Разлом

– А ты на карту посмотри хорошенько. Захватив Клондал, Сурган рассечет континент ровно пополам, отрезав Джаваль и Хеленгар от индустриально развитой центральной части. Дальше останется лишь нанести удар по Лирмору, чтобы лишить Цад выхода к морю – естественного транспортного пути, который кормит эту крошечную страну. Далее ее можно смело списывать со счетов. Думаю, Краймар сурганцы оставят на закуску, предварительно выдоив тамошних финансистов по максимуму. Ну а кроме всего прочего, у Сургана к Клондалу имеются кое-какие территориальные претензии.

– Сомневаюсь, что захватчики быстро ассимилируют население столь обширных территорий, – задумчиво произнес Иван. – Все-таки разные языки, разные традиции…

– А они хорошо подготовились, – откликнулся Константин. Снова покопавшись в рюкзаке, он достал небольшую брошюрку, на обложке которой был искусно изображен герб Сургана – молот Первого Кузнеца и сноп пшеницы, – перелистал ее и, открыв примерно на середине, протянул Ударнику. – На, почитай. Это краткий конспект военной доктрины Новой Империи. Они называют это «сурганизацией»: следом за армией идут агитаторы и чиновники, которые немедленно устанавливают на оккупированных территориях собственные законы, набирают из местных жителей полицейские отряды и вешают недовольных. Завоеванная территория используется в качестве ресурсной базы для продолжения войны.

Ударник просмотрел текст по диагонали – глаза слипались, словно кто-то налил под веки сладкий сироп. Единственное, что он запомнил из прочитанного, – это то, что все работающие на оккупированных территориях сурганские чиновники имели воинские звания.

– Гляжу, ты совсем с ног валишься, граница, – участливо произнес Константин. – Поспи часок-другой, будем подъезжать – разбужу.

Гранц. Город-завод, центр металлургии Клондала, средоточие тяжелой промышленности. Над Гранцем почти никогда не светит солнце: небо вечно затянуто плотной дымкой, стелющейся меж частокола труб сталелитейных комбинатов. Куда ни глянь – всюду тянутся ввысь пышные хвосты заводских дымов, смешиваясь с громадами низких кучевых облаков.

Поезд прибыл в Гранц на рассвете. Привычная вокзальная суета казалась сегодня чуть более оживленной: среди снующих по перронам носильщиков и пассажиров в повседневной гражданской одежде тут и там мелькали люди в военных мундирах. Иван проснулся за несколько минут до того, как состав, шипя пневматикой и лязгая сочленениями, лениво вполз под ажурные арки дебаркадера Центрального вокзала Гранца. Константин уже бодрствовал и, судя по весьма свежему и довольному выражению лица, тоже успел вздремнуть часок-другой.

– Куда теперь? – спросил Степанов, завязывая тесемки на своем рюкзаке. – Есть подозрение, что здесь твое путешествие не заканчивается.

Ударник поднялся на ноги, потянулся: от долгого пребывания в неудобной позе на полу вагона у него ужасно затекла и ныла поясница.

– В Марине, – откликнулся он. – Отсюда вроде как прямая ветка.

– Эх, не советовал бы я тебе сейчас туда соваться, – покачал белобрысой головой его спутник, – впрочем, тебе решать.

– Чего так?

– Есть опасение, что сурганцы перережут железнодорожную ветку в долине между Синим Кряжем и Разломом в самое ближайшее время. На своей территории, в предгорьях, они уже несколько месяцев строят укрепрайон, стянув туда войска численностью до бригады.

Иван прикинул в уме расстояние, примерное расположение железной дороги на карте и пришел к выводу, что все сказанное Степановым вполне может быть правдой.

– Бригада – это много или мало? – на всякий случай уточнил он. В структуре сурганских вооруженных сил Иван разбирался не слишком хорошо.

– Считай сам. Шесть пулеметных батальонов, отдельный артиллерийский полк, четыре батареи капонирной артиллерии, – словно по писаному принялся перечислять Константин, – инженерный батальон, саперный батальон, рота связи и оперативно-тактический танковый батальон численностью около трех десятков машин. Это не считая ударных наступательных подразделений и пехоты, которые Тангол в последние две недели перебрасывает к границе. Тебе хватит. Хотя… Может, и проскочишь, если повезет.

