Звук снега

Джоанну бросило в краску. Следовало помнить о сплетнях, которые распускали о ней Оксли. Ведь Лидия предупреждала ее. Высшее общество везде одинаково. Жадное до слухов, оно готово участвовать в любых инсинуациях. Бог знает, что о ней говорили, но общий смысл слухов нетрудно было представить по насмешливо-ироническому выражению лица лорда Гривза. Что ж, хорошо. Пусть думает все что хочет. Она не станет унижать себя попытками что-то ему объяснить.

– Понятно, – сказала Джоанна, стараясь сохранить самообладание. – Значит, Лидия рассказывала вам о наших отношениях.

– Упоминала о них. – Он сложил руки на груди. – И кажется, я начинаю понимать причину вашего появления здесь. Ваша кузина умерла год назад как раз в этом месяце. Вы вдруг ощутили потребность отдать долг уважения ее могиле? Или запоздалые угрызения другого рода одолели вас и заставили броситься в Вейкфилд без приглашения?

Джоанна вскочила. Явное оскорбление уничтожило робкие зачатки терпимости к этому человеку, которое она пыталась вызвать в себе. Только что грязно ругал Лидию, а теперь смеет обвинять в недостатке родственных чувств ее? Упершись руками о письменный стол, она наклонилась к нему:

– Послушайте, вы, я отправилась сюда в ту же минуту, как узнала о смерти Лидии. И приехала я сюда с единственной целью – посмотреть, как живется Майлзу, и помочь ему, если надо. Вы хоть помните, кто это? Он ваш сын. Ему пять лет, у него темные волосы и худенькое личико, будто он постоянно недоедает. Он никогда не улыбается и не разговаривает, он вообще боится сделать что-либо, что может выйти за рамки правил, созданных для него этим драконом в образе няни, выбранном вами…

– Хватит! – крикнул Гай, выпрямляясь во весь рост. Теперь он начал склоняться к Джоанне, упершись руками в письменный стол с противоположной стороны, и через несколько секунд его пылающие гневом черные глаза оказались в дюйме от глаз Джоанны. – Никогда не говорите о Майлзе так, будто вы имеете на это какое-то право! Я его отец, и я буду решать, что ему надо, а что нет. И никто, а тем более вы, не будет давать мне указания! Я ясно все объяснил?

Джоанна холодно улыбнулась.

– О, абсолютно, милорд. Вы решили, что ваш сын не нуждается ни в любви, ни в заботе, ни в воспитании, что его способности в гораздо большей степени расцветут в условиях бесконечных ограничений и жесткой дисциплины под руководством женщины, которая создана управлять буйнопомешанными в психбольнице! – Она смолкла на несколько мгновений, чтобы восстановить дыхание. – Полагаю, вы должны понимать, что ваш любимый наследник в таких условиях лишается нормальной жизни и в конце концов безнадежно замкнется в себе?

Гай резко опустился на стул.

– Что дает вам основания говорить такие ужасные вещи? – спросил он.

– Если бы вы соизволили побыть с ним некоторое время, вы бы сами поняли что, – ответила Джоанна, присаживаясь напротив. Она поняла, что ради Майлза должна подавить свой гнев и раздражение на его отца. Ради Майлза и ради Лидии она должна что-то делать, а не злиться. – Очевидно, ваш сын совсем недавно был нормальным счастливым ребенком. По крайней мере, моя кузина так считала, а она – мать. Но сейчас он явно в беде.

– Скажите, контесса, вы всегда склонны к мелодраматизму?

Чтобы сохранить спокойствие, Джоанна постаралась дышать глубже и медленнее.

– Уверяю вас, у меня вообще нет склонности к мелодраматизму.

Гай хмыкнул.

– Надеюсь, вы извините меня, – сказал он, вновь резко поднимаясь, – но имеются кое-какие дела, которыми я должен заняться. Доброго дня, контесса.

Ошеломленная столь резким отказом продолжить разговор, Джоанна некоторое время сидела неподвижно, затем встала, резко повернулась и, не прощаясь, пошла к выходу. Дверь за собой она закрыла с максимальной осторожностью.

