно, вчера вроде и не пил. Но рассуждать было некогда, в подвале было холодно, печь за ночь остыла.
Я вычистил печку от золы, заложил дрова, щепки, открыл заслонку, поджег.
Печь здесь были такая–же, как в Могилеве, но там печь не имела заслонки – железной пластины, которой можно было перекрыть доступ воздуха в печь.
На ночь, когда все в печи уже сгорело, я задвигал заслонку, чтобы печка остывала медленнее.
Иногда я забывал открывать ее утром и вспоминал, видя что тяги нет и дым идет в комнату.
Пока печка топилась, я поставил чайник на электрическую плитку. Побрился и умылся в том углу подвала, что был отведен под кухню.
Наташа не просыпалась, в подвале стало тепло. В 7 утра я вышел из дому – в 9 часов надо было быть на работе.
Вернулся я в 8 вечера, Наташа все еще лежала в постели.
– Ты что – заболела? – я был по–настоящему напуган. Наташа слабо улыбнулась:
– Ничего, все в порядке, только голова болит. Она помолчала и стеснительно добавила:
– Ты знаешь, кровь мажется… там…
Я вызвал скорую помощь из ближайшего телефона–автомата. Я начинал догадываться почему у меня весь день болела голова – видно я закрыл заслонку в печи слишком рано, не все угли сгорели до конца, угарный газ попал в комнату и мы оба угорели. Я угорел меньше, так как ушел на работу, Наташе досталось больше.
Наташу поспешно увезли внутрь больницы, меня же в больницу не пустили. Усталый я вышел на улицу.
Ветер гонял желтые и красные осенние листья по мостовой. Небо было ясное и мириады звезд холодно смотрели на землю.
Я чувствовал себя таким беспомощным и одиноким, те кого я любил – моя жена, мой ребенок – боролись за жизнь и я ничем не мог им помочь.
Дочь светлана
Врачи спасли нашу дочь, Наташа вскоре вернулась в наш подвал с еще большим животом донашивать оставшиеся полтора месяца. Она была полна энергии и вся светилась изнутри лучами материнства.
До Нового 78-го года оставалось 2 дня. Я лежал на кровати готовый уснуть, была почти полночь. Наташа все еще возилась по хозяйству, внезапно сквозь сон я услышал как она охнула, затем медленно подошла ко мне.
Она ласково провела руками по моему телу. Я протянул руку, обнял ее все еще сонный, но уже готовый ответить на ее ласку. Наташа прижалась еше сильнее и сказала:
– Яша, воды отошли, начинается.
Сон мигом слетел с меня. Я быстро оделся.
– Держись, я пошел вызывать скорую.
Я вышел на улицу, вокруг все было покрыто снегом, как и положенно под Новый Год. Стояла мертвая тишина, даже собаки забилисъ в свои конуры и не лаяли. До ближайшего телефона-автомата было минут 20 ходьбы. Тяжело дыша я вызвал скорую и пошел обратно.
Все силы покинули меня, я еле переставлял ноги. Пока я доплелся до нашего подвала издали появились огни фар. Весь оцепенев я жлал. Человек в белом вышел из машины:
– Здесь рожают?
Мы зашли в подвал. Пожилой фельдшер был сердит:
– Ты что – рукой не мог махнуть?, все снегом покрыто, адресов не видно.
Я все еще был в оцепенении. Фельдшер посмотрел на Наташино оживленное лицо, одобрение появилось на его лице:
– Вот ты молодец, собирайся девонька, поехали.
Меня, конечно, в роддом не взяли. Утром я нехотя поплелся на работу. Только вечером мне удалось дозвониться в родильный дом и узнать, что у меня родилась дочь.
ПОТОП
Доктор прикладывал свой аппарат к разным местам моей спины, долго вслушивался, Светочка – дочка – что–то бормотала в своей кроватке, возможно мешая ему, но он ничего не сказал, приложил стетоскоп опять, послушал и сказал:
– Воспаление легких, справа. – Мне было так плохо, что я с трудом понимал, что он говорит.
– И что теперь делать?
– В больницу надо, срочно.
– Я не могу, как я их оставлю…
– Вы не можете здесь оставаться, это может плохо для вас закончиться, здесь сыро и душно, вам нужны уколы, которые можно делать только в больнице.
– А таблетками можно обойтись?
– Можно попробовать, но они могут не помочь вам.
Я подумал и решился:
– Выпишите таблетки, пожалуйста.
Я услышал вздох, это была Наташа, но она не вмешивалась. Когда доктор ушел, она подошла ко мне: