Рождение Зверя

Пока Олеся рассказывала, Сергея чуть ближе подошел к чучелу. Медведь, действительно, впечатлял: стоя на задних лапах, он достигал около двух метров, лапы с кинжалоподобными когтями вытянуты вперед, словно животное до сих пор пытается дотянуться до человека… Зрелище производило жуткое впечатление — охватывало желание сбежать прочь и где-нибудь подальше спрятаться.

Сергей протянул руку и дотронулся до брюха медведя — шерсть была густой и приятной на ощупь. Он провел рукой сначала в одну сторону, затем в другую… и тут почувствовал несколько тщательно заштопанных швов. «Странно…, - размышлял он. — Попали ножом примерно около подмышки… А тут здоровенные швы на пузе. Неужто это свежевали так неаккуратно? Да, нет! Не может таксидермист так работать (таксидермист, для того чтобы вынуть внутренности, использует уже существующие отверстия или нанесенные раны; но ни в коем случае он не наносит дополнительные раны на самом видном месте — прим. автора). Надо будет спросить…

Тем временем Олеся уже завершала свой рассказ:

— Медведь из последних сил навалился на священника — да так и издох! Потом уж люди вернулись всё это увидели…

Сергей воспользовавшись небольшой паузой, которую сделала Олеся, задал так интересовавший его вопрос:

— Олесь, я тут смотрю на животе у него какие-то зашитые раны. Похоже, когда мужики прибежали, то со злости и исполосовали медведя ножами…

Она как-то странно посмотрела на Сергея, будто решала можно ли ему доверять. Наконец, Олеся сделал выбор и, чуть понизив голос, сказала:

— Здесь какая-то темная история. Мой дедушка ведь тоже был там; он то как раз и сломал ногу… Его должен был задрать медведь, если бы не святой отец. Вот после того случая он стал немного не в себе; люди говорят дедушка очень сильно испугался и сошел с ума.

Тут она, зло мотнув головой, проговорила:

— Только не верю я в этой… Дедушка был сильным и храбрым. Когда он зимой провалился под лед прямо на середине реки, то сумел не только вылезти из подо льда, но и сам добежал до дома. Ну, не мог он свихнуться!

Она замолчала, а через пару минут снова продолжила:

— Так вот, он мне один раз, когда немного выпил, рассказывал о том случае… Говорил, у отца Михаила и ножа то не было… Он медведя голыми руками убил — весь живот ему разорвал в клочья. А когда рвал, то страшно рычал. Потом он деда предупредил, чтобы тот никому ничего не рассказывал… Сам же взял у деда нож и три раза сильно ударил медведя в бок.

Сергея рассказ очень порадовал, так как он давал сильные козыри против святого отца. «Отец Анатолий ничего этого мне не рассказывал, — думал он. — Конечно, я здесь чужой и не сегодня-завтра уеду! Но эта именно та информация, которая мне нужна… Ох, уж не прост наш батюшка!».

Совместная экскурсия по музею близилась к концу; Сергей был уверен, что после медведя вряд ли остальные экспонаты произведут на него хоть какое-то впечатление. Однако он вновь ошибся: проходя около застекленного стола, он обратил внимание на большие листки бумаги с двуглавыми орлами, аккуратно разложенные на вертикально расположенном стенде.

Олеся, обратив внимание на его интерес к письмам (эти листы оказались именно старыми письмами — прим. автора), сразу же выдала свой комментарий:

— Это ксерокопии документов из Центрального государственного архива, где содержится упоминание о нашем районе. Вот смотри (она указала на самый крайний листок) — это сообщение о судебной тяжбе местных помещиков за наше село из газеты «Губернские вести» за 2 апреля 1824 г. Рядом с ним лежит письмо помещика Степанова губернатору, в котором он жалуется, что местные крестьяне побили его лесничих. А это документ с самым первым упоминанием о наших землях: доклад одного из миссионеров, посланных в 1724 г. крестить окрестную мордву.

Сергей не выдержал (он почувствовал добычу) и спросил:

— Интересно, и о чем же он пишет?

Когда Олеся ответила, что не знает, он предложил посмотреть.

