Страница 68 из 74
— Ты хорошо говоришь по-русски, — нарушив молчание, позавидовал Юсэк. — Учился, видать, долго?
— Нет, мало. Не пришлось больше, — скупо ответил Чангер.
— Почему?
— Бандиты школу спалили.
— Школу — зачем? — спросил Юсэк. — Чем она мешала?
— Им все мешает, что стало нашим. Юсэк понимающе кивнул. Потом спросил:
— Наверное, трудно научиться русскому языку?
— Нелегко.
— А как, например, будет по-русски сесан?
— Жизнь.
— Зижнь, — повторил Юсэк обрадованно.
— Жизнь, — поправил Чангер.
— Жизнь, жизнь, — зазубрил Юсэк. — А ты говорил — трудно. Получается ведь? А как будет саман?
— Смерть.
— Смерть, — повторил Юсэк и, хотя произнес правильно, не обрадовался, как прежде, только добавил: — Если бы она меня миновала, я стал бы жить совсем по-другому.
— Как, например? — справился Чангер. — С топором, что ли?
— Может быть.
— И на кого его поднимешь?
Юсэк задумался.
— Ну… на кого ты, на того и я.
— А рука опять не дрогнет, когда до дела дойдет?
— Не знаю. Не должно бы, — ответил Юсэк, разглядывая свои руки.
Юсэку очень хотелось верить в это. Он даже оживился. А Чангер, еще больше воодушевившись, продолжал громко:
— Держись тогда, Хагу! Держись, белая гадина!..
Внезапно раскрылась дверь — и в сарай в сопровождении двух стариков с винтовками вошел Хагу. Играя плетью, он приблизился к сидящим парням, оглядел одного, другого, спросил:
— Кто-то меня, кажется, позвал. Кто же из вас?
Парни молчали. Подойдя к Чангеру, Хагу краем свернутого вдвое кнута приподнял его голову за подбородок.
— Что язык прикусил? — спросил он спокойно. — Испугался, что ли? Ты позвал, я — пришел. Ты, кажется, что-то посулил? Так отведи же душу.
— Сами знаете, не могу это сделать, — сказал Чангер, смело глядя на него. — Другие вас достанут. Не к спеху, подождете.
— Долги нужно платить сразу, — недобро сверкнув глазами, произнес Хагу. — Тем более что жить тебе осталось не так-то уж много.
— Нехорошо, конечно, должником оставаться, я понимаю. Но надеюсь, что за меня мои товарищи расплатятся, — ответил Чангер.
Плеть ожгла его спину.
Юсэк вздрогнул, будто удар пришелся по нему. Вскочив, он схватил Хагу за руку, в которой был зажат кнут.
— Вы — чудовище!.. — закричал он. — Я презираю себя, что спас кровопийцу!..
Старики набросились было на Юсэка, но Хагу остановил их, достав из кармана пистолет, он взвел курок, а к ногам Юсэка швырнул кнут.
— Ты не хотел, чтобы этого негодяя отстегал я, — сказал он, с трудом сдерживая гнев, — так это сделаешь ты. И если откажешься, ты умрешь раньше, чем он. Бери кнут. Ну — живо!
Юсэк перевел взгляд на Чангера, который, как и Хагу, не спускал с него глаз.
— Смелей, смелей, — торопил Хагу, — не то спущу курок. И конец всей твоей короткой жизни. Ну! — рявкнул он так пронзительно, что Юсэку показалось — он выстрелил.
— Я не сделаю этого, — Юсэк попятился.
Желая помочь Юсэку, Чангер обратился к Хагу:
— Скажите, если он отстегает меня — вы его отпустите?
— Замолчи, щенок! Мы уж это сами как-нибудь решим!
— Подумайте, зачем же ему колошматить своего товарища, если так или иначе самому придется лежать с ним в одной яме? — съязвил Чангер. — Смешно, не правда ли?
— Он не будет лежать с такой пакостью, как ты, — сказал Хагу, сплевывая.
— Все ясно — вы припасли ему особняк на том свете, — понимающе кивнул Чангер.
— Я немедленно отпущу его, если он тебя забьет до смерти! — заверил Хагу.
— Ну, тогда за дело, дружище! — крикнул Чангер, сбрасывая с себя гимнастерку и ложась на живот. — Давай, давай, Юсэк. Мне ведь все равно, как добираться до того света. А тебе случай подвернулся увидеть Эсуги. Бей, да так, чтобы я поскорей отошел.
— Замолчи, Чангер! — заорал Юсэк. — Ты знаешь, что я не сделаю этого! Не сделаю! — Он кинулся к Чангеру, стал поднимать его. — Встань, Чангер! Я прошу тебя. Пусть уж стреляет в нас обоих! — И, придерживая товарища, выпрямился. — Стреляйте! У вас-то, я знаю, не дрогнет рука. Стреляйте!
Хагу не выстрелил.
— Всему свое время, — медленно проговорил он.
