Страница 21 из 22
По спящему городу они добрались до дверей покоев Правителя. Воздух не дарил ни единого глотка свежести, пахло извечной гарью, смесью запахов сожженного мира и холодного песка. Тишина, что грозовой тучей разрасталась между Крылатыми, пахла точно так же.
«Ничего, – думал Томас, подстраиваясь под шаг жены. – Она просто не выспалась, сейчас распробует новость на вкус и сразу поймет, как круто поменяется наша жизнь. Это вернет нам былую прыть. Пепел, пыль, маленький дом в ком угодно погасят интерес к жизни. Ведь она меня старше… На целых десять лет дольше в пустыне. Но Гряда – это же совсем другая история!»
За годы, минувшие с того памятного, грозового дня в пещере, он первый раз вспомнил о разнице в возрасте между ними. И тут же поспешил отогнать эту мысль, как надоедливую муху. Раньше Город не давал ему таких опасных поручений, не отправлял так далеко. Они полетят на гряду вдвоем, никакого уютного домика, только скалы, пустыня и крылья. То, что надо, чтобы Анабель встряхнулась.
Правитель принял их в личных покоях. Сам он сидел в глубоком кресле у окна. Морщинистые руки его лежали на коленях. Город спал перед глазами серой, пыльной грудой. Безрадостная картина жизни тех, кому было суждено влачить здесь жалкое существование, навевала тоску и презрение, но Правитель привык. Он привык к привкусу праха во рту, прах давно стал его верным спутником. Он привык к вечно требующим свежей еды и чистой воды людям. Он привык к тревожным сводкам с дальних рубежей. Он привык, что Город стареет вместе с ним. Но пока есть эти серые дома, есть и их Правитель. Пока есть Правитель, будут и серые дома за окном.
Он поднял голову и посмотрел на вошедших. Встрепанный Томас, вояка и сорвиголова, так и светится радостью. Мальчишке давно хотелось на гряду. Сегодня он получит желаемое назначение. К женщине, чей высокий лоб разрезала глубокая морщина, Правитель присмотрелся внимательнее. Он ее помнил. Когда-то, давно настолько, что и вспоминать смешно, ее молодое и стройное тело будило в нем желание. Но Крылатая отвергла его, как отвергала потом всех, кроме своего мальчишки. Если бы он мог, Правитель залился бы сейчас злорадным смехом: между этими двумя что-то сломалось. Он чуял отстраненность в позах, видел искорки в глазах, обычно эти самые искорки дают начало пожару, огню, что сожрет их маленький мир, как настоящий Огонь поглотил мир большой.
Пауза затянулась. Томас топтался в дверях, Анабель, не спрашивая разрешения, присела на краешек стула.
– Мне сложно говорить это, – начал Правитель, не утруждая себя даже формальным приветствием, – но двое ваших Братьев погибли, исполняя свой долг этой ночью. Очень жаль. – Он помолчал, собираясь с мыслями.
– Что будет с их телами? – Голос Анабель прозвучал с неуместной для этой комнаты резкостью.
– Тел не осталось, – спокойно ответил Правитель. – Охотники – злобные твари пустыни, не мне вам рассказывать.
– Как обычно, – проговорила женщина, рассматривая свои ладони.
Томас не мог понять, какая муха укусила Анабель. Сам же он был готов расцеловать сидящего напротив старика, ведь еще секунда, и с этих сухих губ сорвутся главные слова его, Томаса, крылатой жизни.
– Итак, я позвал вас, наших лучших воинов, чтобы сообщить: именно вы смените павших на посту. Завтра вы должны прибыть на Гряду. Оценить сложившуюся там обстановку. Подготовить доклад для всего Города. А после этого вы отправитесь обратно, чтобы нести постоянную службу на дальнем рубеже.
Сердце Томаса бешено заколотилось в груди. Все, о чем только может мечтать Крылатый… Да что там! Все, о чем только может мечтать мужчина… Человек! Ведь ему поручено выполнять опасное задание Правителя…
– Нам нужно подумать, – с плохо сдерживаемой яростью произнесла Анабель.
Томас захлебнулся воздухом. Он знал голос жены до тончайшего полутона, а сейчас ему показалось, что он слышит незнакомую женщину.
Не слушая возражений, даже не оглядываясь на изумленного Правителя, Анабель схватила мужа за руку и повела прочь из покоев. Дверь хлопнула. Город спал, тяжело вдыхая горький воздух. На улице Анабель отпустила Томаса и зашагала в сторону дома. Он нагнал ее у самого порога, задыхаясь гневом, схватил за плечи и резко повернул к себе.
