Страница 4 из 13
– Но она ж всегда хотела! Сколько раз тебя при мне корила…
– Понимаешь, моя мама – женщина очень противоречивая, она сама не знает, чего хочет, но я у нее просто вечно виноватая – и все… Ладно, слушай дальше. Уехала она. А еще через два дня у меня кровотечение жуткое. Пошла к своей врачихе – та говорит: угроза выкидыша, на сохранение немедленно, а то не доносишь. Или на чистку. Спрашиваю: долго сохраняться? (Ты ж понимаешь, у нас на фирме больных не любят, особо не поваляешься.) Она объясняет, что точно никто знать не может, но по опыту при таком хреновом положении не меньше месяца с задранными ногами, и это в лучшем случае. А то и всю беременность в больнице провести! Но и тогда гарантий, что выношу, никаких. Я мозгами-то пораскинула – ну всё, ведь просто всё на свете против этого ребенка, никому-то он не нужен, и даже природа его не хочет! Короче, поревела там же, в приемном, – и на чистку легла. Нет, так что ты думаешь? В выходные прилетает с дачи маман, жизнерадостная такая, и как ни в чем не бывало щебечет: посмотри, Натуля, что я нашему бутузу купила! Достает, значит, мисочку эмалированную и кружечку с рисуночками – медвежонок там, что ли, какой-то, или зайчик… Ну, я ей говорю: капец, говорю, мутер, нашему бутузу, пролетели мы с ним как фанерка над Парижем. Вам бы пораньше, говорю, с вашими медведями выступить… Так что… Такие вот дела, Марусь… Выпьем давай, а то я выть начну.
Маруся все пыталась нащупать слова утешения, но ее сносило на сожаления о непоправимом:
– Нет, Нат, ну почему ж ты не легла на сохранение!
– Да!! А кто бы меня содержал, пока я лежала бы да рожала?! – пьяно кричала Наташка, вскидывая мокрое, красное лицо. – Мама с папой?! На пенсию свою, да? Это нищета! Ты не понимаешь? Я ж говорю, не понять тебе! Если бы еще не угроза! А то всё против меня! Ведь я могла так проваляться месяца три, потерять работу – и остаться в результате ни с чем: и без работы, и без ребенка! Мне ж сказали: гарантий никаких! Ну, если бы мама уговорила… Или он хоть чуточку обрадовался, а так…
– А почему ты толком не объяснила маме про беременность?!
– Да сказала я… Ну, намекнула. Все она поняла, не сомневайся. Просто у нее тогда настроение было ругательное. А маман таких случаев не пропускает: сразу спешит моим воспитанием заняться… Ты не представляешь, как это страшно – быть совсем одной!
– Это я как раз представляю.
– Да не представляешь ты! У тебя Колечка от мужа родился – желанный, жданный!.. А тут одна-одинешенька, перед стеной проблем! Кругом виноватая, без средств, без сил… Да я жить не хотела!..
– А мне почему не позвонила? – рявкнула Маруся, тоже смахивая слезы.
– А! – зло отмахнулась Наташа. – У тебя свое – у меня свое…
Маруся с трудом уговорила отчаявшуюся пьяную подругу покинуть кухню и лечь спать. Наташа скулила, отбиваясь. Потом, рыдая, обнимала Марусю. Потом всхлипывала и тряслась с закрытыми глазами, пока Маруся кутала ее в три одеяла…
Вечером другого дня, наспех приготовив еду, Маруся кинулась звонить Наташе, чтобы позвать на ужин. Наташка отвечала хмуро и скупо.
– Не хочу я, – бубнила она. – Что ты, как моя маман, пристаешь… Оставьте уже меня все в покое. Дайте хоть сдохнуть, что ли, без вашего участия.
– Наташ, я сейчас приду! – крикнула Маруся и, бросив трубку, рванула к подруге, захватив запасные ключи от ее квартиры, хранившиеся у нее на всякий случай.
Растрепанная Наташка угрюмо бродила по дому в старой пижаме.
– Как ты меня пугаешь! – бросилась к ней Маруся. – У тебя что-то болит?
– Я вся болю, – недружелюбно отозвалась та. – Ну чего приперлась? Помощь не нужна. И вообще я спать ложусь.
– Рано спать-то, – напомнила подруга. – Почему сказала, что сдохнешь?
– Да не сдохну я, не сдохну! – поморщилась Наташа. – Иди уже к семье, дай мне отдохнуть спокойно.
– Ну, Натусь, – села рядом Маруся, – я же волнуюсь.
