Семья О’Брайен

Только если «Сокс» не победят. Бостонцы тихие и смирные, когда проигрывают, но когда их команда побеждает в большой игре, не всегда показывают себя с лучшей стороны. Джо благодарит бога, что сегодня не суббота. Когда игра приходится на субботу, все пьют целый день, а отоспаться думают в воскресенье. Когда «Сокс» выигрывают игру серии в субботу, кругом пятьдесят оттенков пьяного, все бузят, все в поисках компании или неприятностей, и у бостонской полиции выдается долгая ночь в патруле.

Но сегодня четверг. Всем, у кого есть работа, с утра на работу. Детям в школу. Победят «Сокс» сегодня или проиграют, им ехать на третью игру в Сент-Луис. Почти все после игры захотят как можно скорее попасть домой. Джо на это надеется.

Он крутит ноющими ногами, делает несколько глубоких приседаний. Его плечи по-прежнему дергаются, но вместо того, чтобы с этим бороться, Джо пользуется случаем и вытягивает над головой сперва одну руку, потом другую. Чешет голову. Поворачивает торс из стороны в сторону, пытаясь хоть на секунду снять напряжение с позвоночника и стонет. Спине не лучше, чем ногам.

– Эй, Джейн Фонда, – говорит Фитци, читая эсэмэску. – Конец девятого. Все еще четыре-два. Два аута.

Джо закрывает глаза и молится Господу и счастливой майке, стуча по дубинке и желая «Сокс» победы. На улице странная тишина, словно весь Бостон затаил дыхание.

– Наву выбили, – говорит Фитци. – Игра окончена.

Они все опускают головы и молчат – мгновение скорбной тишины, прежде чем начнется работа. Всего через несколько минут обманутая в своих надеждах толпа начинает выплескиваться из «Фенуэя». Полиция уже перегородила все боковые улицы, создав узкий канал, по краям которого стоят офицеры. Цель – рассеять толпу и вывести всех из города. Вскоре мимо Джо идут тысячи людей, все в одном направлении. Быстрая река, в которой рыба может плыть только в одну сторону.

Маленький мальчик, лет, наверное, шести, встречается с Джо глазами, проезжая мимо на плечах отца. Джо кивает и улыбается. Глаза мальчика раскрываются, словно он не ждал, что Джо шевельнется, словно Джо – статуя, которая внезапно ожила. Потом мальчишка, ссутулившись, отворачивается и утыкается лицом в отцовскую голову. Отец придерживает мальчика за ногу одной рукой, а второй держит за руку жену.

Мимо медленно продвигается одна семья за другой, и Джо жалеет, что ему не довелось проводить побольше времени вот так, с Роузи и детьми, когда они были маленькими. Через двенадцать лет он выйдет на пенсию. У Джей Джея и Колин к тому времени уже будут дети. Джо трижды стучит по дубинке. Девочки, даст бог, тоже будут замужем, и дети у них тоже будут. Он снова стучит по дереву, за Роузи.

Роузи беспокоится, что девочки не устроены, танцуют и стоят в позе собаки мордой вниз, а постоянных молодых людей у них нет, и даже намека на свадьбу никакого. Мир йоги и мир танца населены большей частью женщинами. Похоже, немногие подходящие парни в балетной труппе или геи, или из Восточной Европы, так что их фамилии Роузи даже написать не может, а ученики в студии йоги если не женщины, то понаехавшие. Давняя вера Роузи в то, что ее девочки однажды выйдут замуж за славных ирландских мальчиков-католиков из городских, тает и делается даже абсурдной. Если они вообще когда-нибудь выйдут замуж. Если он не окажется протестантом.

Через двенадцать лет даже Патрик может остепениться или, по крайней мере, поселиться где-то в другом месте. Будем надеяться, все отпрыски Патрика будут законными.

Пенсия и внуки. Ему будет пятьдесят пять, еще достаточно молодой, чтобы радоваться детишкам. Будет водить их в «Фенуэй» и баловать, что сил хватит.

На Лэнсдаун сейчас уже пусто, осталась только стайка тупых рыбешек, которые пошли против течения. Шестеро мальчишек-студентов стоят посреди улицы. Джо по трем футболкам и двум кепкам видит, что они из Бостонского колледжа. Все пьяны, хохочут и плюются, шумят и ведут себя как недоумки. Судя по всему, не лучшие студенты в колледже, не самые блестящие.

