Звук снега

– Вы были сияющей звездой этого вечера, мисс Кару, – произнес он с заговорщической улыбкой, заглядывая ей в глаза.

– Отнюдь, – ответила Джоанна, молясь про себя, чтобы его пальцы поскорее оторвались от ее руки. Что в нем такого? Что заставляет Лидию думать, будто Джоанна не желает ничего иного, как только удалиться с ним в темную комнату и предаться любовным утехам? – Спокойной ночи, лорд Холдинхэм. Передайте привет вашему отцу.

Она высвободила руку. Холдинхэм на мгновение нахмурился, но появившиеся на лбу морщинки тут же разгладились и на лице появилась мягкая улыбка.

– Благодарю вас, мисс Кару. Я, безусловно, передам ваш привет по назначению. Надеюсь, что до нашей следующей встречи пройдет не так много времени – моя жизнь становится мрачной, если вас нет неподалеку, чтобы скрасить ее своим присутствием. Надеюсь, вы скоро выйдете замуж и сможете дарить мне свое общество чаще и регулярнее.

Джоанну так и подмывало остановить этот напор, посильнее наступив на мысок блестящей туфли Холдинхэма, но она только дежурно ему улыбнулась и отошла к следующему гостю. Впрочем, от Холдинхэма Джоанна чего-то подобного и ожидала. Кто несколько удивил ее необычным для него поведением, так это Генри Уамок. Сначала он по своему обыкновению следовал за ней по пятам, но примерно с середины вечера вдруг прекратил преследование и начал вести себя так, будто она стала невидимой или, по крайней мере, никогда не была объектом его внимания. Джоанна даже начала опасаться, что Уамок готовится сделать ей предложение и тем самым поставит в неловкое положение их обоих. Собственно, она уже давно чувствовала, что он может попросить ее руки в любой подходящий момент, только не говорила об этом Лидии, опасаясь еще большей заботы со стороны кузины.

Как раз в тот момент, когда Джоанна подумала об Уамоке, Генри появился в холле и, недолго поговорив с тетей и дядей, направился прямиком к ней. Внутри Джоанны все сжалось.

– Это самый прекрасный вечер из всех, на которых я присутствовал, мисс Кару, – сказал он, поклонившись. – Блюда, танцы, компания… О да, и компания! Я ухожу окрыленным человеком.

Уамок поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза.

Еще раз перебрав в памяти те необычные черты, которые она заметила в поведении Уамока, Джоанна вдруг подумала, а не учится ли он у Холдинхэма технике обольщения, пытаясь подражать ему. Бедный Генри. Он довольно привлекателен внешне, особенно хороши голубые глаза. Но у него не было того щегольского шарма, каким обладал Холдинхэм, той утонченной извращенности, позволявшей Холдинхэму убедить любого, даже считающего его мошенником, в чем угодно. В Уамоке не было ничего такого, чтобы могло раздражать Джоанну, ей было просто скучно с ним до зевоты.

– Я очень рада, что вам понравилось, мистер Уамок, – сказала она, вежливо улыбнувшись. – Надеюсь, вы будете хорошо спать. Сельский воздух так освежает.

– Сельский воздух наполняется музыкой, когда мы дышим им вместе, – произнес он, многозначительно поднимая брови. – До следующей встречи, мисс Кару.

Джоанна вздохнула и подумала о том, что следует подыскать благоприятный предлог, который позволил бы избежать компании Уамока в течение предстоящей недели, иначе он, не дай бог, убедит себя в ее расположении и действительно сделает предложение.

Наконец ушел последний гость, и Джоанна отправилась наверх. Она заглянула к Лидии. Та крепко спала, глубоко, почти без хрипов дыша. Джоанна подумала, как завтра утром расскажет ей о вечере – подробно, стараясь не упустить ни одну деталь. Правда, о танцах надо сказать, что они удались, но, конечно, не настолько, как было бы, присутствуй на них Лидия. Это ей очень понравится – да, собственно, так оно и было. Джоанна теперь была почти уверена, что не позже конца года состоится свадьба кузины. Она видела, сколько молодых джентльменов были обескуражены и расстроены, когда гостям сообщили о ее болезни. Лидия, несомненно, имела грандиозный успех в этом сезоне, хотя и не танцевала на собственном дне рождения.

Джоанна торопливо прошла по коридору в свою комнату, стремясь побыстрее оказаться в кровати. К счастью, Банч заботливо оставила несколько свечей зажженными, и Джоанна, не теряя времени, сняла платье, надела ночную рубашку и нырнула в прохладные простыни. Не успела еще погаснуть последняя задутая ею свеча, а она уже погрузилась в глубокий сон.