– Ты в своем уме? – Он не знал, не мог подумать даже, что женщина, состоящая из его поцелуев и ласк, способна так отвечать Правителю.
– Отпусти. – Анабель поморщилась, потирая красные пятна на коже, – следы его пальцев. – Нам надо все обсудить. Заходи в дом.
Комната еще хранила тепло сна переплетенных тел. Но Томас оглядел ее новыми глазами. Тесное помещение, полное бабских тряпок, ненужных безделушек. Ему стало душно, словно он только что осознал, насколько ненавистна ему такая жизнь.
– Мы Крылатые! – Он почти кричал. – Как ты смеешь отказывать Правителю, когда он посылает нас на Гряду?! Ты хочешь прожить здесь до самой смерти? – Томас обвел руками комнатку; его захлестнуло презрение. – Ведь это все – жалкое существование, Анабель.
Она смотрела на него глазами, полными необъяснимой боли.
– Это все, Том, – место, где мы были счастливы. Это все – место, что мы называли домом. Никто не вправе заставить нас отсюда улететь. Правитель не наш Вожак, а Вожак не отправит нас на Гряду, если мы будем против.
– Мы не можем быть против! – Томас кричал. – Это же мечта!
– Твоя мечта, милый. – Анабель устало присела на разобранную кровать. – Ты никогда не спрашивал, о чем мечтаю я…
– Я знаю, о чем ты мечтаешь! Ты хочешь стать Вестницей, так же, как и я. – Он смягчился. – Послушай, нам нужно провести пару лет на Гряде. Да, там неуютно – но в пекло уют! Мы Крылатые, у нас будет небо – и мы у нас будем! Представь, как здорово все сложится: пустыня, опасности, никого рядом… Нельзя стать Вестником, если не покажешь себя там, на дальнем рубеже…
– С чего ты взял, что я хочу стать Вестницей? Что мне не нужно ничего, кроме неба и крыльев? – Она снова посмотрела на него с сомнением.
– Ты сама говорила! – Томасу начало казаться, что все это – глупая шутка. Еще немного, и жена зальется смехом, бросит в него подушку, назовет болваном, и они пойдут к Правителю и скажут, что согласны – согласны лететь, жить.
Но Анабель не засмеялась.
– Я говорила, Том, что хочу увидеть траву, хочу почувствовать ее пряный запах. Хочу опустить ладони в прохладную прозрачную воду… Хочу увидеть настоящую жизнь, а не борьбу за выживание… Но я не обязана туда лететь, мы все знаем, прежнего мира нет. Но зато есть то, что получилось сохранить. Есть мы с тобой, есть наш дом. Посмотри, как здесь хорошо… Здесь мы смогли бы построить наш собственный мир, не подвластный огню и гари.
– Святые Крылатые! Анабель! – Он присел у ее ног, чтобы его серые с медными крапинками глаза оказались на одном уровне с ее зелеными глазами, чтобы не видеть ничего, кроме ее глаз. – Наше будущее – это мы с тобой, пустыня и небо. А дом не дает нам вдохнуть свободно, я уже совсем не узнаю тебя. Ты стала… – ярость и непонимание бушевали в Томасе, – другой. Я брал в жены полную сил и решимости Крылатую! Как ты была прекрасна в своей силе, легка в полете. А сейчас, ну посмотри на себя…
Он запнулся, осознавая, что говорит. Но слов было уже не вернуть.
Анабель засмеялась, этот смех, глухой и отрывистый, много лет потом преследовал его во снах. Она оперлась на его плечи руками и оттолкнула с такой силой, что он повалился на пол.
– О, мой мальчик, ты даже не представляешь, как я изменилась! – Она продолжала смеяться. – Если твое будущее – пустыня и гарь, то меня в этом будущем не будет. Лети! Лети за своей сказкой, Крылатый. А меня, старую и уставшую, оставь в покое.
Она встала и прошла в дальний угол комнаты, села к мужу спиной. Томас поднялся на ноги, гнев кипел в нем, но любовь к той, прежней Анабель была сильнее любого гнева.
– Я полечу на Гряду, посмотрю, как там и что. И вернусь с докладом. Уверен, твое… – Он запнулся на мгновение. – Твое состояние к тому времени уже изменится. И мы улетим туда вместе.