Спешит, торопится окутать землю ночь. Сонно бормочут ключи. Кажется, и река Уссури замедлила бег, притихла. А в таежной избушке человеку не спится, мечется человек. Его покинули друзья, ушли навсегда. Не сможет он теперь вернуть себе хутор, не сумеет отомстить ненавистной сестре. Два старика и те распрощались, ушли. Рядом лишь женщина, Христина. Хагу знает — она тоже уйдет. Убить двух парней и остаться одному в этой тайге ему страшно.
Сбежали все, покинули разом. Эх, если бы этот парень, Юсэк, понял его, полюбил или даже пожалел, как когда-то, — не было бы так жутко, так пусто на сердце! Но этого никогда не будет. Остается одно: идти к атаману, кидаться ему в ноги… И все сначала: ненависть, убийства, страх…
Молчит безлюдная изба, скрипят жалобно под ногами половицы, дымит в лампе фитиль, но еще горит, вздрагивает слабый огонек.
…Дремлют в ночи леса и долины. Идет по лесной дороге человек. Маленькие, избитые в кровь ноги ступают по холодной земле. Присесть бы да отдохнуть, уснуть бы, как эти сосны, но это значит забыть о друге, который в опасности. Пусть дремлют леса и долины: у них нет тревог, нет любимых.
…Было еще темно, когда бежавшие от Хагу старики наткнулись на Эсуги. Она лежала на дороге и не могла говорить, только шевелила губами, пытаясь что-то произнести. Старики узнали ее и помогли перебраться с сырой дороги на обочину. С рассветом она пришла в себя, и они проводили ее до просеки, ведущей к избушке Хагу.
Она постучалась в дверь и тотчас же, не дожидаясь ответа, вошла в избу. Хагу вскочил с лежака, замер, в испуге вытаращив на нее глаза.
— Где Юсэк? — спросила Эсуги, оглядывая избу.
Хагу вдруг очнулся, дрожащими пальцами коснулся ее плеча и, чему-то обрадовавшись, бросился к двери, накинул крючок.
— Ты одна?.. Ты не привела ко мне Синдо? Нет? Конечно, нет. А я ведь помиловал их, не тронул… Ты садись, садись, устала небось. — Он взял ее под руку, провел к столу и, усаживая на табурет, продолжал бормотать: — Хорошо, что ты пришла: вместе теперь все и решим. — Он подробно рассказал о ночном покушении Юсэка.
Эсуги слушала его спокойно, но поняла одно — Юсэк жив!
Когда она, потеряв сознание, упала на пол, Хагу позвал Христину. Ее перенесли в каморку, где жила и готовила обеды кухарка. А Хагу вернулся к себе, достал из погреба четверть самогона, налил полную кружку, залпом осушил ее. Радуясь, что теперь Юсэк никуда не уйдет, он снова наполнил свою кружку.
Светало. Христина загасила свечу на столе, вновь присела к лежащей на кровати девушке. Только теперь она заметила, что вся ее одежда, лицо, руки и ноги в грязи. Поднявшись, Христина налила в тазик воды и, смачивая полотенце, стала протирать ей лицо. Эсуги открыла глаза.
— Где это тебя так угораздило? — ворчала она. — Уж коль проснулась — встань и умойся. А я сейчас приду. — Она тихо вышла из каморки и, постояв на крыльце, вошла к Хагу.
Тот спал, развалившись на лежаке. Кружка валялась на полу. Воздух в комнате, от разлитого самогона, был удушливым. Женщина не сдержалась — закашляла. Хагу с трудом разомкнул слипшиеся веки:
— Что тебе?
— Прибрать пришла. Погляди, что ты тут натворил.
Хагу махнул рукой и, перевернувшись на бок, зачмокал губами, что-то бормоча. Наконец утих. А Христина принялась за уборку. Протирая пол, она вдруг увидела возле лежака связку ключей. Почему-то она испугалась, хотя пришла сюда именно за ними. После встречи с парнями она только и думала о том, как облегчить их участь. Вчера, глядя на них, она подумала о своем сыне, который мог оказаться в таком же положении. Тогда у нее и зародилась мысль спасти их.
Зная упрямый характер Хагу, она не хотела просить его о снисхождении, боялась заранее выдать свое намерение. И вот — ключи! Они лежали на виду, словно он нарочно подложил их ей. «А если он это сделал в самом деле нарочно?» — подумала Христина, не смея подойти к ключам и взять их. Но желание спасти парней было сильнее страха. Дрожащей рукой потянулась она к ключам, коснувшись, сдавила своими крепкими пальцами, чтобы не звенели, и попятилась к выходу. Проклятая дверь заскрипела как-то особенно, словно будила хозяина избы. Но слава богу — все обошлось! Осторожно и быстро она вбежала в свою каморку, принялась поднимать с постели Эсуги. Христина показывала ей ключи и возбужденно о чем-то шептала. Еще не совсем догадываясь, в чем дело, Эсуги поспешно оделась и последовала за женщиной.