Страница 17 из 43
Ей не нравилось ощущать страх около его дяди. Этот страх имел другую природу, нежели остальные. У нее тоже были свои вопросы к нему, только она не рисковала задавать их. Возможно, он сам даст ей ответы. Например, каким образом ему удалось обнаружить их? Почему этот чернокожий мужчина помогал им? Куда они отправятся дальше, покинув это место, и каким образом им удастся сбежать?
Наконец, коридор привел их в большую комнату, но земляные потолки здесь были все еще довольно низкими; если потянуться рукой и подпрыгнуть, до них можно было дотронуться.
Внезапно дядя Соломона развернулся, и она замерла на месте, ожидая, куда он направится дальше. Он положил руку на бедро и опустил голову, прежде чем сделать пару шагов, не преследуя какого-либо направления. Затем он указал рукой на стул.
- Присядешь? В смысле, не хочешь присесть? Ты голодна? Хочешь пить?
Она уставилась на него, пытать понять тон его голоса. Его слова были достаточно мягкими и приятно звучащими, но в них было нечто такое, что выдавало его печаль. Она посмотрела на покосившийся стул с перевязанными ножками и решила, что постарается сделать все, чтобы казаться нормальной. И присесть на предложенным стул показалось ей приемлемым действием. Но не есть или пить. Она не заслуживала такой роскоши. Она принимала пищу для того, чтобы оставаться в живых ради Соломона, и это все.
С каждым шагом по грязному полу Хаос ощущала себя все более нечестивой и отвратительной шлюхой. Она оглядела мебель, расставленную в комнате. Ее смастерили лишь из ветвей деревьев и веревки: в помещении находились два стула без спинок и небольшой столик между ними. Не зная, куда деть любопытный взгляд, она позволила себе оглядеть окружающую обстановку. Хаос заметила пару книг, которые лежали рядом с большим голубым фонарем, подушку оливкового цвета и одеяло, которое было сшито из лоскутков ткани. Все эти предметы выглядели знакомо. Она вспомнила, что это одеяло находилось в домике у чернокожего мужчины.
- Хочешь пить?
Она вновь бросила взгляд на дядю Соломона и отрицательно покачала головой.
- Ты, должно быть, голодна?
Она вновь покачала головой, не в состоянии произнести свой ответ вслух.
Он кивнул и смотрел на нее в течение некоторого времени, затем слегка повернул голову в сторону.
- Не голодна и не хочешь пить, - он с сомнением покачал головой. – Должно быть, они хорошо вас кормили, пока вы были там?
- Нет! - воскликнула Хаос, когда отчаянно покачала головой.
- Естественно, они не делали этого, - и его голос звучал так, словно он подтверждал для себя все то, что обдумывал сейчас.
Хаос немного качнулась и сжала пальцы, вонзая ногти в мягкую область между суставами своих сцепленных рук. Один... два... три... Затем она повторила это действия, аккуратно и незаметно причиняя себе боль, ожидая окончания разговора, чтобы она могла вернуться обратно к Соломону.
Ее сердце бешено забилось в груди, когда он приблизился к ней. Опускаясь вниз, он уселся на колени прямо перед ней, так что их глаза практически оказались на одном уровне.
- Мне нужно знать, что они сделали с моим сыном, - прошептал он.
Путанные мысли заполонили ее разум. Как Соломон мог быть его сыном?
- Мастер считает... что именно он является отцом Соломона, - прошептала она, затем сглотнула, ощущая возрастающий страх от произнесенных ею слов. Почему она сказала это? Она хотела отвернуться от его прищуренного взгляда чуть склоненной набок головы.
Он покачал головой, не сводя своего пристального взгляда с нее.
- Не смей... не смей произносить этого вслух.
Даже несмотря на мягкость и доброту произнесенных им слов, она явственно ощутила скрывающийся за ними гнев. Хаос кивнула и потупила взгляд, стискивая свои кулаки настолько сильно, что побелели костяшки.
- Мне нужно знать, что они сделали с моим сыном... - вновь проговорил он мягким тоном, - чтобы я знал, чем могу помочь ему.