«Папочка? Ты пришел поцеловать меня и пожелать спокойной ночи?» Джоанна протянула руки, чтобы обнять склонившегося к ней отца… О, как долго она не ощущала объятий его сильных, придающих уверенности рук!

– Любимая… О, дорогая моя! Не могу поверить, что сбылось то, о чем я всегда мечтал – ты в моих руках! Поцелуй же меня, Джоанна. Скрепим поцелуем наши обещания…

Глаза Джоанны широко распахнулись, сердце практически остановилось – она осознала, что мужчина, который явился к ней в сладком сне, был вовсе не ее отцом, и пришел он отнюдь не во сне, а наяву. Она резко приподнялась и изо всех сил толкнула Генри Уамока в обнаженную грудь.

– Какого черта ты здесь делаешь?! – выкрикнула она. – Ты с ума сошел?

– Но, дорогая моя, разве я не правильно понял твои намерения? – сказал Генри, склоняясь к ней, и она ощутила на шее прикосновение его влажных губ.

– Мои намерения? – выпалила Джоанна и повернула голову, стараясь увернуться от поцелуя. – Какие намерения?

– Голубка моя, я обожаю твою скромность, но меня-то не надо дурачить, а никого другого здесь нет. Лучше позволь мне доказать свои чувства так, как это может сделать горячо любящий мужчина.

Джоанна поняла, на что он намекает, и у нее перехватило дыхание от услышанного оскорбления. В этот момент дверь комнаты приоткрылась, и Джоанна, чувствуя, как холодеет сердце, увидела сонно потирающую глаза Лидию.

– Ты не спишь, Джо? Мне чего-то так неспокойно, может, ты дашь еще немного настойки белолоза…

Лидия вдруг замерла с широко раскрытыми глазами и полуоткрытым ртом, осознав, что происходит. Чуть более секунды продолжалась немая сцена. Затем губы кузины задрожали и из полуоткрытого рта вырвался душераздирающий крик, эхом отозвавшийся в коридоре. Генри мгновенно вскочил на ноги и принялся неловко натягивать брюки и рубашку. Джоанна, инстинктивно прикрыв грудь, недвижно сидела на кровати. Она не могла ни говорить, ни двигаться, ни даже сколь-либо логично думать. Мозг отрешенно фиксировал ужасные крики Лидии и движения Генри, пытавшегося проскочить мимо нее к спасительной двери. Однако было уже поздно. Выход из комнаты заблокировал возникший из темноты с ружьем в руках сэр Квентин в сбившемся набок ночном колпаке. За ним Джоанна различила тетю Элис, которая открывала и закрывала рот, будто выброшенная на берег рыба. Слов слышно не было, но в широко раскрытых глазах отражался шок от того, что она увидела. Шум где-то хлопающих дверей и гул голосов постепенно вернули Джоанну в реальность и она вдруг поняла, как скомпрометирована в глазах окружающих. Сердце ее словно остановилось.

– Остановись и объяснись, – проревел сэр Квентин, – не то я выпущу твои кишки на подвязки!

– Я… Я не вооружен, сэр, – с трудом пробормотал Генри.

– Ха! Меня меньше всего интересует, вооружен ты или нет, парень! – выкрикнула тетя Элис. – Что за позорище ты здесь устроил?

– Он… Мистер Уамок… – Джоанна нашла наконец в себе силы говорить. – Он пришел в мою комнату без приглашения и попытался изнасиловать меня, – дрожащим голосом произнесла она.

– И ты думаешь, что кто-то может поверить в эту сказку, милочка? Я своими глазами видела, чем вы здесь занимались! – воскликнула тетя Элис.

– О, мама, – всхлипнула Лидия, – тебе следует простить Джо – она не понимала, что делает. Я уверена. Ты же знаешь, кузина обращает мало внимания на то, как следует вести себя в обществе. Ну, пожалуйста, пожалуйста, мама, папа, не наказывайте ее.

– Я помогу вашей дочери снова лечь в кровать, леди Оксли. Она не здорова, и новые огорчения могут ей повредить, – раздался из-за спины сэра Квентина спокойный голос Банч, и Джоанна окончательно вернулась из полупризрачного кошмара в реальность. – Возможно, будет лучше всем одеться и продолжить разговор внизу, в библиотеке, подальше от глаз и ушей ваших гостей, – предложила Банч, бросив многозначительный взгляд в сторону холла, где, Джоанна не сомневалась, уже начала собираться толпа любопытствующих.