Страница 20 из 21
– Это зародыши. У меня они просто не прорезались. Еще рано.
– Рано?
– Зрелость нархи-ро наступает в двадцать пять – тридцать лет.
– А тебе сколько?
– Двадцать два.
– Никогда бы не сказала… ну, лет пятнадцать…
– Мы дольше живем, медленнее стареем, но это в Лесу. Что будет среди людей, я не знаю.
– Полагаю, у тебя была серьезная причина уйти из Леса.
– Бежать. Попросту бежать. Но я считаю, что брак с нелюбимым – это причина уважительная?
Аэлена медленно кивнула.
– Более чем.
– Так вот. У мужчин крылья прорезаются раньше, у нас – позже. Но они не могут поднять нас в воздух. Чего-то не хватает. И никто не знает, что именно заставляло нас летать раньше. Магия? Кровь? Века хранят молчание.
– И никто…
– За все века – никто. Понимаешь, Аэла, некоторые даже не обретают крыльев. Зародыши остаются вот такими, как сейчас, девушка или юноша считаются неполноценными, и мы стараемся не сплетать волос с такими семьями.
– Сплетать…
– Заключать союз.
– Жениться.
– Да.
– Но вы же…
– Они прорежутся, я это точно знаю. Но – и только-то. Мы что-то утратили, что-то очень важное, и перестали быть Крылатыми Хранителями Леса. Теперь мы просто храним его. А это грустно, очень грустно и больно – жить без Неба. Раньше, в те времена, от которых остались только летописи, бескрылые нархи-ро могли вообще броситься со скалы, чтобы Лес забрал их жизнь и дал им искупить вину. И обрести крылья в новой жизни.
– Вину?
– Мы не знаем, в чем провинились. Но это иногда очень больно. Знать, что могло быть иначе, тосковать, мечтать о несбыточном и никогда этого не получить.
– А еще брак с нелюбимым.
– Я бы умерла в нем. Наверное. Или смирилась – и убила себя в себе. Не знаю… не могу сказать лучше.
– Я понимаю. Я тоже думала однажды, что смерть – это лучший выход. Но ты смогла бежать, Яна. Ты обязательно будешь счастлива, может, даже с человеком?
– Мы можем жить с людьми. И даже иметь детей. Но они будут либо нархи-ро, либо чистые люди. Так всегда бывает.
– Тогда у тебя есть шанс на счастье.
– Я верю в это. Очень верю.
Аэла коснулась руки Тайяны, которая оделась и теперь зашнуровывала ворот.
– Могу ли я предложить тебе гостеприимство на первое время?
Девушка задумалась. Да, пока она не нашла себе дом, это решило бы многие ее проблемы. Но…
– Мне бы не хотелось…
– Если ты не желаешь чувствовать себя обязанной, есть простой выход. Я хочу нарисовать ваш с Аашей портрет – и мы будем в расчете. Можешь еще рассказать мне о нархи-ро…
– Только то, что не повредит моему народу.
– А про крылья?
– Это не секрет. Это есть в летописях.
Лайри чуть улыбнулась.
– Яна, поверь, среди людей мало кого интересуют летописи. Так что не спеши рассказывать о своем народе. Люди часто бывают злы и ненавидят тех, кто от них отличается. Нархи-ро, риани, темные… чем ограниченнее человек, тем более он нетерпим.
– У нархи-ро тоже так.
– А давно вы не летаете?
– Более тысячи лет.
– Тогда верь – люди давно забыли, что вы это можете.
Тайяна фыркнула. Над городом занимался рассвет.
– Мне не хотелось бы вас стеснить…
– Поверь, Яна, в этом доме можно разместить два десятка гостей – и потерять их. А в загородном поместье и того больше. Я бы с удовольствием пригласила вас обеих туда, но мне надо еще встретиться с заказчиком.
– Заказчиком? То есть, извини за любопытство, лайри, но ты же…
– Благородная? Не совсем. Мой род – воины. А мне приходилось и портреты за деньги рисовать. Сейчас я могу себе позволить делать это для развлечения или по желанию, – на дне серых глаз плеснулось что-то трудноуловимое, как старая боль. – Сейчас – могу…
Тайяна промолчала. А что тут скажешь?
– Недавно пришло письмо от трайши Диолата. Он хочет, чтобы его портрет нарисовала именно я… – Губы женщины опять дрогнули. – Не хотелось ему отказывать, поэтому, пока муж уехал… О! – На лице женщины мелькнула улыбка. – Яна, ты не согласишься мне помочь?