Пока они снимали немного запыленное стекло, пока собирали листки, которые сразу же разлетелись по всему помещению, прошло минут пятнадцать. Наконец, когда вожделенный документ был крепко сжат в руках, глаза наткнулись на непривычный шрифт. Старые яти, корявый почерк — все это сильно затрудняло чтение; разбор буковиц, из которых слагались слова, грозил сильно затянуться. Олеся начала выказывать первые признаки нетерпения…

Через полчаса Сергей вышел из школы, оставив Олесю в библиотеке. В кармане у него лежал тот самый листок бумаги, который он незаметно позаимствовал со стенда, надеясь дома изучить повнимательнее.

Время уже перевалило далеко за полдень; «дома уже похоже все стынет, — печально он подумал и прибавил скорость».

Бабуля долго возмущалась, что он так задержался:

— Щи то уж давно остыли. Все бегать вам, да бегать! А щи у меня из свежей капустки, наваристые, да с мосолком…

Из кухни, действительно, доходили удивительные ароматы… Сергей просто «выпал в осадок» и сразу же начал каяться: то да сё, то да это — был в школе, заходил в музей, взял пару книг. Бабуля, видно было, сердилась не со зла, а так для порядка. Есть такая категория людей: они вроде и ругаются и сердятся, да как-то все не по настоящему: поворчат немного и успокоятся…

Сергей быстро подмел все что лежало на столе и за это заработал бабулину жалостливую реплику:

— Ишь как оголодал сердешный… Может тебе еще кашки вчерашней разогреть в чугунке?

Ну, и что на это мог ответить молодой голодный организм, которому природой заложено быть всегда голодным? Короче, Сергей с удовольствием умял и порцию гречневой каши (не позавидуешь тому, кто окажется с ним рядом в голодные годы — прим. автора).

Лежа на кровати и вдыхая аромат сирени, ветки которой свисали совсем рядом с его открытым окном, Сергей пытался разобрать корявый почерк этого миссионера-путешественника. После часа корпения ему удалось перевести на «нормальный» язык только часть письма, в которой довольно подробно описывались тяготы путешественников. Миссионеры больше месяца перебирались от одной деревеньки, затерянной в лесах, к другой и в каждой из них они проповедовали православие и обличали язычество. Рассказывали они о странном селе, расположенном за труднопроходимом болотом, жители которого «погрязли в мерзком язычестве» и «в многолюдстве поклоняются идолам». Далее текст документа был неразборчив; отдельные предложения смазались, словно сам оригинал заполнялся под дождем на коленке. Тем не менее, смысл отдельных слов ему все таки удалось уловить — на миссионеров кто-то напал и выгнал их за пределы селения. Вроде бы монахам даже удалось кого-то убить… В конце листка все чаще стали встречаться очень образные эпитеты, которыми награждали жителей этого селения побитые миссионеры: «аки звери», «аспиды алкающие крови», «убивцы» и т. д.

— Да… (протяжно протянул он — прим. автора). Занятные вещи творятся в наших селениях… Медведей рвут как «тузик грелку», миссионерам такого пинка дают, что те аж патриарху жалуются. Не хватало здесь еще упырей и колдунов встретить…

Проговорив это, Сергей выгнул дугой спину, потом с хрустом потянулся и решил пока оставив свои поиски, пойти размяться. Натянуть кроссовки было делом нескольких минут, поэтому постель на кровати не успела остыть, а он уже шел по дорожке к пруду. Проходя мимо гранитной глыбы, Сергей в очередной раз подивился её массивности и внушительности.

Спортплощадка выглядела покинутой; ученики, отбегав и отпрыгав урок физкультуры, только что умчались в школу. Сергей сначала немного разогрелся, пробежав пару кругов. Потом, оседлав брусья, он покачал руки. Далее перешел к турнику, на котором сделал с десяток подтягиваний. В конце концов, он переоценил свои силы и свалился с турника. К счастью, все было цело, и Сергей пошел купаться.

Прохладная вода приятно его освежила, а ссадина на руке уже и не так болела. Расстелив футболку, он разлегся на солнышке и задремал.

Очнулся Сергей неожиданно, будто кто-то дотронулся до его руки — оказалось любопытная бабочка, порхая рядом, несколько раз коснулась локтя. Неугомонное насекомое, не обращая внимания на проснувшегося человека, стало интересоваться уже не рукой, а его носом. Вдруг, бабочка резко отодвинулась на второй план; в лесу раздался гулкие удары, словно кто-то «лупил» по здоровенной трубе. Сергея обуяло любопытство — кто же это мог там издавать такие странные звуки?