Ученик

У Себастиана нет ни единого шанса. Безнадежно.

– Нет, не надо. Все равно – спасибо. Деньги я завезу.

Он положил трубку.

С этим планом покончено.

Третий день на работе. Наконец-то ему удалось раздобыть маркировочный аппарат, который пропечатывает этикетки и самоклеящиеся ленты, и теперь он стоял в коридоре возле металлической таблички, указывающей на то, что помещение занимает начальник учреждения. Сдернув с отпечатанной ленты защитную пленку, он прикрепил ее на место. Получилось слегка криво, но это не имело значения. Текст отчетливо читался. Начальник учреждения Тумас Харальдссон.

Он отступил на шаг и посмотрел на табличку с довольной усмешкой.

Новая работа.

Новая жизнь.

Он подал заявление на эту должность несколько месяцев назад, но вообще-то не думал, что ее получит. Не потому, что не имел достаточной квалификации, а поскольку в данный период жизни все у него шло наперекосяк. На работе дела обстояли плохо, он не мог сработаться с новой начальницей – Керстин Хансер, и профессиональных успехов, честно говоря, не наблюдалось. Во многом из-за того, что Хансер отказывалась видеть, какую он представляет собой силу, и активно противодействовала ему, но тем не менее. Это начало его угнетать. Дома тоже было несколько напряженно. Не без любви, без рутинного занудства, но уж больно сконцентрировано на одной мысли. Йенни, его жена, начала проверяться на фертильность, и вся их совместная жизнь крутилась исключительно вокруг вопроса зачатия ребенка. Йенни почти круглосуточно думала об оплодотворении. Он – о Хансер, работе и нарастающей озлобленности. Все казалось каким-то неудачным, и Харальдссон просто-напросто не смел надеяться на то, что получит работу, на которую подал на авось в конце зимы. В объявлении говорилось, что место освободится только к лету, поэтому он продолжал работать в полиции Вестероса и более или менее забыл о своем заявлении. Потом убили того парня, объявилась комиссия из Государственного полицейского управления, и все закончилось тем, что Харальдссона оперировали из-за пулевого ранения. В грудь – если бы ему пришлось описывать самому. В нижнюю часть плеча – значилось в его истории болезни. В любом случае он еще до конца не оправился. Когда он повторно прижимал ленту со своим именем, где-то по-прежнему немного тянуло.

Выстрел стал в каком-то смысле поворотным моментом. Очнувшись после операции, он обнаружил рядом Йенни. Взволнованную, но благодарную. За то, что он выжил. Не покинул ее. Ему повезло, как им сообщили. Пуля повредила правое легкое, вызвав кровотечение в его верхней доле и плевральной полости. Харальдссон знал только, что пулевое ранение причиняло чертовскую боль. Ему выдали больничный на три недели. Пока сидел дома, он размышлял над тем, как произойдет его возвращение на службу. Начальник областного управления полиции, наверное, произнесет какую-то приветственную речь и отметит его героический вклад – возможно, существует какая-нибудь небольшая медаль для таких случаев: ранен при исполнении. Ему представлялось, что, конечно, следует ожидать кофе с тортом, осторожное похлопывание по спине, чтобы пощадить его раненую грудь, и желание коллег услышать, как он себя чувствует и что думает.

Вышло не совсем так.

Никакого начальника управления, ни речи, ни медали, правда, торт девушки в канцелярии организовали. Было также меньше похлопываний по спине и любопытства, но ему показалось, что кое-что все-таки произошло. Судя по тому, как его встретили и как с ним общались коллеги. Ему хотелось думать, что в этом присутствовала некоторая доля уважения. Уважения и, пожалуй, определенного неосознанного облегчения. Полицейских ранят при исполнении не так уж часто, и чисто статистически было в высшей степени неправдоподобно, чтобы такое вновь произошло в Вестеросе в обозримом будущем. Он, так сказать, принял на себя пулю за весь корпус. Впервые за долгое время он ходил на работу с удовольствием. Невзирая на Хансер.

Дома тоже кое-что произошло. Стало более расслабленно, более тепло, будто существующая жизнь – их совместная жизнь в настоящий момент стала важнее той, которую они пытались создать. Они по-прежнему занимались сексом. Часто, но главным образом потому, что испытывали желание, ощущали необходимость близости. Выходило более нежно и тепло, менее механически. Возможно, поэтому у них получилось.

