Странная женщина (сборник)

Однажды Гита пригласила меня с сыном на хутор. Хутор принадлежал её отцу-кинематографисту. Мне показалось, что там было не просто красиво, а этнически и художественно безупречно. В землю врастали витражные окна. Утром выпекался ржаной хлеб, а вечерами варился сыр с тмином. Мы проводили время у клетки с кроликами. Гита, как в фильмах, встретила нас на крыльце, поздоровалась и на следующие пять дней замолчала. Я решила, она на что-то обиделась. Оказывается, нет – просто составляла следующую фразу. Звучала она так: «Что им не нравится? Я самая честная женщина. Я никому не изменяю. Я всегда выхожу замуж».

Еще Гита очень хотела жить в старом доме, а не в хрущёвке, как все мы. Хрущёвку она ненавидела, если в случае Гиты применимы такие радикальные эмоции. Сначала Гита побелила свою квартиру вместе с мебелью и телевизором. Получилось эффектно. Потом выкинула все это и привезла с хутора древний буфет и полотняные занавески. В конце концов, она поменяла свою несчастную двушку на нечто в центре с ванной в кухне и туалетом на лестнице. Я пришла её поздравить с новосельем. Её дети как раз сидели в ванне и на глазах у гостей мыли друг друга. Очень удобно.

Потом я из Риги уехала. А в один из приездов встретила Гиту на улице с подросшими дочками. Гита сменила юбку-универсал на узкие джинсы, тусклые патлы на лёгкое подсвеченное каре – я слегка обалдела. И хотя по-прежнему ни духов, ни косметики – на меня смотрел вполне себе скандинавский стандарт дозированной привлекательности. Кстати, она как раз только что из Швеции – там у скульптора выставка. Ну, не порадоваться ли за девушку? Ну, не выпытать ли, наконец, секрет такого адресного счастья? Ах жалко, Алка уже в Америке! И тут Гита сама открыла рот и неожиданно одарила. «Если бы мне сразу сказали, что все так одинаково, я бы и с первым не разводилась». Ха! А то мы не знали!

А ещё через год я точно так же встретила её шикарного скульптора. Прямо посреди пешеходного перехода! Мы радостно обнялись. Он за плечи перевел меня через дорогу на мою сторону. Ну, что выставка? Девочки? Гита?

– А ты разве не знаешь? – удивился он. – Лигита (он звал её Лигита)… скончалась. – Он так и сказал торжественно – не «умерла», а «скончалась».

Я онемела.

– Встретила мужчину. Собралась замуж. Вдруг заболела чем-то странным – и так быстро… Вот. Я говорил ей: не надо уходить. Не надо уходить. Не надо уходить. Не надо уходить!

Он непрерывно повторял это высоко поверх моей головы и всё запускал огромную пятерню в пружинистую, начинающую седеть бороду.

Лида

Лида мне практически никто. Какая-то там четвероюродная сестра по папиной линии. Дальняя родственница, с которой мы видимся исключительно на семейных сборах у общей тетушки-патриарха, то есть два-три раза в год. Но поскольку на моей берёзе по части родни привит один-единственный родной брат – я как-то бережно держу в уме это скромное ответвление в виде Лиды. Лида живёт жизнью совершенно не похожей на мою, но это мне как раз нравится. Например, Лида никогда никуда не выезжает из Москвы. Никогда. Даже летом. Кроме дачи. И то не своей. И у неё даже желания такого нет что-то там изменить в оконной раме. И рама-то не бог весть, прямо скажем. Лида проживает с мамой, дочерью, маминой незамужней сестрой и ротвейлером Бэлой. Первого и последнего мужчину, Лидиного мужа, с этой клумбы сдуло лет пятнадцать назад, и с тех пор в их трёхкомнатном монастыре воцарилась гендерная монохромность. Лида работает на каком-то производстве – всю жизнь на одном. Инженером. Или бухгалтером. Или менеджером – в зависимости от того, какой строй на дворе обозначен. Лида работает даже по субботам. А три раза в неделю посещает спортзал, что позволило ей похудеть килограмм на пятнадцать и стать стройнее меня, а это уже кое-что.

Отец Лиды (его никто никогда не видел и не знал, включая Лиду, в семейной мифологии мелькнул как еврейский коммивояжер) оставил Лиде перспективу некрасивой, но пикантной француженки с условием, если забьёшь на булочки и потратишься на тренажёр. Это была именно что перспектива, ничего, как говорится, не предвещало, пока Лида действительно не обзавелась абонементом в недорогой фитнес-клуб. То есть вы понимаете – сила воли, реальные цели, жизнь – союзник, а не враг, – ну и подобная непосильная иным персонажам программа.

