Старт

Что им нужно?

— Человеку нужно то, что не нужно ему! — сказал бы философ Асен.

— Камнем можно убить! Из камня можно воздвигнуть неодолимую стену. Альпинисты ступают на камень и держатся за него. Камень для них — ступенька на пути ввысь!

Преврати препятствие в опору, в трамплин!

Метаморфозы существа МЫ

Оно исчезло, странное существо МЫ. И после своей гибели претерпевает странные метаморфозы.

Нет, МЫ не можем умереть. Умирают только одиночки. МЫ бессмертны.

Есть у нас таинственная способность почти бессознательно распределять функции всех членов группы. Группа создает своих героев, своего поэта и вожака, своего насмешника. Группа окрашивает характеры в самые разные цвета.

Погибая, мы передали уцелевшим наш групповой код. И незаметно происходит между ними новое перераспределение функций.

Группа привлекает новых членов, растет, молодеет, видоизменяется, вбирая их в свое ядро.

Каков же он, этот код, этот первичный импульс?

Может быть, это пробуждение человеческого инстинкта преодоления слепого страха, самосохранения, эгоизма?

Нас много. Нас — бесчисленное множество. МЫ стали зорче. МЫ стали богаче на одну потерю.

— Э-эй! — несется наш возглас из пустого пространства смерти. Эхо проникает в сны неведомых нам, далеких и одиноких людей. Они вздрагивают. Что-то пробуждается в их душах.

Может быть, они найдут в себе силы оторваться от всего того, что не дает им подняться вверх.

Во сне я услышала этот возглас. Давно. Я долго глушила его в себе. А после и сама начала звать…

Какую функцию определяет мне существо МЫ? Я противостою ему и через это отрицание утверждаю себя. Я принимаю существо МЫ и тем самым отдаляюсь от него…

Странная догадка обжигает меня и тотчас рассеивается, тает, как залетная снежинка, растворяется в моей иронической улыбке:

Будущее! Принадлежит ли оно этому пчелиному существу МЫ?

Медленно и неуклонно МЫ создаем себя в таких вот противоречивых группах. Испытаниями и гибелью МЫ развиваем и закаляем инстинкты будущих МЫ, которые населят нашу планету, а может быть, и всю Солнечную систему. Только так будут существовать жители Земли, миллиарды на маленьком шаре, высокоорганизованные пчелиные существа МЫ, внутри которых функции строго распределены…

Господи, что за пчелиный улей у меня в голове!

Диалог живых и мертвых

Пятеро уцелевших связаны между собой теснее, чем прежде, в группе.

Сегодня они собрались на необычном киносеансе.

В пустом зале они увидят то, что было отснято оператором Славом. Они сами решились на эту муку.

Лица пятерых и Деяна озарены переменчивым сиянием снега на экране. Немая лента. Отрывочные кадры.

Возле домика в горах — собака сторожа. Знакомая овчарка Краси. Лохматый хвост и праздничная собачья радость. Чья-то рука протягивается, собака прыгает. Чья это рука? Любого из нас. А вот Краси кидается на вожака Найдена, будто хочет куснуть. Человеческая теплота этой сцены протестует против нелепых мелочных споров двух вожаков: Найдена и Никифора. Никифор чувствует, как острые зубы сходятся на его горле.

Какое это наказание — уцелеть!

Их конфликт был зеркален — я — ты, ты — я — вот она, правда! Я был бывшим вожаком, теперь ты стал бывшим. Тяжесть с твоих плеч переместилась на мои. Теперь я — на переднем плане. Я завидую тебе, мертвому… Пересечение в точке смерти!

Глаза Никифора широко раскрыты… Если бы я противопоставил себя ему, сколько было бы шума и подозрений… Если бы я просто протянул ему дружескую руку, я выглядел бы жалким в глазах соперника, то есть в его глазах, нет, в своих собственных! Если бы я поговорил с остальными, меня обвинили бы в том, что за спиной вожака я подстрекаю к разногласиям. Я ничего не сказал, молчал, я в числе виновных, я — главный виновник.

