Где живет счастье

– Так какой профиль у вашего магазина? – увидев старинную раму в витрине, с едва заметной насмешкой в голосе поинтересовался один из местных торговцев антиквариатом.

– У меня… У меня просто магазин, – ответила Сюзанна, решив не обращать внимания на его презрительно поднятые брови.

Но свое заведение она гордо назвала «Эмпориум Сюзанны Пикок»[4]. Название на вывеске было написано бело-голубыми буквами, а под ним нарисовано павлинье перо. Нил посмотрел на вывеску со странной смесью страха и гордости. Уже позже он признался жене, что пытался решить вопрос, сможет ли спокойно пережить еще одно банкротство, если магазин прогорит, учитывая, что над входом красуется его, Нила, фамилия.

– Не прогорит! – отрезала Сюзанна. – Не стоит смотреть на вещи так негативно.

– Тебе придется здорово попотеть, – сказал он.

Но сомнения Нила ее нимало не волновали. У нее не было сил с ним спорить. Она теперь отлично спала.

И вообще, если не считать товара для магазина, она уже несколько недель ничего не покупала.

– Вы открыты?

Сюзанна оторвала глаза от пятна на полу. Церковные свечи показались ей хорошей идеей во время закупок у лондонского оптовика, но теперь, когда она смотрела, как дамы в зеленых стеганых жилетках одна за другой проходят мимо ее витрины, равнодушно или презрительно щурясь на выставленные за стеклом вещи, у нее невольно возник вопрос: а не слишком ли космополитичны ее вкусы? Да, расшитые бисером сумочки были очень нарядные и вполне в ее вкусе, но, как не уставал повторять Нил, нет никакого смысла приобретать красивые вещи, если никто в округе не будет готов их купить.

– Еще нет. Скорее всего, в понедельник.

И тем не менее женщина вошла внутрь, закрыла за собой дверь и принялась восторженно озираться по сторонам. Вместо зеленой жилетки на ней была красно-коричневая куртка с капюшоном, на голове – вязаная пестрая шапка, из-под которой торчали во все стороны седые космы. Поначалу Сюзанна решила, что перед ней обычная бомжиха, но, приглядевшись, заметила приличные туфли и не менее приличную сумку.

– Не правда ли, здесь очень славно? День и ночь по сравнению с тем, что было. – Сюзанна поднялась с пола.

– Да-да. Видите ли, когда я была еще маленькой, здесь был продуктовый магазинчик. Вон там лежали фрукты… – Женщина махнула рукой туда, где теперь стояли столы и стулья. – А вот тут овощи. Ой, а еще здесь торговали домашними яйцами. Они держали кур на заднем дворе. Но насколько я понимаю, разводить кур вы не станете. – И она рассмеялась собственной шутке.

– Вы правы. Я скорее…

– А зачем эти столы? Вы что, будете подавать здесь еду?

– Нет.

– Люди любят места, где можно поесть.

– Для этого нужна лицензия. Нет, я буду подавать кофе. Типа эспрессо.

– Эспрессо?

В такие моменты Сюзанна сразу теряла весь свой благоприобретенный оптимизм. Как можно продавать кофе в городе, жители которого не знают слова «эспрессо»?

– Это кофе такой. Очень крепкий. Подается в маленьких чашечках.

– Что ж, полагаю, неплохой способ увеличить прибыль. Я всегда говорила, что в кафе на Лонг-лейн чай наливают в слишком маленькие чашечки. Думаю, они таким образом тоже увеличивают прибыль.

– Эспрессо принято подавать в маленьких чашечках.

– Дорогая, не сомневаюсь, они говорят то же самое. – Женщина подошла к витрине и, что-то бормоча себе под нос, принялась перебирать выставленные там вещи. – Что бы это могло значить? – Она взяла в руки абстрактный рисунок в старинной раме.

– Да ничего. – В голосе Сюзанны послышались стальные нотки.

Женщина впилась глазами в картину.

– Это что, современное искусство? – произнесла она так, будто говорила на иностранном языке.

– Да.

Боже, если она сейчас скажет: «Так и ребенок сможет», я этого не переживу, подумала Сюзанна.

– Я тоже так смогу. А если я действительно что-нибудь нарисую, вы выставите это на продажу?

– У меня не художественная галерея. Вам стоит обратиться туда.

