Страница 16 из 94
Однажды Серёжа таскал карасей на одном из таких озёр. Ему показалось даже, что рыба хватает за крючок, когда тот ещё висит в воздухе. Славная была рыбалка! Кстати, караси попадались в разных болотцах разных оттенков: были и белые, и жёлтые, и красные, и даже какие-то фиолетовые, почти чёрные. Но все были одинаково вкусными.
Ловить рыбу удочкой – это, конечно, честно и по-спортивному, но сугубо занятой Серёжа предпочитал другие виды рыбалки. Он садился за руль мотоцикла, объезжал рыбные прикормленные места, проверял свои хорошо замаскированные сети и мёрды, набивал отборной рыбой (мелочь сбрасывал обратно в воду) кожаные мешки и триумфально возвращался с богатым уловом домой. Были в этих мешках щуки, окуни, чебаки, лини, ерши, карпы, караси, раки... а ведь это всё, в сущности, деликатесная еда. Кушайте на здоровье!
(Некоторые туповатые защитники природных ресурсов могут возмущённо возопить: «Это же браконьерство! К суду Серёжу и его покровителей!» Ничего вы не понимаете, господа суетливые городские активисты! Запомните навсегда: местные рыбаки, которых вы почему-то называете браконьерами, никогда никакого вреда природе и её богатым ресурсам не наносят. Они вылавливают рыбы ровно столько, сколько им надо. А когда на каком-нибудь водоёме рыбные запасы истощаются, они переходят промышлять на соседние озёра, а на прежнее возвращаются года через два, когда там восстановятся рыбные запасы. Местные рыбаки никогда сами себе вредить не будут.
Настоящими браконьерами и вредителями у нас являются: рыбинспекция, милиция, рыбохрана, чиновничество, а главное, разные плохоконтролируемые предприятия, загоняющие в водоёмы всякие там бензопирены... вот с ними вы и боритесь! А ещё было бы лучше дать местным рыбакам право отстреливать вышеупомянутых вредителей и расхитителей природных ресурсов. Вот тогда весь народ будет обеспечен дешёвой и целебной рыбой. И жить мы все станем долго... как японцы).
Не забывал Серёжа и регулярно объезжать «свои» угодья на лошади (Любовь к верховой езде никогда не покинет русского человека... это же от наших предков-воинов). Как-то на подходе к конюшне он услышал необычное, грозное ржание. Что такое? Неужели работяги-мерины от хорошей кормёжки озверели? К его немалому удивлению в загончике кобыл не было, а в ней сердито махал головой, скалил зубы и бил копытами огромный, величественный даже, вороной, лоснящийся от избытка природных сил, жеребец. Серёжа даже ахнул восторженно. Из конюшни деловито вышел с вилами в руках дядя Миша, увидев Серёжу. Отбросил вилы в сторону и подошёл к юному жокею. Серёжа, обрадованный и изумлённый таким неожиданным сюрпризом, сразу подскочили к нему с вопросами:
– Здравствуйте, дядя Миша! Это что за чудо в загоне у вас стоит? А я ничего не знаю.
– Это, Серёжа, Гранит. Вчера только привезли. Зверь, а не жеребец. Никого к себе не подпускает. Хозяина только слушает, и меня немного уважает.
– А заседлать его можно?
– Ни–ни–ни. Василий Николаевич строго запретил кого-либо к нему подпускать. А особенно – тебя.
– Это почему?
– Дикий жеребец. Можно даже сказать, бешеный. И силён как челябинский трактор. Хлопот с ним будет... Лучше бы какого-нибудь смирного мерина привезли... Но Хозяин – опытный лошадник. Так решил. Ты меня даже не проси. Я этого дьявола и сам боюсь.
Как зачарованный походил вдоль изгороди наш герой, полюбовался на вороное чудище, и, уже без особой охоты отправился в конюшню рыжую седлать. Он седлал повеселевшую Рыжуху, но мысли его и сердце были уже в другом месте.
Обиделся Серёжа на своего отца, что не позволил он полетать ему на таком красавце по тайге, но дома ничего никому не сказал. Сделал вид, что ничего не знает. Но отец во время ужина как-то лукаво и даже с озорством посматривал на явно расстроенного сыночка.
А вскоре узнал Серёжа, что его отец не только ездит верхом на Граните, но даже и в телегу как-то умудряется того запрягать. Ну и ну. А он, Серёжа оказался в стороне! Он же не трус, а его отстранили. Решил Серёжа всё же потолковать на эту щепетильную тему с отцом. Но тут произошло ещё одно событие из ряда вон.
