Страница 29 из 30
Эмилия снова замолчала. Видно было, что она держится из последних сил. Но Гео чувствовал, был уверен — ей необходимо выговориться, излить душевную боль словами. Поток поднялся, вспенился и льётся через край, теперь его уже ничем не удержишь…
— Может быть, вам покажется, что я плохо о ней говорю? Да, вы правы — плохо, отвратительно, но как иначе я могу забыть её?! А надо! Пусть даже у неё были другие мотивы, образцово-показательные и высоко— моральные… Мне надо, надо забыть о ней, потому что только я одна знаю, что потеряла!
Опять две слезинки скатились по щекам. Эмилия резко встала и снова отошла к окну, к фикусу — похоже было, что она ведёт с деревом тайную утешительную беседу. Говорят же, что растения чувствуют человеческую боль… Во всяком случае через минуту она возвратилась успокоенная.
— Всё равно — я никогда не вернусь обратно! Поэтому очень прошу вас — никогда больше не поднимайте этот вопрос, обещайте мне!
— Клянусь! Вы разорвали нити, вы и должны решить, связать их или нет.
— Вот вы опять… Но ведь она уже привыкла к мысли, что меня нет. Конечно, она страдает. Я тоже. Значит, мы квиты. У каждого свой крест. Думаете, мой легче?
— Нет, конечно. Вижу ведь, как он гнёт плечи, этот ваш крест…
Жара постепенно усиливалась. Вентилятор уже ничего не мог поделать с ней, вертел лопастями горячий воздух, надрывался — напрасный труд. Кольцо посетителей вокруг Эмилии и Гео становилось всё шире, но, как ни странно, это уже не смущало их — может быть, потому, что главное было сказано и оставались лишь детали. Вообще для постороннего глаза они вполне могли сойти теперь за приятелей, только что посмотревших интересный фильм и обсуждающих его подробности.
— Одного только я не могу понять, — заговорил наконец Гео. — На вашей улице висит некролог, вы скрываетесь, надеваете парик, чтобы вас, не дай бог, не узнали, а сами поступаете на постоянную работу в центральный столичный магазин с огромными витринами. Как это совместить?
Впервые за всё время разговора девушка от души рассмеялась — и снова стала юной и невозможно красивой.
— Не могу же я всю жизнь сидеть в монастыре! Не такой у меня характер. Хотя, конечно, я могу показаться вам сумасшедшей. Но, понимаете, после всего… мне просто необходимо свободно дышать, смотреть на деревья и чувствовать себя подданной земли и солнца, а не эмигранткой из царства теней. Ну, и кроме того, — продолжала она с улыбкой, — пловдивчане люди серьёзные, они не бегают по софийским магазинам, у них свои магазины, такие же, а может, и лучше. Следовательно, возможность встречи с моими земляками сведена почти к нулю. А что касается моего бывшего приятеля Ярослава, — лицо её слегка потемнело, — тут я могу быть вполне спокойна: он шьёт себе одежду в специальном ателье и не станет покупать изделий даже «Витоши» и «Дружбы», уж на что они прекрасно работают. Он может многое себе позволить, даже терять время на теннисных кортах…
Её лицо снова приобрело жёсткое, насмешливое выражение.
— А вы знаете, Эмилия, про себя я зову его Длинные Уши…
— И вы тоже?! Впрочем, не хочу говорить о нём. Кого же мне ещё остерегаться? Дишо далеко, мать в тюрьме, про земляков я уже говорила. Родственники? Они чужие не только мне, но и друг другу. Даже на похороны им трудно собраться. А брат Кристины наверняка не узнает меня, если увидит на улице…
— Значит, остаётся всё-таки Длинные Уши — может быть, самое заинтересованное лицо.
— Ну, здесь, по-моему, всё ясно!
— И всё-таки… Неужели вы думаете, что он не узнает вас, если, предположим, случайно войдёт в этот магазин или встретит на улице? Когда я раскрыл своё «инкогнито» и сказал, что работаю в милиции, что вы ответили? «А я уж подумала, что вас послал…» Полагаю, что вы имели в виду…
— Ну и что?!
— Да ничего, разумеется, ничего! Просто радуюсь за вас обоих. Ярослав, представьте, никогда не верил в смерть своей первой и единственной любви, а за компанию на теннисном корте нужно винить жизнь, да и вы сами толкнули его на это, ведь так?
— Оказывается, вы ещё и адвокат…
Гео рассмеялся:
— Должны же мы, мужчины, поддерживать друг друга! Тем более когда наши акции падают.