Вдоль улицы плечом к плечу стоят полицейские, они уже семь часов так стоят, им всем не терпится попасть домой, а эти шесть идиотов оказались у них на пути. Джо вздыхает, понимая, что их время сочтено. Хотел бы он, чтобы они сберегли всем время и нервы и прямо сейчас ушли. Джо и его товарищи дадут мальчишкам лишь немного еще попраздновать и чуть протрезветь. Пива посреди улицы больше взять неоткуда, туалета тут тоже нет. Даже тележка с хот-догами Арти давно уехала. Может, сами уйдут? Джо знает, что не уйдут.

В конце концов Джоунси выступает вперед, на проезжую часть. Пора придать делу ускорение. Теперь вечер закончится одним из трех: полным сотрудничеством, автозаком или «Скорой».

Джоунси – медведище под метр девяносто, выросший в крутом районе Роксбери. Он не спеша выдвигается на середину улицы и подходит к самому высокому из ребят, в котором и метра восьмидесяти-то нет. На пареньке полосатая рубашка-гольф, джинсы и топсайдеры.

– Игра кончилась, ребят, – говорит Джоунси. – Пора на боковую.

– У нас есть право тут стоять, если нам хочется, – отвечает один из мальчишек пониже ростом.

– Да ладно, – говорит Джоунси. – Все по домам разошлись. Пора закругляться.

– У нас свободная страна, – подает голос рыжий, с виду самый пьяный из компании.

Парень, стоящий нос к носу с Джоунси, напрягается и смотрит Джоунси прямо в глаза. Он не шевелится. Джоунси расставляет ноги чуть пошире и придвигается вплотную к лицу парня.

– Слушай, Честер, – говорит Джоунси. – Тебе и твоим друзьям пора домой. Сейчас же.

Может, дело в том, что Джоунси вторгся в личное пространство пацана, может, в гордости альфа-самца, может, в том, что Джоунси выплевывает «т» и «п», а может, в том, что он назвал парня Честером. Джо никогда не понимает, что именно спускает курок, но и он, и все полицейские, наблюдавшие за происходящим, знали, что Честер клюнет. Честер замахивается на Джоунси, и тот легко уходит от удара. Потом хватает Честера за руки, разворачивает, укладывает животом на асфальт и застегивает на нем наручники.

Джо и десяток других полицейских строем выдвигаются по улице в сторону оставшихся ребят с внушающим страх намеком на силу.

– Это вам не школьная охрана, ребята, – говорит Томми. – Это бостонская полиция. Если не хотите отправиться вместе с Честером в участок, предлагаю вам прямо сейчас пойти по домам.

Мальчишки мешкают полсекунды, а потом, как стая птиц, решившая дружно сняться с места, молча покидают Честера и устремляются по Лэнсдаун, прочь из города. Молодцы. Джо улыбается и смотрит на часы. Пора домой.

Уже заполночь Джо паркуется на Кук-стрит. Настроение его чуть улучшается, когда он радуется небольшой, но важной победе. Парковка в Чарлстауне иной раз – сущий кошмар. Он уже привык «приезжать домой» и полчаса потом искать место, которое всегда оказывается за шесть кварталов от дома, у подножия холма. А потом начинается дождь. Сегодня Джо нашел место с первого раза – прямо напротив дома.

Он выходит из машины, и каждая мышца в его теле протестующе кричит: «Не заставляй меня больше стоять!» Он упирается ладонями в крестец, пытаясь выпрямиться. Это требует усилий. У него такое чувство, будто он состарился на тридцать лет в одну ночь, словно он – Железный Дровосек, и каждому шарниру в его теле не помешала бы порция WD-40. А его бедные ноги ничто не спасет.

Подходя к входной двери, он с удивлением видит, что окна за задернутыми шторами светятся янтарным желтым. В гостиной горит свет. Он снова смотрит на часы, хотя знает, который час. Патрик еще на работе, в баре «Айронсайд». Роузи жаворонок, она обычно не засиживается позже десяти, но иногда у нее бывает бессонница. Иногда Джо возвращается после полуночи и застает ее за гладильной доской. Роузи все гладит: одежду, белье, простыни, полотенца, салфеточки и даже иногда кружевные занавески. Гладильная доска стоит в гостиной всегда, это такая же часть обстановки, как кресло Джо или лежанка Джеса. Если Роузи не гладит, то лежит на диване, устроившись под одеялом, смотрит телемагазин или Опру. У Роузи на кассетах записано шоу Опры Уинфри лет за десять как минимум. Иногда она засыпает, и телевизор мигающим светом озаряет ее ангельское лицо. Но сейчас свет в гостиной не мерцает. Горит люстра.