Журавли покидают гнезда

Юсэк усмехнулся:

— Вы отпустите? Когда?

— Все будет зависеть только от тебя.

— Но что я должен сделать?

— Ничего особенного. Поедешь со мной к атаману и расскажешь ему о положении отряда Мартынова. Все как есть. И о том, что Мартынов хочет соединиться с другими партизанами и готовится напасть на него.

— Но разве атаман мне поверит? — пролепетал Юсэк, выискивая предлог отказаться. — Вам-то, поди, больше доверия. А потом… кто вам сказал, что Мартынов хочет напасть на атамана? Я об этом не слышал.

— Зато я знаю, — строго произнес Хагу. — Только атаман мне не верит. Он думает, что все дело в нашей с Синдо вражде, и не хочет из-за моего хутора своих людей подставлять под пули. Калмыков не дурак, он ждет японцев. Ты пойми, если атаман припугнет Синдо, можно будет избежать кровопролития. Когда японцы нагрянут — будет поздно. Сотрут они в порошок и твоих друзей, и Синдо, и Мартынова. Об этом и подумай. Поверь, мне совсем не нужна бойня, нужен мой хутор. Если имение попадет в руки японцев, не бывать мне хозяином. А русскому барину Калмыкову не нужна моя «шанхайка». Ему и городов хватает!

И опять, кляня себя в душе, Юсэк засомневался. Может, действительно для всех будет лучше, если отряд уйдет, оставив этот проклятый хутор? Говорят же в народе: «Не зли собаку, лучше брось ей кусок мяса». Но верно ли это изречение? Почему нужно потворствовать злу?

— Хорошо, — сказал он. — Я пойду к атаману. Я скажу ему все, что вы захотите.

Хагу насторожился. Уж очень легко согласился этот упрямый парень! Однако не выдал своего недоверия, похлопав его по колену:

— Вот и прекрасно! А теперь нужно выспаться… — Он быстро погасил лампу и скрылся за шторами своей комнаты.

Юсэк понял, что Хагу ему не доверяет, а ведет свою игру. Он рассчитывал, что хозяин вернет ему пистолет. Но этого не случилось. Теперь к его заботам прибавилась еще одна: нужно найти причину, чтобы не идти к атаману.

Юсэк еще долго сидел на лежаке без единой мысли в голове. Потом поднялся, подошел к окну, прислушался. И в ураганных завываниях ветра ему казалось, что слышит голос Эсуги: «Почему ты медлишь, Юсэк? Ты жесток в своей жалости!» Он вышел на крыльцо. Косой холодный дождь хлестал его по лицу. Он глядел в темноту, в сторону сарая, где по его вине страдал Чангер.

«Завтра Хагу узнает об отказе пойти к атаману. Что он предпримет?» — подумал Юсэк. Вспомнив, что где-то видел топоры и пилы, он побрел наугад, не рассчитывая в темноте быстро что-либо найти, как вдруг укололся рукой об острие металла. Схватив и прижимая мокрый и холодный тесак к груди, побежал к сараю, обошел вокруг, снова вернулся к двери, потрогал замок. «Топором не выломишь», — решил он, просовывая лезвие между засовом и замком. Еще раз оглядевшись, он резко дернул на себя ручку — звякнул штырь, ударившись об замок. Он повторил все еще раз и убедился, что тратит время попусту.

Донесся чей-то хриплый голос: «Кто там лазит?» Сжав в руке топор, Юсэк, не мешкая, юркнул за угол сарая и прижался спиной к стене. Нет, это был не голос Хагу. «Возможно, кто-то вышел по надобности и случайно услышал? Или кто-то приставлен к пленнику? — думал Юсэк, вслушиваясь. — Завтра Хагу узнает о моем отказе… Чангера выволокут из сарая — и тогда… Другого случая спасти его не будет! Но как же взломать дверь? Может, попробовать через крышу?» Станет отдирать доски — услышат все, проснется Хагу. А сейчас он спит… там, за шторами… Широко расставляя отяжелевшие от грязи босые ноги, он подошел к крыльцу избы, остановился. Потом быстро и тихо поднялся по ступенькам. Осторожно приоткрыв дверь, вошел в избу. Слева комната Хагу. Юсэк подкрался к шторам, напряг слух. Тихо. Переступил порог, сделал несколько шагов к кровати. «Голова должна находиться справа. Так что удобно, не смажешь…» Он крепко зажмурился и занес топор. Секунда, другая… Юсэк почувствовал, что с каждым мгновением слабеют руки и он не в силах подчинить их своей воле. Тесак грохнулся на пол. И сразу же вспыхнул свет. Юсэк оглянулся. В проеме двери стоял Хагу. Запалив спичкой лампу, висящую на стене у входа, он приблизился к Юсэку.