Да, Никифор теперь вожак и главный виновник. Исполнилась его тайная мечта: сместить соперника, напакостить ему, занять его место. Напакостил самому себе. Теперь он всю жизнь будет шагать во главе виновных, вести их по снежным уступам угрызений совести. Теперь никто и никогда не сместит его!

На экране — заснятая снизу — цепочка альпинистов. Вот они идут на фоне облаков по заснеженному гребню. Один за другим, вскинув лица навстречу простору, дружным энергическим шагом. Только оператора нет в кадре.

Деян приподнимается. Ему так хочется ворваться на экран, встать на их пути, крикнуть им… Но белую стену экрана не пробьешь!..

— Разве я не был честен? — Он обращается к самому себе. — Разве я не предупредил Найдена? Там, в саду, где вожак был заботливым садовником… Но нет!.. С таким же успехом я мог обратиться к его саженцам… Он ничего не понял!.. А остальные? Они поняли бы еще меньше!.. Набросились бы на меня… О, как прав был Гельвеций: «Незараженного общим безумием считают сумасшедшим!»

Но существует и другая, более страшная правда: «Никого не судят за пассивность». Наоборот. Вот оно, пресловутое умывание рук — не был, не участвовал. Суди теперь сам себя. Никто не облегчит твою участь окончательным приговором.

На экране Бранко жадно глотает режущий снежный воздух.

В зале шестерых душит мука. Они не в силах перевести дыхание. Не могут оторвать глаз от этого юного, сияющего в рассветном солнце лица.

Твой день рождения! Ты рождаешься в мир, и ты покидаешь его. Приветствуй солнце и простись с ним!

Вожак Найден шагает впереди. Четкий, равномерный шаг — мерило времени.

И вдруг Найден оборачивается к остальным. Что-то кричит. Губы шевелятся. Что он сказал?

Теперь, когда его лицо обращено к сидящим в зале, он может говорить все, и каждый из них слышит свое:

Вот Найден обращается к Деяну:

— Почему ты оставил нас?

— Не спрашивай… То, что я остался жить, — самое страшное унижение! — отвечает Деян самому себе.

Шевелятся на экране безмолвные губы:

— Никифор, почему ты не предупредил меня?

— Это была ошибка…

— Разве ты можешь ошибаться? — Найден едва уловимо улыбнулся.

— Вся моя жизнь — ошибка!

Рядом с Суеверным — костыли. Он слышит:

— Сумей извлечь пользу из своих ошибок!

— Что мне в жизни осталось, кроме костылей?

— Преврати их в крылья! — произносят немые губы.

На экране — человек, присевший на корточки. Поэт. Затягивает шнурок ботинка. Нервные, неуклюжие пальцы. Он раздражен. На лице — выражение комичного недовольства. Если бы он сейчас увидел себя, он бы понял:

Я легко одолеваю большую боль, но как преодолеть мелочные царапины?

Я в их власти. Плохие привычки превращаются в характер.

Борясь с мелочами, я воюю с самым сильным противником — со своим характером.

А если нет у меня мира с самим собой, значит, я в ссоре со всей Вселенной!

На экране — Дарин снежный гротеск. Словно театр теней на фоне снега — ее угловатые убыстренные движения.

Но в зале никто даже не улыбнется. Эта пантомима теперь звучит пронзительным призывом: опомнитесь!

Вот ладонь Дары тянется к глазу камеры и размазывает свой собственный образ, словно хочет этим необузданным жестом заглушить тревогу.

Асен! Он глотает снег. С наслаждением глотает холодную пресную влагу.

В зале Дарино лицо озарено светом. Ненасытно впитывает она взглядом облик того, кто привел ее в горы. Слышит его голос:

— Усталость для человека — великое благо! Только усталость дает возможность насладиться глотком воды, нежностью дуновения ветерка, силой любви с первого взгляда.

Асен вскидывает руки. Это его жест!

— Омниа меа мекум порто! Все свое ношу с собой! И более ничего! Даже смерть не может ничего отнять у меня. Я не боюсь смерти! Тот, кому нечего терять, ничего не боится!

Насмешник и не подозревает о следящем за ним киноглазе. Как он сгорбился. Каким грустным кажется его лицо! Только теперь мы понимаем, как тяжело быть насмешником! Нет ничего тяжелее!