Страница 29 из 31
Оценка эффекта реаллокации с учетом неформального сегмента может существенно отличаться от оценок, полученных без его учета, поскольку в последнем случае часть этого эффекта, вызванная внутриотраслевым, но межсегментным перетоком работников, остается незамеченной, а степень неоднородности уровней производительности оказывается ниже. Действительно, как видно из сопоставления рис. 3–2 и 3–4, неформальный сегмент усиливает вариацию в уровнях производительности. В благополучные годы середины 2000-х годов соотношение максимальной и минимальной производительности даже с учетом исключения отраслей-аутлайеров превышало вариацию между формальными отраслевыми сегментами. На рис. 3–4 видно, что такой показатель к 2012 г. был почти в два раза больше, чем аналогичный показатель для отраслей без сегментации (рис. 3–2).
Примечание. Удалены некоторые виды деятельности с небольшими долями ВДС и неформальной занятости, для которых доля погрешности может оказаться очень высокой, а также виды деятельности РДК. Включение любой удаленной отрасли-аутлайера приводит к значительному смещению кривой вверх.
Рис. 3–4. Соотношение уровней производительности труда в отрасли-лидере и отрасли-аутсайдере в 2005–2012 гг. с учетом разбивки отраслей на формальный и неформальный сегменты, раз
Разделение отраслей на формальный и неформальный сегменты увеличивает вариацию в их производительности, наряду с влиянием сельского хозяйства и РДК [Gimpelson, Kapeliushnikov, 2015]. Как видно на рис. 3–4, разрыв в уровнях производительности труда растет на протяжении всего рассматриваемого периода. Это могло быть связано с интенсивным вымыванием наименее квалифицированных работников в неформальный сегмент, где их предложение в расчете на единицу капитала сильно возросло, тем самым резко снижая предельную производительность труда. В то же время рабочие места в формальном сегменте экономики возникали крайне медленно; темп их создания отставал от темпа ликвидации, отражая стагнацию спроса на труд в условиях плохих институтов (глава 1).
Воздействие реаллокации труда на динамику агрегированной производительности в российской экономике может быть следствием как межотраслевых, так и межсегментных перетоков рабочей силы. При этом априори трудно сказать, каково направление влияния этих реаллокационных процессов, какие отрасли обеспечивают ускорение/замедление производительности и каков при этом вклад неформальности. Возможные ответы на эти вопросы мы постараемся дать в следующих разделах.
3.5. Результаты декомпозиции
Результаты декомпозиции TRAD для 30 отраслей рыночного сектора российской экономики за период 1995–2012 гг., сгруппированные по вкладам шести крупных секторов, представлены в табл. 3–3. За указанный период уровень производительности труда вырос почти на 93 %, или почти вдвое. Около 1/3 всего прироста дал РДК. Вклад строительства, розничной торговли и телекома также значителен (25 п.п.) и уступает РДК лишь 4 п.п. Затем с некоторым отставанием следуют финансы и бизнес-услуги (22 п.п.) и обрабатывающая промышленность (10 п.п.), а роль транспорта (5 п.п.) и сельского хозяйства (2 п.п.) не столь заметна.
Однако вклад каждого сектора в рост агрегированной производительности обеспечивается не только внутриотраслевым накоплением и более эффективным использованием физического и человеческого капитала, но и перетоками рабочей силы. При этом вклад такой реаллокации на агрегированном уровне очень значительный – более 21 п.п.
Таблица 3–3. TRAD – декомпозиция темпов прироста производительности труда в 1995–2012 гг. по вкладам секторов российской экономики, внутриотраслевому (within) и межотраслевому (between) эффектам, в постоянных ценах 2005 г., п.п.
