Страница 39 из 45
Однажды из-за какого-то зернышка поссорились сорока и ворона. Ворона утверждала, что она первая увидела это зерно и потому-де оно должно принадлежать ей; сорока же говорила, что зерно нашла она и ни за что не отдаст его вороне. Ни та, ни другая не хотели уступать друг другу, подняли крик, а потом начали драться. В пылу драки они не заметили, как вылетели из леса и, конечно, потеряли зернышко.
Летучая мышь во время этой ссоры сидела неподалеку на дереве. Как только драчуньи улетели, она тихонько спустилась вниз и съела зерно. А потом, весело распевая, принялась летать по лесу.
Подлетев к гнезду вороны, она увидела, что та сидит сердитая-пресердитая. Ей, видно, плохо пришлось в драке: клюв у нее посинел, голова распухла.
— Сестрица, — тихонько заговорила с ней летучая мышь, — мы ведь с тобой старые друзья, совсем как родные. Поэтому я и хочу рассказать, как тебя сейчас бранила сорока: и черная-то ты, и смешная-то, и глупая-то, да еще говорит, что не следовало бы тебе воровать ее зерно.
— Ах, она негодная, нахалка, — возмутилась ворона, — я буду не я, если не заклюю ее!
Летучая мышь сделала вид, что она тоже рассержена, сказала что-то плохое про сороку и улетела. А затем, подлетев к гнезду сороки, она заговорила:
— Сестрица сорока, а сестрица сорока! Мы ведь с тобой старые друзья, совсем как родные. Поэтому я и хочу рассказать, как тебя сейчас бранила ворона: и нахалка ты, и негодная, да еще сказала, что заклюет тебя.
Услышав это, сорока от гнева слова не смогла вымолвить. Летучая мышь посочувствовала ей, выбранила ворону и улетела.
С тех пор сорока и ворона стали врагами. Но и та и другая считали летучую мышь своим другом и всегда приглашали ее к себе в гости.
Царь птиц — феникс, узнав о ссоре сороки и вороны, решил примирить их. И вот однажды рано утром собрал он в лесу всех птиц. Была здесь и летучая мышь. Последними прилетели ворона и сорока. Взглянули они друг на друга — и вспыхнули обе от гнева. Феникс захотел, чтобы сначала они сами рассказали и причине ссоры, а потом уже говорили другие птицы.
Ворона рассказала, как они поссорились из-за зерна и как сорока называла ее и черной, и смешной, и глупой.
— Я этого не говорила, — не выдержав, перебила ее сорока, — вот она меня бранила и нахалкой, к негодной, и грозилась заклевать.
— Если бы ты первая не бранила. меня, я не стала бы этого делать, — сказала ворона.
И они принялись спорить, кто кого начал бранить первый. От крика они раскраснелись, а зобы у них раздулись.
Долго слушал их феникс и наконец решил: пусть каждая из них приведет свидетеля, чтобы доказать свою правоту.
— Летучая мышь, вот свидетель! — в один голос воскликнули ворона и сорока.
Все посмотрели на летучую мышь, ожидая, что она скажет. Но та поняла, что попалась, и не вымолвила ни слова. она опустила голову, густо покраснела и улетела.
Тут всем стало ясно, кто был виновником вражды сороки и вороны А те поняли, что им не следовало верить чужим словам, и снова стали друзьями.
Когда все птицы узнали, что летучая мышь — лгунья, никто не захотел больше дружить с ней. А ей самой было очень стыдно. Чтобы не встречаться с птицами, она покинула лес и поселилась под карнизом жилища человека. Днем она пряталась в своем гнезде и вылетала оттуда лишь под вечер, когда птицы улетали в лес. Не отлучаясь далеко от гнезда, она питалась мелкими насекомыми. А петь совсем перестала, потому что боялась, как бы ее не услышали птицы.
И по сегодняшний день летучая мышь живет не так, как все птицы
Собака и олени
Жила на свете собака. Однажды отправилась она за город прогуляться и увидела, как олени состязаются в беге. Собака остановилась, поглядела на них, и стало ей завидно: олени бегали так легко и быстро!