Казалось, вдруг стало получаться все.

Ровно через пять недель после того, как в него выстрелили, его вызвали на первое интервью по поводу работы. В тот же день у Йенни тест на беременность оказался положительным.

Тут-то и произошел поворот.

Он получил работу. Хансер, как он узнал, дала ему исключительно хорошую характеристику. Возможно, он Хансер недооценивал. Конечно, за время, пока она была его начальницей, у них случались разногласия, но когда дошло до дела, когда ей пришлось оценивать его работу и возможности справиться с должностью в «Лёвхаге», она проявила достаточную профессиональность, чтобы, отбросив личные взгляды, правдиво рассказать о том, какими отличными качествами руководителя он обладает и каким является хорошим администратором.

До него доходило, что злые языки в полиции шептались о том, что она просто хотела от него отделаться и будто бы даже сама посоветовала его «Лёвхаге», но они просто завидовали. Ему.

Начальнику учреждения Тумасу Харальдссону.

Он вошел в свой кабинет, пусть не особенно большой, но его собственный. С рабочими местами в общих залах покончено. Харальдссон уселся в удобное кресло за по-прежнему довольно пустым письменным столом. Включил компьютер. Третий день, по-настоящему войти в работу он еще не успел. Вполне естественно. Единственное, что он пока сделал, это затребовал весь материал об одном заключенном из спецкорпуса, поскольку к нему проявила интерес Госкомиссия по расследованию убийств. Похоже, они снова звонили вчера вечером. Харальдссон положил руку на лежащую на письменном столе папку, но задумался, не позвонить ли лучше Йенни. Не потому, что ему было что-то от нее надо, а просто, чтобы узнать, как у нее дела. Они теперь виделись меньше. Закрытая психиатрическая больница «Лёвхага» находилась километрах в шестидесяти от Вестероса. Почти час на машине в одну сторону. А рабочие дни, возможно, будут затягиваться. Пока никаких проблем еще не возникло. Йенни буквально светилась от счастья. В настоящий момент жизнь казалась ей полной возможностей. При мысли о жене Харальдссон улыбнулся про себя и как раз собрался позвонить ей, когда в дверь постучали.

– Войдите, – сказал Харальдссон, возвращая телефонную трубку на место.

Дверь открылась, и в нее просунулась голова женщины лет сорока пяти, Анники Нурлинг, его секретарши.

– К вам посетители.

– Кто же?

Харальдссон быстро заглянул в лежащий на столе открытый ежедневник. Первая встреча значилась в час. Он что-то упустил? Или, вернее, что-то упустила Анника Нурлинг?

– Государственная комиссия по расследованию убийств, – ответила Анника, – они заранее не записывались, – добавила она, словно читая мысли Харальдссона.

Харальдссон тихо ругнулся про себя. Он надеялся, что интерес комиссии расследования убийств к «Лёвхаге» будет ограничиваться телефонными разговорами. Во время своего пребывания в Вестеросе они обходились с ним не слишком хорошо. Совсем не хорошо. Напротив. Они делали все, чтобы отстранить его от расследования, хотя он раз за разом оказывался исключительно полезным.

– Кто конкретно пришел?

– М-м… – Анника взглянула на листочек, который держала в руке. – …Ванья Литнер и Билли Русэн.

Хотя бы не Торкель Хёглунд. Уже что-то. Торкель тогда, при первой встрече, сказал Харальдссону, что тот станет важной фигурой в их расследовании, а всего через несколько дней выгнал его без малейших объяснений. Фальшивый человек. Особого желания встречаться с Ваньей и Билли Харальдссон, правда, тоже не имел, но что ему оставалось делать? Он посмотрел в сторону двери, где ожидала распоряжения секретарша. У него родилась идея. Он может попросить Аннику сказать, что он занят, и чтобы они пришли в другой раз. Позже. Пожалуй, через несколько дней, когда он успеет получше вникнуть в работу. Будет чуть больше подготовлен. Можно ли просить секретаршу лгать? У Харальдссона прежде никогда не было секретарей, но он исходил из того, что это в каком-то смысле входит в ее служебные обязанности. Она ведь здесь для того, чтобы облегчать ему жизнь. Если она выпроводит визитеров из Госкомиссии, это определенно упростит ему рабочий день.