Лида справилась. И результат теперь налицо. В буквальном смысле. Я смотрю на это лицо не то чтобы с завистью – но да, с безмерным уважением и сложной неловкостью за свою матримониальную карусель, концептуальное безделье и водительские права. Слава богу, Лиде зависть как раз несвойственна. Подозреваю, что она мне даже сочувствует по некоторым пунктам. Вообще природа её аскезы для меня непостижима. Вот Лида не первый год проводит летний отпуск в пеших экскурсиях по Москве. То есть каждый день – новый поход. В одиночку. Ну то есть с группой таких же любознательных гражданок. Денег нет на поездки? Фобии? Перед пожилой мамой неудобно? Ну не может же столичная молодая женщина вааще ни разу не помышлять о пляже или там Париже? Или вот. Самозабвенно дружит с одноклассниками. Исключительно. Такая герметизация жизненного пространства по всем статьям. С чем это связано – не знаю, но так и тянет открыть форточку в этой лаборатории.

Мы с Лидой – как же, как же – пару раз навестили друг друга в удобное для обеих время. Взаимно обогатились кулинарными рецептами и советами по борьбе с древесным жучком. Договорились повторить – но, как это обычно бывает, не случилось. Только у тётушки. Зато со взаимной приязнью. Что-то, очевидно, нас влекло друг к другу, какая-то видовая принадлежность, как у круга и квадрата. Может, нас выталкивает наш семейный геронтологический кордебалет, а может… ну какие-никакие сёстры.

Я фотографии показываю из поездок – Лида вопросы задает. Интересуется. Есть, есть у меня малоумное ощущение, что скудость Лидиного сценария вынужденная, что был бы шанс – ах, рванула бы Лида, хлопнув крышкой ноутбука, на Галапагосские, чо уж там, острова или – на худой конец – на Апеннинский ётить полуостров – ну не дрочить же на третье кольцо до пенсии?

Но манёвренность у Лиды так себе, денег всегда в обрез, рабочий день с девяти до семи, в воскресенье долбаный фитнес или родне помочь. А со Щёлковского шоссе поди выберись, если что. Хорошо еще, дочь выращена на примере практически трёх вегетарианских поколений – никуда не рвётся, в институте исправно учится, замуж не собирается, спит в одной комнате с бабушкой. И ладно.

Короче говоря, образовался у меня тут случайно лишний билет на лучший спектакль года в театр «Современник». Пьеса «Враги. История любви» по роману Бешевица Зингера. Евреи в послевоенной Америке с соответствующим бэкграундом, всё переплетено. Страсть! Чулпан Хаматова, всё такое. Кому, думаю, предложить? Кого осчастливить? И как-то по цепочке добралась искра моя до Лиды. Вот! Остальные как-нибудь попадут, сами с усами, а Лида ввек не доберётся до «Современника», режиссёра Арье и «Золотой Маски». Потому что ей не до суеты, занята она насущным, не позволяет себе того, сего лишнего, и есть у неё стержень, какого у нас нет.

И вот я звоню Лиде на работу её многотрудную. А это буквально, ну, может, второй раз в жизни, чтоб среди дня рабочего. А может, и первый – чтобы просто так, ни к какому родственному юбилею не привязка. И, задыхаясь от ниспосылаемой на сестру благодати, сообщаю о нечаянной радости.

Лида молчит секунд тридцать. Видимо, ушам своим не верит.

– А что за спектакль? – вдумчиво так спрашивает. Серьёзная девушка.

– Лучший, – говорю, – спектакль года «Золотой Маской» признан недавно. Играют такие-то такие-то, Чулпан Хаматова, – как заклинание прям твержу.

– Круто, круто, – пробивает, наконец, на том конце мою Лиду. – Спасибо тебе большое!

А я думаю – Господи, ну зачти мне это ничтожное донорство! Не мужика повела с собой, не подругу дорогую, не коллегу, перед которой в долгу третий месяц, – Лиду! Дальнюю родственницу по папиной линии со Щёлковского шоссе. Зачёл, зачёл Господь-то, это очевидно, потому что сама я сижу счастливая и мысленно уже шампанское в буфете «Современника» для нас с Лидой заказываю.