Страница 35 из 45
— Янь-сань! Не смей никому рассказывать об ошибке, которая здесь произошла. Расскажешь — быть тебе без головы!
Слуга почтительно поклонился. Но, вернувшись во дворец, Янь-сань не мог ни есть, ни спать; он только о том и думал, как бы рассказать кому-нибудь, как князь рисовой мякины наелся. Но кому можно было рассказать? Дома он боялся, как бы его не услышал дух очага. В буддийском храме тоже нельзя: уши ламы чутки, а глаза проницательны. Тогда он решил выйти в море и там рассказать об этой истории.
К вечеру второго дня тайком на маленьком бамбуковом плоту отправился он в море и уже хотел было прокричать о происшедшем, как вдруг вспомнил, что в море есть морской дух, а значит, и здесь нельзя было вслух рассказать об этом.
Наконец далеко в горах нашел он тихое уединенное место и собрался крикнуть: "Князь рисовой мякины наелся!" — но вдруг вспомнил, что в горах есть свой дух. Как же быть? Янь-сань уже собрался возвращаться домой, как вдруг увидел старое дерево с дуплом. Он просунул голову в дупло и, набравшись храбрости, три раза прокричал:
— Князь рисовой мякины наелся!
— Князь рисовой мякины наелся!
— Князь рисовой мякины наелся!
И повеселевший Янь-сань с легким сердцем возвратился домой. Через три недели должен был состояться праздник. К этому дню князь приказал искусным столярам и барабанщикам сделать большой новый барабан. Мастера взяли инструменты и отправились в горы искать материал для барабана.
Они обошли несколько гор, осмотрели много деревьев, но не могли найти ничего подходящего. И вдруг они увидели старое дуплистое дерево — как раз такое, какое они искали. Они срубили его, и к сроку барабан был готов. Он получился большой и красивый.
Князь остался очень доволен. Он тотчас приказал, чтобы все его подданные явились послушать звуки нового барабана.
Поди собрались со всех деревень. По приказу князя первый барабанщик княжества засучил рукава и ударил в барабан. И с первым же звуком все услышали:
— Князь рисовой мякины наелся!
— Князь рисовой мякины наелся!
— Князь рисовой мякины наелся!
Неудержимый хохот раздался вокруг. Князь покраснел от стыда и, схватившись за голову, убежал во дворец. Он тут же приказал барабан сжечь, а искусного столяра и превосходного барабанщика казнить.
Но это ничему не помогло: и в наши дни при звуке большого барабана люди вспоминают историю о том, как князь рисовой мякины наелся.
Когда земля становится золотом
Ван Сюе-цинь был трудолюбивым крестьянином. Круглый год, вставая чуть свет, трудился он на своем поле. Соседи вскапывали землю по одному разу, а он по два, а то и по три. И хотя поле его было невелико, оно кое-как кормило хозяина.
Но сыновья Ван Сюе-циня не были похожи на отца: целые дни слонялись они без дела, а работать не желали. Отец не раз уговаривал их взяться за ум, но они пропускали его слова мимо ушей и лентяйничали по-прежнему. Заботы о них не давали Ван Сюе-циню покоя. На что будут жить эти лентяи, когда его не станет?
И вот Ван Сюе-цинь заболел. Через несколько дней здоровье его ухудшилось, и он понял, что уже не поправится. Он позвал обоих сыновей и сказал им:
— Боюсь, что дела мои плохи, дети. Я ничего не могу оставить после себя. Правда, на четырех му[50] земли, что на восточном склоне, зарыто немного золота. Но, чтобы отыскать его, вам придется глубоко и тщательно перекопать землю.
И он умер.
"Если мы найдем золото, всю жизнь будем жить богато", — подумали братья и решили во что бы то ни стало отыскать зарытое золото.
Отправившись на поле, они пропахали всю землю, но золота не нашли.
— Наверное, мы не очень глубоко пропахали землю, — сказал старший брат.
И они еще раз, уже глубже, пропахали поле, но опять ничего не нашли.
— Наверное, мы пахали слишком быстро и не заметили золота, — снова сказал старший брат.
И братья вновь и вновь вспахивали поле, но золота по-прежнему не находили.