– Есть у тебя за кого волноваться. И мне не до тебя. Правда, иди домой. Не хочу я никого. И свет погаси. Ложиться буду.
– Ты правда спать?
– Правда. Да не бойся, если уж тогда руки на себя не наложила, сейчас точно не сделаю.
Маруся ушла. А Наташа, лежа в темноте без сна, пыталась представить себя мертвой, в гробу. Ее немного огорчали рыдающие родственники, которых она воображала вокруг. Они портили всю картину избавления от проблем и мучений, рисовавшуюся в мечтах о смерти. Плачущая мама была положительно невыносима. «Да никогда я этого не сделаю, – мрачно убеждалась Наташа. – Ясно же. Уж если тогда не стала…» Потихоньку она заснула. Она привыкла теперь засыпать под такие мысли. Спала без снов. А проснувшись, почти сразу вспоминала, как током ударенная, что все плохо. И что жить совсем не хочется. И до чего же противно встречать очередной бесконечный черный день – и делать вид, что все нормально. А все было ненормально. Холодно, пусто, одиноко и безнадежно. И все потому, что не получилась она у родителей, вышла вот такой уродиной и дурой, которая никому не нужна, которую никто не любит и, разумеется, не полюбит никогда, потому что не за что…
Депрессия Наташки тянулась уже которую неделю и казалась безнадежной, пока не сбылась ее великая мечта.
Еще маясь собственной никчемностью, Наташа поняла, что у нее есть одно могучее желание. Впрочем, оно было и раньше, но никогда не вырывалось так властно на первый план и не становилось такой навязчивой идеей. Наташе страстно захотелось иметь шубу! И не просто шубу – а брендовую, норковую и до пят. Эта запредельно дорогая для нее вещь сулила совершенно новую жизнь. Только такая шуба могла компенсировать ее чудовищные недостатки, из-за которых всё складывалось настолько по-дурацки. Теперь в беспросветной черноте постылой жизни замаячила светлая крапина – где-то существующая шуба ее мечты. Образ долгополой норочки появился именно сейчас, когда она дошла до края тоски. И Наташа начала копить деньги. Во многом себе отказывая, собирая рубль к рублю и постоянно бродя по меховым салонам. На работе ей выдали небольшой кредит – все позитивное, что в ней осталось, сосредоточилось на мечте.
Наконец, в один из субботних дней, ей позвонила возбужденная Маруся, которая прокричала в телефонную трубку:
– Натка, бросай все и приезжай «на горку»! Помнишь этот магазин, где мы с тобой…
– Помню, – перебила Наташа.
– Ну, короче, здесь есть то, что нам нужно, маленького размера! Итальянская! И главное – по очень пристойной цене.
– А сколько? – замирая, откликнулась Наташа.
– Бери все! Я еще добавлю…
Они бодро шагали домой с вытаращенными от распиравшей их радости глазами, размахивая пакетом с вожделенной шубой, бурно обсуждали покупку. Это было просто чудо! Шуба сидела так, будто Наташа родилась в ней. Она никогда в жизни не видела подобной красоты. Светлый, нежный, струящийся мех – в нем Наташа выглядела волшебно. Лицо казалось особенно юным и романтичным, глаза сияли. Она счастливо плюхнулась на диван рядом с любующейся ею Марусей и сказала:
– Мась, ну познакомь уже меня с кем-нибудь…
Наступил Новый год. Светлая крапина мечты в некогда беспросветной Наташиной жизни, превратившись в роскошную обнову, вытеснила депрессию и вернула надежду и деятельностный энтузиазм. Правда, пока про ее «новую» жизнь, вроде бы обещанную чудо-шубой, больше сказать было нечего. Как бы то ни было, норочку свою Наташа обожала. Даже на празднование к Марусе поднялась в ней, хотя подруг разделяли всего несколько этажей. Зашла в квартиру и пробежалась по комнатам, не раздеваясь. Никого не встретив, она зашла к Марусе, на кухню.
– А что, гостей нет? – спросила разочарованно.
– Будут, – пообещала хозяйка. – Давай помогай мне, а то зашиваюсь.
– А Коля где?
– Мишка к бабушке повез.
– А… Так будут гости? – не успокаивалась Наташа.
– Будут тебе гости мужского пола, не волнуйся. Я ж обещала.
– Ага… Тогда я потом еще к себе спущусь… Забыла кое-что…
Наташа собиралась вновь триумфально пробежаться в шубе по Марусиной квартире, когда все соберутся и будет кому ее демонстрировать. Наконец раздевшись, она поцеловала любимую шубку, утопив лицо в нежнейшем меху, и, радостно напевая, принялась помогать на кухне.