Теперь, когда Гривз ее не видел и отпала необходимость притворяться собранной и спокойной, она была готова разрыдаться от бессилия и злости. Джоанна потерла виски. Он не знала, что может еще сказать и был ли вообще смысл говорить с ним. Можно ли объяснить что-то человеку, который с самого начала не воспринял ее слова? Не зря говорят, что за красивым фасадом часто скрываются гниль и труха. Вот и не верь поговоркам.

4

Когда за излучающей неприязнь Джоанной ди Каппони закрылась дверь, Гай облегченно вздохнул.

Чтобы не поддаться гневу и не взорваться в те двадцать минут, которые она находилась рядом, потребовалась вся его выдержка, а теперь, когда она наконец ушла, предаваться бессмысленной ярости не хотелось.

Кроме того, Гривз до глубины души был потрясен своим более чем глупым поведением при встрече с этой проклятой женщиной. Шок при виде призрака Лидии, который, как показалось, вдруг предстал перед ним, практически лишил его способности к действию. В какой-то ужасный момент он даже подумал, что лишился сознания или вовсе умер.

Ему и так чуть ли ни каждую ночь снилась Лидия. Снилась живой, такой, какой лорд видел ее в последний раз. Лицезреть, как она, еще более прекрасная, чем когда бы то ни было, материализовалась из воздуха, было явным перебором.

Гай вздрогнул. Уж лучше бы это и вправду оказался призрак. Призраки всегда уходят, они не прикидываются незваными гостями и уж точно не обретают плоть. Как Господь мог быть так недобр к нему, чтобы создать еще одну женщину, очень похожую на Лидию, и сделать так, чтобы она появилась в его доме? Впрочем, поняв, что перед ним живая женщина, Гривз увидел и различия, хотя и еле уловимые. Когда он оправился от шока, а Джоанна спустилась с лесенки и свет из окна упал на ее лицо, Гай заметил, что в контессе было нечто воздушное, чего он никогда не замечал в Лидии. То же красивое лицо, те же волосы цвета спелого меда, и чуть раскосые светло-карие глаза, тот же круглый подбородок и изгиб губ, но во всем этом была еще какая-то мягкость, из-за которой Джоанна ди Каппони казалась более нежной. Более красивой.

Гай сделал несколько поворотов головой, да так сильно, что шейные позвонки хрустнули, и он помассировал мышцы подушечками пальцев. Сейчас гораздо важнее было подумать не о сходстве контессы с его покойной женой, а о сыне. Может ли Майлз так сильно переживать из-за матери, как здесь наговорила кузина Лидии?

Если быть честным, то обычное безразличие Лидии к Майлзу время от времени действительно сменялось приступами материнской нежности, во время которых она, казалось, могла задушить сына от избытка любви. Однако происходило это, как правило, только тогда, когда кто-то за ними наблюдал.

Гай еще раз с силой повернул голову в сторону.

Случались и другие вспышки любви. Лидия могла неожиданно выскочить из комнаты и помчаться в детскую, чтобы поплакать над «ее дорогим малышом, единственным в мире человеком, который любит меня по-настоящему». О боже, как часто лорд слышал эти слова. Но, значит, и Майлз тоже их слышал.

Однако за исключением этих редких приступов любви Лидия практически не замечала Майлза. Куда больше ее занимали бесконечные светские мероприятия, из-за которых она то и дело уезжала из дома.

Хотя… Хотя правдой было и то, что перед отъездом Гай заметил, что мальчик ведет себя необычно тихо. Новая няня… Как там ее имя? Ах да, миссис Лоппит. Или Лаппет? Он сжал пальцами виски, в которых чувствительно отдавались удары пульса. В любом случае надо со всем этим разобраться.

Гривз попытался вспомнить, как нанял эту Лоппит. Когда это было? Месяцев восемь назад? Она показалась ему строгой, но доброй, и производила впечатление человека, способного на протяжении всего дня вести себя одинаково ровно и выдержанно. Это выгодно отличало ее от той смешной неуклюжей женщины, которая по настоянию Лидии была нанята присматривать за Майлзом, когда тот достаточно подрос, чтобы не нуждаться в кормилице.

Что, интересно, имела в виду эта несносная, сующая нос в чужие дела кузина, называя выбранную для Майлза няню драконом, который больше подходит для устрашения буйных душевно больных?