Смотрела, смотрела на них собака и наконец не выдержала — стала бегать вместе с ними. Но олени бегали быстро, а собака медленно, и она каждый раз отставала от них. Собака и завидовала оленям и восхищалась ими. Ей было досадно на себя, но она не теряла надежды, что когда-нибудь тоже сможет бегать так же быстро.
Она решила обязательно поучиться у оленей и обратилась к их вожаку:
— Братец олень, — с чувством сказала она, — мне так понравилось, как вы бегаете, что я сама присоединилась к вам, но угнаться за вами, конечно, не смогла. Объясни мне, пожалуйста, в чем тут секрет? Нельзя ли и мне научиться бегать так же быстро?
Услышав это, олень был очень польщен и растроган, но придумать, чем помочь собаке, никак не мог. Долго стоял он в раздумье, как вдруг взгляд его остановился на собачьем хвосте.
— О, теперь я понимаю, почему ты не можешь бегать быстро! — сказал он. — Это из-за хвоста. Если бы его не было, ты бегал бы так же хорошо, как и мы.
Собака взглянула на оленей и увидела, что у них хвостов нет. Она поверила вожаку и, стиснув зубы от боли, отрубила себе хвост.
Но собака собакой и осталась. Без хвоста она бегала ничуть не быстрее, чем раньше. Только тут она поняла, как неразумно слепо верить чужим словам, можно и от собак отстать и к оленям не пристать.
Пьяный воробей
Деревенские воробьи привыкли питаться зерном и, как только созревают хлеба, стаями слетаются на тока.
Однажды один крестьянин рассыпал на току винную закваску, а сам спрятался неподалеку в шалаше. Вскоре прилетела стайка воробьев. Прыгая с места на место, они вместе с зерном начали клевать закваску. Воробьи быстро опьянели, и крестьянин легко переловил их.
Но один воробей не успел опьянеть и, хоть и с трудом, взлетел на дерево. Как только вино начало действовать, он, забыв о только что грозившей ему опасности, радостно запел:
— Никого не боюсь, ничего не боюсь! После феникса я — самый великий из птиц.
При этом он прогнал с дерева цикаду, несколько раз клюнул птенца ласточки и, довольный собою, опять запел:
— Никого не боюсь, ничего не боюсь! После феникса я — самый великий из птиц!
Вскоре на ветку опустилась сорока, и воробей решил обойтись с ней так же, как и с птенцом ласточки. Сорока увидела, что он пьян, не захотела с ним связываться и улетела прочь. У воробья же стал еще более самодовольный вид: от радости он уже не только пел, но и приплясывал.
О том, что воробей захватил в свое полное владение дерево, быстро узнал весь лес. Голубь усомнился и решил сам проверить, так ли это. И кто бы мог подумать: чуть только он сел на дерево, воробей начал клевать его в голову! Застигнутый врасплох голубь улетел и сел на другое дерево. Воробей же подумал, что голубь тоже испугался его, и снова запел:
— Никого не боюсь, ничего не боюсь! После феникса я — самый великий из птиц!
Голубь был очень раздосадован; он сидел на соседнем дереве и наблюдал за выходками пьяного воробья. Потом он поспешил к коршуну:
— Братец, воробей захватил целое дерево, и никто из птиц не осмеливается опуститься туда. Цикаду он прогнал, ласточку и сороку заклевал так, что им пришлось улететь, а я едва лишь сел на дерево, как потерял больше десятка перышек! И при этом он еще все время поет!
— Что же он поет?
— "Никого не боюсь, ничего не боюсь! После феникса я — самый великий из птиц!" Даже вас, старший братец, он ни во что не ставит!
Не успел голубь договорить, как разгневанный коршун расправил крылья и полетел к тому дереву, где сидел воробей. Голубь, сорока, ласточка и цикада отправились следом за ним. И в тот момент, когда воробей звонким голоском снова завел свою песенку, коршун камнем упал на него сверху... но промахнулся. А воробей юркнул в заросли колючего кустарника, что рос под деревом. Коршун бросился было за ним, но он был очень большой и не смог пролезть сквозь заросли. Тогда он остановился и сердито спросил:
— Ну, кто из нас более велик — ты или я?
— Ты, конечно! Ты даже более велик, чем феникс, — дрожащим голосом отвечал воробей.