— Что же ты уронил его? — спросил он, поднимая с пола топор. — Ты боялся промахнуться? Наверное, при свете это удобней сделать? Возьми. И держи его крепко. И больше ненависти во время удара…

— Нет, нет, — забормотал Юсэк, ошалело глядя на протянутый тесак, словно на нем уже были следы крови.

— Уж коль смог поднять, сможешь и ударить им, — сказал Хагу. — Теперь я уверен в этом.

— Чему вы радуетесь? — Юсэк все еще дрожал от волнения. — Ведь я покушался на вашу жизнь. Я мог убить вас…

— Я очень хотел, чтобы ты выпустил пух из подушки! — воскликнул Хагу. — Я ждал, я жаждал увидеть твое перерождение!

— Вы все время следили за мной? И молчали? Неужели не было страшно?

— Я боялся, что ты не войдешь в мою комнату. А когда вошел, готов был кинуться к тебе и обнять! Да, да, — обнять! Может быть, ты теперь поймешь, почему мой меч сечет голову? И что не так уж трудно лишить человека жизни? Ты пытался убить меня. Об этом мечтает и Синдо. В этом жестоком мире нельзя иначе. Каждый желает подчинить себе другого. Но побеждают только сильные. Ты хотел обрести силу, но выронил топор и стал бессильным, как и прежде.

— Но я чувствую, вы снова мне простили, — сказал Юсэк. — Не потому ли, что я был добр к вам? А если так, то, наверное, и в доброте кроется сила.

Отбросив тесак в угол, Хагу покосился на Юсэка:

— Я уже понял, что ты носишь в душе злые помыслы, раскаявшись в своей доброте. И почему ты решил, что я тебя помиловал? Прощу, когда уверюсь, что ты и впредь будешь заносить топор, но не на меня, а на моих врагов.

— Я не пойду к атаману, — сказал Юсэк твердо, — Не для того я пришел в Россию, чтобы стравливать русских с корейцами, и не такая помощь нам нужна от русских.

— Что же ты ждешь от них? — взорвался Хагу. — Кому ты нужен, если не был нужен своей родине?

— Видимо, вы правы, — ответил Юсэк, — рикша в Корее никому не нужен, потому и пришел в Россию. Может, здесь пригожусь. Меня радует отношение русских к корейцам. Это уже хорошо. А еще я слышал от дяди Ира, что теперь, после революции, мы имеем право получать наделы земли наравне с русскими.

— А знаешь ли ты, чью землю они так щедро раздаривают? — перебил Хагу. — Они разграбили ее у таких, как я. И уж если честно сказать — не за хутор свой пекусь. Поеду к родителям — проживу. Хочу отнять у этих скотов все до щепки, до нитки, до крошки! И пустить их по миру такими же, какими они пришли в Россию. Не уймусь, пока не добьюсь своего! Пусть ни мне, ни им!

— Но ведь эта земля не ваша, — сказал Юсэк. — Она принадлежит русским. Да, вы распахивали ее, но вы это делали для себя, на вас батрачили ваши же земляки. Вы богатели, а что сделали для России? Ждете прихода японцев, которые вторглись сюда, как и в нашу Корею. Нет, вы не заслужили права распоряжаться этой землей…

— Ах, вот как ты заговорил! Легко твои дружки впрягли тебя в свою упряжку! Крепко, видать, вдолбили в твою башку всякой дури!

— Никто мне ничего не вдалбливал, — возразил Юсэк. — Сам вижу, что к чему.

— А если так, — пуще прежнего вспыхнул Хагу, — придется тебя остудить. Хватит с тобой возиться! Сейчас же ты пойдешь к своему дружку.

Такой исход не был для Юсэка неожиданным, он знал, на что шел, поэтому послушно последовал за Хагу.

Уже светало.

Где-то топили, и дым доносил запах смолы. На безлюдном дворе им повстречалась Христина с ведром. Поравнявшись, она остановилась, ничего не подозревая.

— Куда это вы в такую рань поднялись?

— Тесно нам стало под одной крышей, вот и переселяю, — сказал Хагу.

И по злобному взгляду, который он метнул на Юсэка, женщина сразу все поняла.

— Чем же он разгневал нашего хозяина? — она с испугом посмотрела на Хагу. — Вы были так дружны. И парнишка вроде услужливый…

— Будет болтать, — оборвал ее Хагу. — Займись делом. И не вздумай этих собачьих сынков кормить. Погляжу, о чем он теперь рассуждать станет. — Хагу толкнул Юсэка в спину: — Идем, тебе сейчас очень обрадуются.