– Я попытаюсь, – упрямо заявил Ударник. Другого плана у него в запасе все равно не было.

– Что ж, удачи. Если что…

Степанов помедлил, о чем-то размышляя.

– Если что, в Гранце, в Мельничном переулке, есть постоялый двор «Дубовая бочка». Там можно разыскать меня или моего партнера, его зовут Виорел. Нужна будет помощь – обращайся. Бывай, граница.

С этими словами он подхватил свой рюкзак и исчез в толпе пассажиров, устремившихся к выходу на перрон.

Поезд на Марине отходил через полтора часа с первого пути, причем был это не просто поезд, а целый караван, состоящий из нескольких десятков грузовых и пассажирских вагонов. Состав сопровождал уже знакомый Ивану бронепоезд с фольклорно-историческим наименованием «Король Атинг»: грозный на вид, поблескивающий тяжелыми стальными щитами в бородавках металлических заклепок, ощетинившийся орудийными и пулеметными стволами в поворотных турелях. Паровоз уже стоял под парами, и Иван решил не отправляться в город, ибо делать там было решительно нечего, а дышать промышленной гарью ему тем более не хотелось. Купив на остатки наличности в вокзальной кассе билет во второй класс и разжившись у уличного лоточника несколькими горячими лепешками, он занял свое место в пассажирском вагоне.

Желающих покинуть Гранц в направлении сурганской границы оказалось куда меньше, чем пассажиров, спешащих в обратную сторону. Вагон оказался заполнен в основном военными, отправляющимися к западным рубежам Клондала, причем настроение у них, судя по всему, было отнюдь не радостным. По крайней мере на их лицах застыло растерянное и подавленное выражение. Иван прикинул: до узкого перешейка, соединяющего бутылочным горлышком Разлом и предгорья кряжа, они доберутся часов за пять. Дальше поезд будет ковылять уже вдоль сурганской границы, и сколько времени займет такое путешествие, предугадать почти невозможно. Несмотря на зимнюю пору, во втором классе почему-то не топили, вероятно, железнодорожники экономили уголь. Спасаясь от сквозняка, Ударник поднял воротник. Общаться с наводнившими вагон вояками он был совершенно не расположен, а потому, доев лепешки, откинулся на жесткую спинку скамьи и закрыл глаза – дремать в царившем вокруг гомоне было практически невозможно. Да спать в общем-то не хотелось, хотелось наконец принять по-человечески душ и переодеться. По проходу прошел проводник с ручным компостером, проверил билеты и командировочные документы у вояк. Паровоз отдал прощальный гудок, и состав тронулся.

Первые несколько часов поезд катил по пустынной холмистой равнине весьма бодро: стучали колеса, летели за окнами яркие светлячки искр, вырывающихся из паровозной трубы. Затем локомотив замедлил бег, а потом и вовсе стал зачем-то останавливаться на путях примерно через каждый километр, то трогаясь, то замирая вновь. Люди приникли к окнам, переговариваясь шепотом, но эти чуть слышные голоса сливались в общий тревожный гул – в воздухе повисло напряжение, на нервы давило подсознательное ощущение опасности.

Наконец поезд снова остановился и стоял на этот раз очень долго. Несколько раз локомотив вроде бы пытался стронуть состав с места, по вагонам, точно клацанье падающих друг за другом фишек домино, пробегала металлическая дрожь, но ничего не происходило. Спустя полчаса томительного ожидания паровоз зачем-то немного сдал назад, пронзительно свистнул и встал окончательно.

– Военнослужащим и подданным Клондала просьба освободить вагоны, – гнусаво бубнил проводник, бочком пробираясь по проходу.

– Что там стряслось, уважаемый? – поинтересовался Ударник, осторожно ухватив железнодорожника за черный форменный рукав.

– Сурганский блокпост, – неохотно ответил тот, – составы пропускают, но только после личного досмотра багажа и проверки документов у пассажиров. Мы за их жизнь ответственности не несем, потому просим покинуть поезд от греха, у кого бумаг нету. Нам жертвы не нужны, Управление железных дорог сохраняет политический нейтралитет.