Рассмотрение собственных вкладов отдельных секторов без учета реаллокационных эффектов (столбец 2 табл. 3–3) несколько меняет представление об их роли в агрегированном росте. Лидером оказывается РДК, обеспечивающий 1/4 всего роста. Это не удивительно, поскольку на данный сектор приходится значительная доля услуг капитала в экономике [Timmer, Voskoboynikov, 2014]. Далее с отрывом 6 п.п. следуют обрабатывающая промышленность и рыночные услуги (строительство, розничная торговля и телекоммуникации). При этом промышленность сокращает занятость, снизив свою долю с 26 % в 1995 г. до почти 19 % в 2012 г. (см. табл. 3–1), так что значительный рост производительности можно объяснить оптимизацией производства. В то же время рыночные услуги ее стремительно наращивают: за тот же период доля отработанных часов здесь возросла с 24 до почти 35 %. Следовательно, рост производительности в секторе рыночных услуг обусловлен притоком капитала, как и в РДК [Timmer, Voskoboynikov, 2014]. Транспорт и сельское хозяйство – в группе отстающих, хотя вклад последнего за счет внутриотраслевых источников возрос почти в три раза по сравнению с его общим вкладом. Таким образом, влияние реаллокации существенно и на агрегированном уровне, и при анализе вкладов отдельных секторов.
Теперь обсудим реаллокационные эффекты за весь период с 1995 г. (столбец 3 табл. 3–3). Реаллокация практически полностью определяется примерно одинаковым вкладом двух секторов – 12 п.п. в секторе рыночных услуг и 10 п.п. в РДК. Однако природа реаллокации в них разная (см. табл. 3–1). Если в РДК стремительно росла доля ВДС – с 23 % в 1995 г. до 33 % в 2012 г. при расширении доли занятости менее чем на 2 п.п. – до 5,7 % в 2012 г., то в секторе услуг картина обратная. Доля добавленной стоимости сектора на протяжении почти 20 лет оставалась неизменной, колеблясь в пределах 22 %, тогда как его доля занятости выросла на 10 п.п. – почти до 35 % в 2012 г. Таким образом, значительный вклад РДК в эффект реаллокации связан с большим разрывом в производительности между ним и другими секторами при сравнительно небольших перетоках рабочей силы[55]. В основе вклада сектора рыночных услуг в реаллокацию лежат именно перетоки рабочей силы.
Вклад других секторов относительно невелик. Высокопроизводительные финансы и бизнес-услуги расширяются и обеспечивают положительный вклад в реаллокацию (6 п.п.), но отток работников из низкопроизводительного сельского хозяйства и относительно высокопроизводительной промышленности практически полностью нивелирует этот прирост. Действительно, каждая из этих двух отраслей дает умеренно негативный вклад – порядка 3 и 4 п.п. соответственно. Интуитивно понятно, что если отрасль с уровнем производительности выше среднего теряет работников, то такая тенденция должна скорее негативно влиять на агрегированный уровень производительности. Именно это и наблюдается в обрабатывающей промышленности: ее реаллокационный вклад в рост производительности равен -3,8 п.п. (см. табл. 3–3). Но если сокращается доля отрасли с уровнем производительности ниже среднего, то соответствующий вклад должен быть положительным. Однако сельское хозяйство, будучи аутсайдером по уровню производительности и снизив долю отработанных часов с почти 35 % в 1995 г. до 26 % в 2012 г. (см. табл. 3–1), дает тем не менее отрицательный вклад -3 п.п. (см. табл. 3–3). В этом и проявляется недостаток TRAD, связанный с трудностями интерпретации (см. выше переход от TRAD (10) к CSLS (11)).
Разделение каждого сектора на формальный/неформальный сегменты может менять оценки внутриотраслевого роста производительности. Так, часть вклада в рост агрегированной производительности, которая изначально рассматривалась как составляющая внутриотраслевого эффекта, теперь дает прибавку к реаллокационному эффекту, отражая последствия перетока работников между формальным и неформальным сегментами.
55
Далее с использованием метода GEAD-3f будет показано, что вклад РДК в реаллокацию связан в значительной степени с ростом относительных цен на продукцию сектора, а вклад перетока рабочей силы существенно меньше (табл. 3–7).