Приехала на объект очередная высокополномочная комиссия из Москвы. Большие звёзды инспектировали важные объекты, а маленькие звёзды – объекты второстепенные. Ну, и на конюшню пожаловали. Посмотрели, оценили... похвалили. Один молодой капитан захотел вдруг на Граните «прокатиться». Как только не отговаривал его старший конюх, но капитан настоял на своём, и пришлось дяде Мише оседлать Гранита на потеху вальяжной московской публике. Как только капитан, с помощью дяди Миши, уселся в седло, Гранит захрапел, боком подлетел к стене конюшни и ударил смелого капитана, пришпандорив его крепенько так к стене... Гранит бегал вокруг загона и возмущённо храпел, а капитан корчился со сломанной ногой и орал так, что поднял с Малого Кисегача целую стаю диких гусей. Гранита заперли в стойле, а незадачливого капитана срочно отправили в Челябинский лазарет на лечение... После этого случая все далеко обходили ржущего в загоне Гранита, а мимо стойла его бежали чуть ли не пригибаясь... Но Серёжа наш был скверным, то есть упрямым пацаном, и мысли подружиться даже и с таким Гранитом он не оставил...
Сперва он решил дипломатично так ещё раз побеседовать со старшим конюхом.
– Дядя Миша, как Гранит?
– Нормально. Классный жеребец, нечего сказать.
– А кто на нём ездит?
– Только Василий Николаич.
– А вы, дядя Миша, ездили на нём?
– Что ты, что ты, Серёжа. Зачем я полезу на такого дракона? Слышал, небось, как он московского капитана ухомаздал? Я – на Гранита! Да у меня же дома четверо детей. Жена там вся избилась с ними. С деньгами туго. Надо скорей домой. Специальности у меня есть. Всегда заработать сумею.
– А здесь много платят?
– Здесь, Серёжа, оплата особая. Но кормёжка хорошая, спасибо твоему папаше. Братва работает в удовольствие, и никто не болеет. Живём, можно сказать, как на курорте.
Серёжа захотел было спросить дядю Мишу, за что его посадили, но вовремя передумал (Действительно, вопрос этот деликатный и задавать его не принято. Захочет человек, сам в нужную минуту расскажет, а молчит, значит и в душу лезть ему не надо со своим праздным любопытством, а для него, может быть, очень болезненным).
Оставалась одна – высшая инстанция – родной отец. Как самый настырный репей прицепился Серёжа к нему и долго умолял его разрешить «покататься» на Граните. Долго колебался майор (всё-таки сын) но, наконец, решился. Отправились наши заядлые лошадники на конюшню. Вывели подозрительно фыркающего жеребца из стойла...
А теперь, дорогие читатели, хотите верьте, не хотите, не верьте. Но дело было так:
Заседлали жеребца, зауздали. Отец поставил Серёжу напротив Гранита и минут десять нашёптывал нервно подёргивающемуся жеребцу что-то в уши, показывая ему рукой на стоящего перед ним Серёжу.
Потом Серёжа забрался в седло, отец передал ему уздечку... и Гранит пошёл. Но фыркал при этом весьма недовольно и как бы пытался цапнуть зубами за Серёжкины колени. Но наш герой был уже в седле! Он пустил Гранита рысью и ускакал по лесной дороге в тайгу. Через час вернулся Серёжа на взмыленном, но послушном его воле жеребце.
(О чём договаривался Серёжин отец с Гранитом, что шептал ему в уши, мы не знаем. Наверно, старые лошадники знают. А, может быть, тут какая-то тайна скрыта? Много в нашей жизни загадок. Но можно ли их все разгадать?).
Вот так и появился у Серёжи самый верный друг его занимательной и бесшабашной юности.
Именно с этого, памятного для Сергея Васильевича, момента рыжая кобылка лишилась всех привилегий, была снята со специального довольствия и не получала больше премиальных яблочек, морковок, пирожков и других изысканных лакомств. Все деликатесы отправились в могучую утробу главной опоры заповедного коневодства.
Частенько Серёжа пробирался в конюшню, и, когда добродушный дядя Миша отходил куда-нибудь по рабочим делам, Серёжа щедрой рукой подсыпал добавочную порцию казённого овса в кормушку вороного гиганта. Поводом для нахождения Серёжи в стойле Гранита была срочная необходимость пройтись скребничкой по его атласной коже. А что там чистить? Гранит и так блестел всегда как первосортный антрацит. Словом, первый красавчик в таёжном посёлке. В этом твёрдо был уверен не только Серёжа, но все местные волоокие кобылки, высоко оценившие мужественную грацию Гранита и не спускавшие с него своих влюблённых глаз.