– Но вы же продаете эту.

– Это единичный случай.

– Но если вы ее продадите, почему бы вам тогда не продать еще одну? Я хочу сказать, спрос определяет предложение.

Сюзанна начала терять терпение. Она и в лучшие-то времена легко выходила из себя. А сейчас были далеко не лучшие времена.

– Было очень приятно побеседовать, но, боюсь, меня ждут дела. – Сюзанна вытянула вперед руку, явно собираясь выпроводить назойливую посетительницу, но так и осталась стоять посреди комнаты.

– Я действительно выросла в этом городе. По профессии я швея, но когда вышла замуж, пришлось уехать отсюда. Тогда многие из нас так делали. – (Господи! Она, кажется, собирается рассказывать тут историю своей жизни. Сюзанна в отчаянии огляделась по сторонам, выискивая предлог избавиться от странной тетки.) – Мой муж умер через три года после того, как мы поженились. От туберкулеза. Почти шесть месяцев провел в швейцарской клинике и все равно умер.

– Мне очень жаль.

– А вот мне нет. Он был довольно неумный человек. Но я поняла это лишь после свадьбы. Видите ли, у нас не было детей. Он предпочитал свою губную гармошку.

– Простите? – фыркнула Сюзанна.

Женщина рассеянно пригладила волосы:

– Милочка, он просто не знал, что нужно делать. А я знала, потому что мне мама объяснила. И в первую брачную ночь я его просветила, но он пришел в такой ужас, что сказал: нет-нет, спасибо, не надо, он лучше поиграет на губной гармошке. И вот целых два года каждую ночь мы только этим и занимались. Я читала книгу в постели, а он играл на губной гармошке.

Сюзанна не выдержала и рассмеялась:

– Сочувствую. А вы не пробовали найти себе… кого-нибудь другого?

– Ох нет! Никого такого, за которого я собралась бы замуж. У меня было много романов, что, конечно, весьма приятно, но мне не хотелось никого пускать к себе на ночь в постель. А что, если и они тоже оказались бы любителями музыкальных инструментов? Бог его знает, чем это могло бы закончиться! – Она едва заметно покачала головой, явно представив себе большой барабан и тубу. – Да, жизнь не стоит на месте. Я вернулась сюда всего шесть месяцев назад, а тут все изменилось до неузнаваемости… А вы местная?

– Я родилась здесь. Но вплоть до последнего года мы жили в Лондоне. – Сюзанна и сама толком не понимала, зачем делится с абсолютно незнакомым человеком, ведь внутренний голос подсказывал ей, что не стоит рассказывать о себе лишнего.

– Значит, вы тоже вернулись в родные края! Как волнительно! Выходит, мы с вами родственные души. Я миссис Крик. Джоанна Крик. Зовите меня миссис Крик. А вас как зовут?

– Пикок. Сюзанна Пикок.

– Там, где я выросла, у нас тоже были павлины. Дом находился за городом, на Ипсуич-роуд. Отвратительные птицы. Издают совершенно омерзительные звуки. И вечно гадили нам на подоконники. – Миссис Крик повернулась и потрогала свою шапку, словно желая убедиться, что та все еще на месте. – Ну ладно, Сюзанна Пикок, что-то я с вами заболталась. Боюсь, мне пора бежать. Надо еще забрать пастуший пирог в магазине при Женском институте. Я собираюсь сшить им передники и мешочки для мелочей. Это, конечно, не то, к чему я привыкла. Ну да ладно, не сидеть же сложа руки. Я непременно вернусь, когда вы откроетесь, и с удовольствием выпью чашечку вашего кофе.

– Очень хорошо, – сухо ответила Сюзанна.

Но прежде чем уйти, миссис Крик снова уставилась на картину, словно желая поподробнее запомнить каждую деталь, чтобы создать потом свою собственную версию.

Сюзанна вернулась домой чуть ли не в полдесятого вечера. Нил сидел, положив ноги на кофейный столик, на котором стояли пустая миска и тарелка с остатками еды.

– А я уже собирался разыскивать тебя с собаками, – отвернувшись от экрана телевизора, сказал он.

– Я пыталась получше расставить товар.

– Ведь я предупреждал. Надо было делать больше полок спереди.

4

Фамилия Пикок в переводе с английского означает «павлин».