— Видно, обманул нас отец! — решили раздосадованные братья.
Но земля на их поле после такой тщательной обработки стала очень рыхлой, и, когда братья засеяли ее, посев взошел прекрасно. Со своих четырех му они собрали урожай больше, чем другие с восьми. Только теперь поняли братья слова отца.
С тех пор они никогда больше не бездельничали.
Добрая невестка
Жил на свете один человек по имени Лао Линь-му. У него были сын и три дочери. Дочки были красивы, этим отец их особенно любил похвастаться перед соседями.
— Стоит моим дочкам заговорить, как сразу к ним слетаются все голуби с деревьев, — рассказывал он.
Молва о красноречивых девушках распространилась далеко вокруг, и сердце отца радовалось.
Прошло несколько лет. Дочки вышли замуж, сын тоже женился. Невестка у Лао Линь-му была скромная и трудолюбивая. В доме и во дворе всегда у нее было чисто прибрано. Она прекрасно ткала и вышивала и в поле работала умело. Все у нее так и спорилось. С мужем они жили мирно и любили друг друга, свекра она очень уважала, и все в деревне называли ее хорошей невесткой. Но Лао Линь-му не любил ее, потому что она не умела говорить так красиво, как его дочки.
Перед Новым годом Лао Линь-му достал несколько ланов серебра, заработанных им за год, и долго смотрел на них. Ему жаль было купить на них новую одежду для себя. Не хотел он покупать нового платья и невестке, которая так много трудилась для дома. Он хотел подарить эти деньги своим дочкам. Но денег было немного, их надо было разделить на три части, а обделить ни одну из дочерей он не мог. Всю ночь не спал отец, думал, как ему поступить с деньгами, и наконец придумал.
На другой день он встал на рассвете и, не позавтракав, вышел из дому. "У каждой дочери поем немного, вот и буду сыт", — решил он.
Прошел Лао Линь-му десять ли[51] навстречу восходящему солнцу и оказался у дома старшей дочери. увидев отца, дочь очень обрадовалась и наговорила ему много приятных слов о том, как она его ждала. Лао Линь-му покачивал от удовольствия головой и улыбался.
"Как хорошо умеет говорить моя дочка, — думал он, — и говорит она такие приятные вещи. Отдам деньги ей".
Много всего наговорила старшая дочь, только о завтраке не обмолвилась ни словом. И отец понял, что встречают его здесь неискренне, что хороши у дачки только слова. Денег он ей не отдал и ушел.
Пройдя еще десять ли, он добрался до дома средней дочери. Увидев отца, она тоже очень обрадовалась, тоже наговорила ему много ласковых слов и не раз повторила, что надо бы обязательно угостить отца завтраком. Но готовить завтрак так и не начала. и Лао Линь-му понял, что и здесь его встречают неискренне. Не отдал он деньги средней дочери и пошел дальше.
Прошел Лао Линь-му еще десять ли и добрался до дома младшей дочери. Она, как и сестры, встретила его очень приветливо и поспешила сказать, что сделает к завтраку дзамбу[52] и накормит отца кушаньем, приготовленным собственными руками. Лао Линь-му улыбался и покачивал головой. Ведь он так любил младшую дочку! А она тем временем принялась за работу.
Видя такой искренний, радушный прием, отец решил подарить младшей дочери все деньги, чтобы она сшила себе новое платье.
А угощение между тем все не подавалось. Лао Линь-му встал рано, дома не завтракал да еще прошел тридцать ли; он и в самом деле был очень голоден. И Лао Линь-му пошел на кухню. Там стояла горячая дзамба, от которой шел пар, но хозяйки нигде не было видно. Лао Линь-му взял одну лепешку и только собрался отправить ее в рот, как вдруг вошла дочка. Он поспешно снял шапку и, положив горячую лепешку себе на макушку, снова надел шапку. Пересчитав лепешки и увидев, что одной не хватает, дочь подняла голову и заметила пар над головой отца. Поняв, в чем дело, она сказала:
50
Му — мера площади, равная 0,07 га.
51
Ли — мера длины, в разное время и в разных местах Китая различная, чаще равная 0,576 км.
52
Дзамба — лепешки, приготовленные из муки и масла.