Страница 9 из 14
А главное, Наксос далеко от Крита, там-то Сардор ее уж точно не настигнет!
Тимандра решилась заговорить с мореходами. При виде ее они так и вытаращили глаза, а потом начали как-то странно переглядываться и перемигиваться. Тимандра насторожилась: уж не собираются ли эти бродяги наброситься на нее всем скопом и изнасиловать? Впрочем, она не слишком беспокоилась, не сомневаясь, что успеет убежать и скрыться в одной из многочисленных пещер. Однако стоило ей заговорить о том, что ей нужно попасть на Наксос, как мореходы сообщили, что держат путь именно туда – и охотно возьмут с собой Тимандру.
Разумеется, не даром. Она должна оплатить дорогу.
Тимандра задумалась. У нее не было ни халка, зато была золотая шпилька Великой Богини. Одну такую шпильку из волос Тимандры выдернула жрица, другая так и оставалась в туго закрученной косе, пока Тимандра не спохватилась и не вытащила ее. Правда, девушка не знала, достаточная ли это цена для того, чтобы добраться до Наксоса.
Тимандра, конечно, немного опасалась, что Великая Богиня разгневается на нее за то, что она торгует священной храмовой реликвией, но надеялась умилостивить владычицу, когда будет служить в ее храме на Наксосе.
При виде шпильки мореходы пришли в восторг и успокоили Тимандру, что этой драгоценности более чем достаточно, чтобы заплатить за дорогу. И вообще, капетаниос, конечно, вернет ей часть денег. Так что она должна как можно скорее отправиться на судно, прихватив свои вещи.
Тимандра смущенно призналась, что у нее ничего нет, и даже еды на дорогу не запасено. Те два дня, что она пряталась на берегу в ожидании удачи, она собирала крабов, которых в изобилии оставлял между камнями прилив, и ела их нежное, вкусное мясо, однако его никак не запасешь впрок, на жаре оно мигом испортится… Мореходы добродушно уверили ее, что и тут беспокоиться не о чем: на галере вдоволь еды, а запас воды они сейчас пополнят.
И после этого доверчивая птичка сама полетела в западню…
Взобравшись по веревочной лестнице на борт галеры, Тимандра оглянулась. Ей еще не верилось, что она покидает Крит и сейчас навсегда прощается с прошлым. Что ждет ее впереди?
Через миг она узнала, что ждет ее трюм, куда ее тотчас затолкали мигом утратившие всякое добродушие мореходы. В трюме оказалось еще девятнадцать молоденьких девушек – настолько измученных морской болезнью, что они лежали пластом и почти не в силах были говорить.
Их захватили на побережье Тринакрии [20] афинские ловцы-мореходы. Так назывались команды кораблей, которые отправлялись то на Тринакрию, то в Финикию, чтобы привезти новых девок для афинских и пирейских диктерионов, по-прежнему, как и во времена Солона, благословляемых государством. Что и говорить, за два столетия промысел ловцов-мореходов перестал быть таким прибыльным, как в былые времена, однако они по-прежнему получали недурную плату за иноземных красавиц, которые и внешне отличались от дебелых и медлительных афинянок, и были – самое главное! – куда темпераментней. Черноглазые вертлявые финикиянки очень нравились неистовым эллинам, а потому ценились дороже всех, хотя и тринакрийские девушки пользовались большим спросом.
Однако ловцы-мореходы слишком уж по-свойски обращались со своим товаром! Девушкам приходилось в пути служить подстилками для всей команды, и порой их привозили в Пирей совершенно замученными и мало к чему пригодными в дальнейшем. Кое-кто не выдерживал пути, а многие оказывались беременными. К делу приступали повивальные бабки, которых было в Пирее почти так же много, как портовых шлюх, но после их поспешных, грубых эктроси [21] мало кто выживал.
В конце концов афинское правительство спохватилось, что выбрасывает немало денег впустую. И для ловцов-мореходов были установлены новые – и непреложные! – правила. Теперь им платили деньги не за каждую девку поштучно, а за деки, то есть десятки. Кроме того, мореходам запрещалось портить груз, чтобы сберечь девственниц: за них порнобососы готовы были драться, ибо они ценились несравненно дороже! Ну и страх подцепить бленорагию, которую в обиходе часто называли «финикийской заразой», тоже немало отпугивала ловцов-мореходов. Тринакрийские девки были почище и поздоровей финикийских, однако капетаниосы ценили свои деньги куда дороже, чем минутная прихоть мореходов, поэтому тринакриек тоже не трогали.