– В чем?
– Я найму тебя моей хранительницей чести.
– Это как?
Нархи-ро такого не знали. Хранить… честь? Она либо есть, либо ее нет. Как ее сохранишь? Да еще с чужой помощью?
– Когда в знатной семье рождается девочка, родители думают о ее замужестве. И лет в двенадцать нанимают ей хранительницу чести. Это женщина, часто в пожилом возрасте, которая неотлучно находится при подопечной и при вступлении в брак свидетельствует, что девушка невинна и чиста.
Яна от души фыркнула.
– Какие вы странные – люди. Честь – это часть женского тела? Так?
– Очень странные. – В глазах лайри плясали искорки. – Но это работает и когда муж, например, уезжает из города. Тогда хранительница сопровождает повсюду его жену…
– А ваш муж…
– А он мне доверяет. Но я считаю, что так будет лучше.
– Этот трайши…
– В свое время он позволил себе… неподобающее поведение. Дальше поцелуев не зашло, но не по его вине. И да – мне не хотелось бы, чтобы он начал вспоминать старые добрые времена.
– Которые не слишком стары и не выглядят добрыми? – ответом Тайяне стала улыбка, и Яна пожала плечами. – Я помогу, но я ведь не почтенного возраста?
– Но ты – нархи-ро. Это экзотично.
– Диковинка?
– Не в обиду…
Яна ухмыльнулась.
– Верь мне, лара, окажись ты в Лесу – к тебе относились бы так же. Я была готова – и не обижаюсь. Я – странность в мире людей? Так давай обернем это себе на пользу!
Серые глаза встретились с зелеными. Две женщины отлично понимали друг друга, и Яна на миг подумала, что люди не страшные. Может, с некоторыми из них даже удастся подружиться?
В углу тихо рыкнула Ааша, обращая на себя внимание. Яна подбежала и опустилась рядом с ней на колени.
– Ааша, девочка, поможем ларе Аэлене?
Волчица чуть вильнула хвостом. Она не возражала.
Аэлена смотрела на свою нежданную гостью.
Что тут скажешь? Нархи-ро. Это видно сразу и отчетливо. Иные движения, иная пластика, иные даже черты лица.
Не человек.
Или это заметно ей как художнице?
С виду Тайяна ничем не отличается от обычной девчонки лет пятнадцати. Щуплая фигурка, на голову ниже самой Аэлены, длинные волосы такого интересного оттенка – не каштановые, не темные, а нечто среднее, глаза – карие с прозеленью, и в ней поблескивают золотые крапинки… красиво.
Очень красиво.
Ее можно рисовать в виде духа Леса. В чем-нибудь зеленоватом и воздушном… Аэлена почувствовала знакомый зуд в кончиках пальцев. А хорошо бы!
Но не желание нарисовать нархи-ро подвигло Аэлену на беседу.
Тридцать лет. Ну, чуть больше, но разве это важно? В этом возрасте уже умеют взвешивать последствия и отвечать за свои слова.
Лару Аэлену знакомые недаром считали чуть холодноватым и весьма расчетливым человеком. Многое пережив в юности, она научилась относиться к жизни чуть отстраненно, ставя на первое место свои картины и даже слегка заслоняя ими реальность.
Единственной возможностью выбить ее из равновесия было покушение на ее семью. Вот тут…
О, любого, кто посмел бы сказать хоть единое худое слово о ее родных, Аэлена спокойно переехала бы боевой колесницей. Для верности шестнадцать раз.
А вот сама она…
Нельзя сказать, что Аэлена была ненормальной, но… художники!
Первой ее мыслью после известия о грабителях было: «Мои картины!» Потом – «ДЕТИ!» И только под конец: «А если бы что? Меня же могли убить… оххх!»
И то…
Аэлена отлично знала о своей особенности. Вот к утру до нее все дойдет в лучшем виде – и она начнет трястись и биться в истерике. Наверное. Она как-то плоховато представляла себе этот процесс. А сейчас…
Сейчас перед ней было нечто интересное.
Нархи-ро.
Если нархи-ро и изучали людей, то о людях того же сказать было никак нельзя. Ну, нархи-ро. Живут они себе в Лесу и живут. И пусть живут, главное, чтобы вреда от них не было и к людям не лезли. Что нархи-ро и делали.