— Я хочу есть! — неожиданно заявила Эмилия.
Впервые Гео вздохнул свободно, сказал себе: «Слава богу!» — и подозвал официантку.
Жюльену с грибами сегодня явно не везло. Эмилия от него отказалась. Они заказали телятину, омлет и пиво… И, конечно, салат — юные девушки обожают салаты. «Но с грибами, да?» — всё же уточнила официантка. «Ладно, пусть омлет будет с грибами!» И все трое рассмеялись — в доказательство того, как иногда какая-нибудь мелочь может развеселить и улучшить настроение.
Гео, однако, не успокоился. Ему обязательно нужно было проставить все точки над i, снять все оставшиеся вопросы.
— Извините, Эмилия, за любопытство, но мне бы хотелось кое-что понять относительно вашего последнего рейда в Пловдив. Опять автостопом?
— Стоит ли спрашивать…
— Гм, вам легко: не нужно заботиться о билете, бояться опоздать на поезд или автобус.
— Но при такой зарплате как иначе я могу ездить?
— Да, и вдобавок ещё в парике! Однако Длинные Уши говорит, что и русые волосы вам очень идут…
— Бог с вами, у меня чуть голова не лопнула от жары. Особенно в первый раз, на лестнице нашего дома. Помните, что было у меня в руках, когда вы пустили меня к себе в машину?
— Помню — такая маленькая синяя сумочка-мешочек.
— В ней был парик. Я напялила его тут же, в подъезде, как только удрала от вас. А сняла, только когда уехала из Пловдива.
— Не сердитесь на меня, Эмилия, но первое, что пришло мне в голову, когда я стал разыскивать вас, — она же может подхватить какого-нибудь иностранца и уехать за границу! Вот уж там бы вас никто не достал…
— Какая чепуха! Как ни тяжело мне пришлось, но здесь я всё-таки дома, а там что? На кухне, всю жизнь торчать? Или вовсе оказаться на улице? Нет, простите, такой мысли у меня не было. Сначала я пошла в больницу. Санитарок не хватает, и там не очень-то смотрят, кого берут. Что и говорить, туда легко проникнуть и скрываться там сколько нужно, И может быть, я до сих пор работала бы в больнице, но оказалось, что я с трудом переношу тяжёлые запахи и кровь. Так что о медицине и мечтать нечего. Я могла бы ещё стать в Софии манекенщицей в Доме моделей, могла сниматься в кино — мне предлагал один режиссёр, которого я выходила в больнице. Но я ни о чём не жалею, люблю свою теперешнюю работу, она доставляет мне удовольствие.
— Уж не думаете ли вы надолго задержаться в магазине? И публиковать раз в год по обещанию стишки в газетах? Вы можете стать если не хирургом, как мечтали, то терапевтом или, ещё лучше, детишек лечить. Представляете, вы в белых брюках, со стетоскопом на груди…
Эмилия внимательно слушала Гео. задумчиво глядя мимо него на полюбившийся фикус.
— Вы представляете, а я — нет. Всё это очень-очень сложно… И потом, не помню, говорила ли я вам, что тогда… тогда я уничтожила все документы: аттестат, свидетельство о рождении, оставила себе только паспорт…
— Поэтому я ничего и не нашёл у вас дома. Я подумал, что вы всё сдали в канцелярию института, но там выяснил, что ваши документы вообще не поступали.
— Я и паспорт хотела разорвать, но в последний момент одумалась: куда пойдёшь без паспорта? А ключ от квартиры сохранила, так как сообразила, что смогу его использовать: если власти обнаружат мой обман и я должна буду скрыться, кто же станет искать меня дома?
— А я думал — вы скажете, что оставили себе ключ на память, рука не поднялась выбросить, — усмехнулся Гео.
— Опять намёки? И вам не надоело?
— Мне надоела полуправда, надоели недомолвки! — довольно резко заметил Гео и тут же, используя установившиеся почти дружеские отношения, прямо спросил:
— Отвечайте — будете вы поступать в медицинский или нет?
— А вы что, можете мне помочь?
— Нет, не могу.
Какое ему, в сущности, дело до её будущего? Он свою миссию выполнил, и довольно успешно. И всё же Гео не мог на этом поставить точку. Судьба девушки беспокоила его, что-то внутри царапало, саднило, ему было бесконечно жаль её, так рано хлебнувшую горя, она стала ему как младшая сестра, и бросать её сейчас одну, без совета, без поддержки было бы просто бесчеловечно.