Плата устанавливалась очень хитро: только за целую деку. Одиннадцать девушек или девятнадцать стоили одинаково – так же, как десять. За двадцать можно было выручить в два раза больше, поэтому мореходы норовили привезти именно столько. С тридцатью в трюме не протолкнешься, половина груза в пути перемрет от духоты и недоедания. А двадцать – в самый раз! Правда, существовал риск, что какая-нибудь девушка все же умрет в пути. Поэтому, как правило, мореходы норовили прихватить еще одну пленницу – про запас.
Именно двадцать одну молодую красотку захватили на Тринакрии, да вот беда – две девушки погибли в пути, не выдержав тоски плена и страшных мыслей о будущем. Так что теперь мореходы везли в Пирей всего лишь девятнадцать пленниц и очень боялись выручить ничтожные деньги. Конечно, они не теряли надежды подобрать случайную глупышку на каком-нибудь острове по пути… И вот на Крите им попалась именно такая! Мало того, что сама в руки далась, да еще свой проезд оплатила!
Когда на галеру привели Тимандру, обрадованный капетаниос принял решение идти прямиком до Пирея, не блуждая в Кикладах: [22] чутье морехода, да и поведение альбатросов предупреждало о близости сильного шторма, из-за которого можно или погубить судно, или задержаться в какой-нибудь тихой бухте. А задерживаться не хотелось – припасы на судне шли к концу…
Гребцы налегли на весла, одолевая ветер, а Тимандра в трюме оплакивала свою несчастливую судьбу. Девушки то рыдали, то спали, то ссорились или даже дрались. Тише всех вели себя две подруги, рядом с которыми нашла себе местечко в трюме Тимандра. Они целыми днями сидели в обнимку, или шептались, или напевали что-то себе под нос, или просто подремывали, однако не раз сладострастные стоны будили Тимандру по ночам, и она невольно наблюдала неистовые, бесстыдные ласки подруг, озаряемые светом плошки, качающейся под потолком. Именно тогда она узнала, что такое – девушка для девушек.
Как-то раз ночью одна из подруг, заметив, что Тимандра наблюдает за их возней, жестом позвала ее присоединиться. Тимандра подскочила и бегом, наступая на руки и на ноги спящих пленниц, кинулась к противоположной стене каюты, где и провела остаток этой ночи – и следующую, оставшуюся до прибытия в Пирей…
Не зная мужских объятий, боясь их, Идомена все же испытывала отвращение и к женской любви. Даже на тех молоденьких и хорошеньких подруг ей было смотреть противно. Что же с ней станется, если ее прижмет к себе Фирио, начнет лапать, а потом прикажет целовать ее срамные губы?!
Идомена повалилась на колени, и Бакчос, поскольку их руки были связаны, вынужден был нагнуться к ней. Он дернулся, чтобы вырваться, но не смог, попытался выпрямиться, однако Идомена не хотела подниматься, а только кричала в голос:
– Отпустите меня, господин! Не отдавайте меня Фирио! Клянусь, я покончу с собой, если не умру от отвращения и стыда!
– Да что мне до этого?! – рявкнул Бакчос, дергаясь с такой силой, словно хотел оторвать руку или Идомене, или себе, только бы освободиться. – Но ты должна мне и Афинам почти тридцать оболов, а за эти деньги я тебя не только Фирио продам, но и всякому, кто заплатит!
– Ну так продай ее мне, если тебе все равно, – послышался насмешливый голос, и Идомена с Бакчосом разом вздрогнули и повернули головы.
Перед ними стоял мужчина, который показался обоим необычайно высоким. Бакчос едва доставал ему до плеча, а Идомена была и того меньше. Он был одет в белое, словно жрец, однако затейливый узор на его гимантии сразу выдавал человека состоятельного и далекого от храмовых служб. Вдобавок, гимантий не достигал середины икр, как предписывалось правилами приличия, а волочился по земле. Даже Идомена знала, что это считается признаком заносчивости и расточительства, а потому осуждается большинством людей!
20
Древнее эллинское название Сицилии, омываемой тремя морями и формой напоминающей треугольник.
21
Аборт (греч.).
22
Киклады – архипелаг в южных водах Греции, к которому принадлежит и Наксос.