Он очень старался быть с ней милым, она слышала это. И именно это так мучило ее. Она отчаянно желала заслужить его расположение, но тогда ей придется рассказать ему о тех вещах, после которых он еще больше возненавидит ее. Возможно, ей просто нужно было ответить на его вопросы и не думать об остальном. Если она огорчит дядю Соломона еще больше, то это никак не поможет его племяннику.
- Они... - она заставила себя встретиться с ним взглядом, потому что было неправильно избегать его осуждающего гнева и презрения. Она посмотрела ему прямо в глаза и сглотнула. - В первый день... - проговорила она едва слышно, - они совершили над ним... очищение водой.
На его лице отразилась растерянность, а напряженный лоб был покрыт блестящими бисеринками пота.
- Они связали его, - продолжила она, - обнаженного. Он был напуган, очень напуган, я могла ощущать его страх, видеть это в его глазах. - Она не стала бы утаивать детали того, что произошло, только для того чтобы избежать чувства боли. - И они обливали его ледяной водой. Мощным потоком холодной воды, используя специальный шланг, который обжигал и причинял боль сильным напором. Они обливали его... - Хаос подавила приступ подступающей тошноты, - на протяжении шести часов. И затем, - она поспешила добавить, - они позволили ему отдохнуть в темноте и подумать о своих грехах.
- На второй день они усадили его на этот стул. Они натянули на его голову грязный мешок, и он был очень напуган, когда они пристегнули его ремнями к стулу.
Я могла видеть, как часто он вдыхал и выдыхал по судорожным движениям материи, покрывающей его лицо. И затем его начали вращать по кругу... - она описала в воздухе круги, показывая ему наглядно. - Этот стул вращался снова, снова и снова, пока Соломона не начало постоянно рвать, - спешно прошептала она. - А затем они поместили его в своеобразную клетку, механизм которой напоминал вращающееся колесо для хомяков, только приспособленный для человека, который заставил его двигаться, пока он больше не смог этого выносить и не рухнул на пол, ударившись головой, но его продолжало подбрасывать снова и снова, словно тряпичную куклу. - Хаос напряглась, моргая сквозь слезы, прежде чем ее голос вновь достаточно окреп. - Потом его вновь оставили отдыхать в темноте, чтобы он мог осознать свои прегрешения.
- На третий день... - прошептала она со злым выражением на лице, презирая то, что ее тело способно на человеческие проявления чувств. - На третий день они привязали его к столу, и Мастер поливал его тело кислотой, увеча его прекрасную кожу, - она быстро почесала свои руки. - Мастер так слеп, он так слеп, кожа Соломона не опорочена грехом, - она кивнула сама себе и поспешила продолжить, пока весь ужас, что трепыхался внутри, не переполнил ее. Он хотел вырваться и поглотить ее. Она хотела того же, но Соломон будет очень расстроен, если это произойдет, однако с другой стороны, она не сможет больше причинить ему боль.
Хаос выпрямила спину, принуждая себя продолжить.
- После того как Мастер обжег его кожу, они пороли его, привязав к какой-то штуке, которая по ширине была примерно такого размера, - она согнула руку в локте, чтобы продемонстрировать ему. - И затем снова и снова они обрушивали на него череду ударов плетью, сделанной из настоящей кожи. Его кожу рассекали ударами множество раз, оставляя глубокие раны, пока он сам не захотел умереть от такой боли.
Его дядя поднялся на ноги и начал ходить из стороны в сторону, словно был растерян.
- Я знаю, что он хотел умереть. Я видела это в его глазах, когда он смотрел на меня. Он смотрел на меня, - проговорила она, ее голос стал хриплым от усилий, которые она прикладывала, чтобы не сломаться. - Он смотрел прямо мне в глаза, а они продолжали сечь его, пока он не потерял сознание, а затем... - она всхлипнула пару раз, принуждая весь ее ужас отступить. - Они уволокли его обратно в камеру, а мне пришлось ухаживать за его ранами, чтобы он мог немного оправиться и быть готовым к следующему осквернению. – Наблюдая за перемещениями его дяди, рот Хаос превратился словно в открытый кран, который ей было не под силу закрыть, и грязные признания лились из него, чтобы раскрыть все содеянное ею.