Страница 14 из 94
– Там, в чуланчике, темновато, и ты, Серёжа просто не разглядел, что это – не гадюки, а ужи. Пусть ползают. Плохо только то, что вечером корова даёт молока много, а утром – меньше: или пугается их, или они, ужи, высасывают у неё молоко... Зато змеи их боятся, как волки огня, и к кордону близко не подползают. Ужи вообще-то добрые. Мы-то к ним привыкли.
Успокоенный таким добродушным объяснением произошедшего Серёжа зашёл в сарайчик, взял тяпку поудобнее и отправился окучивать свою картошку. На соседнем участке, видимо завидев своего кумира, дружно рассмеялись проворные лесниковые дочки-пересмешницы. А деловитый Серёжа, бодро танцуя с тяпочкой вокруг картофельных гнёзд вспоминал увиденное в чуланчике и горделиво так раздумывал: «Нет, не пойду в зятья к Дмитрию Ивановичу. Дочки у него весёлые, даже симпатичные, но жить в одной хате с ужами... Нет, не привыкну».
(Глупый ты был, Серёжа, в своём несовершеннолетнем возрасте: побрезговал жить в одной хате с лесными ужами, зато придётся тебе впоследствии пожить в одной квартире с городскими гадюками!). Да и не стоит, говоря откровенно, сотня городских гадюк одной Лесниковой дочери! (Но это наш герой осознал гораздо позже, когда прекрасных дочерей Дмитрия Ивановича развезли по Уральским кордонам более сообразительные и удачливые конкуренты).
Если вы, читатель, когда-нибудь на утренней пробежке увидите переползающего лесную дорожку ужа, не торопитесь вспугивать его, остановитесь и полюбуйтесь на его гордо приподнятую жёлтую головку, на изящные и ритмичные движения его упругого чёрного тела... и вы сразу побежите за блюдечком с молоком, чтоб отблагодарить эту красивую рептилию за доставленное вам эстетическое удовольствие.
А со змеями была другая, тоже поучительная история. Дело было, разумеется, летом, когда в таёжный посёлок с московским метростроевцем приезжали на каникулы их учащиеся младшие родственники.
Вот и Серёжу однажды попросили показать окрестные достопримечательности одному такому приехавшему отдохнуть на лоне природы москвичу. Этот «родственник» оказался двухметрового роста верзилой и весом, пожалуй, не менее десяти полновесных пудов. Увидев такого своего подопечного экскурсанта, Серёжа сразу решил не гробить свой колясочный мотоцикл, а сходить на кордон, где у них были лодки, пешком (Кстати, любому городскому толстяку полезнее ходить пешком, чем уютно трястись в автомобильных и мотоциклетных креслах). Да и идти-то до кордона, по таёжным меркам, было совсем недалеко.
Московский «верзила» Лёня оказался весёлым жизнерадостным типком, очевидно слегка презирающим таких таёжных аборигенов, каким, в сущности, действительно стал наш Серёга.
Многопудовый Лёня снисходительно посматривал сверху вниз на идущего рядом с ним стройного и подтянутого Сергея и с юмором рассказывал пикантные анекдоты из беззаботной светской жизни московских знаменитостей (тогдашних «знаменитостей», давно уже позабытых нами, неблагодарными и косными провинциалами).
Лёня даже спел несколько разухабистых песенок московского творческого гения, суть которых можно было выразить и двумя строчками:
«Мы е.. .ли всё на свете,
Кроме вилки и ножа» (т.е. «плевали мы на всё, главное — это наша жратва»). Действительно, это был весьма показательный образчик московской потребительской философии. Когда же Серёжа с Лёней углубились в лес, «светский» хлыщ показал себя во всей своей передовой и просвещённой красе.
Обычно, при походах в тайгу, Серёжа довольно часто видел ядовитых змей, но он, во-первых, ходил по лесу в надёжных сапогах, а, во–вторых, никогда не обращал на этих змей особого внимания и спокойно обходил их стороной.
Но в тот памятный день, видимо из–за каких–то необычных природных обстоятельств, они, Сергей с Леонидом, столкнулись со странным явлением, какого ни раньше, ни позже Серёжа больше никогда не видел. На лесной дорожке, греясь на ползущем по небу в зенит солнышке, через каждые метров десять, словно брюхатые городские девки на пляже, развалились серые уральские змеи и спокойно, как-то по–хозяйски, полёживали и нежились в тёплых солнечных лучах. Серёжа молча двинулся в обход загорающей таёжной публики. Но столичный гость как-то нервно засуетился, схватил первую подвернувшуюся лесину и начал колотить ей по уютно отдыхающей в родной обстановке и не ожидающей никаких злонамеренных каверз гадюке. Задолбав это миролюбивое животное в лепёшку, Лёня впал в охотничий раж и решительно направился ко второй жертве своего чревоугодия. Яростно забив ещё пару змей, Лёня обратился с воодушевлённым призывом к спокойно наблюдающему эту звериную расправу Серёже:
– А ты чего стоишь? Бери вон ту дубинку и тоже колоти их.
– Зачем? Они же меня не трогают и никогда не кусали. Если они есть и живут в этих местах, значит для чего–то нужны.
– Они нужны для того, чтобы я переколотил их. Эх, жалко фотоаппарат с собой не взял. Ну, так своим дома расскажу, как на Урале охотился. Вот обзавидуются! – и бросился с животным энтузиазмом на свою очередную жертву.
Если бы он знал, о чём подумал Серёжа, молча и неприязненно наблюдавший эту изуверскую сцену! А Серёжа наш думал – ну, чего уж греха таить! – буквально следующее: «А что, если завести этого борова в медвежью падь или в волчье урочище и оставить там на корм знакомой волчьей стае? Такой огромной жирной туши даже стае волков хватит недели на две–три, а то и больше. Они же, волки, мне потом сапоги будут лизать в благодарность за доставку такой массы такого аппетитного корма!... Или лучше ещё пройти двести метров и у болота прирезать этого московского жизнелюба» – Серёжа через голенище сапога убедился в том, что его ритуальный охотничий кинжал в надёжном месте. – «А потом утопить десять пудов жира в болоте... Нет, нельзя. Свидетели знают, что он со мной в тайгу ушёл. С меня спрашивать будут. Догадаться могут... А жалко».
Так что Серёже пришлось и дальше молча наблюдать за удачной «охотой» будущего московского воротилы. Пройдя основательную подготовку, Леонид – истребитель змей, станет в дальнейшем крупным чиновником, всунет свой жир в высокое руководящее кресло, будет брать взятки со своих клиентов, подчинённых, забавляя их при этом рассказами о молодеческой охотничьей доблести и о том, как он снисходительно учил уму–разуму молодого и серого уральского дикаря (который в то время уже свободно владел тремя иностранными языками и занимался во внеурочное время таинственными научными изысканиями)... дальше всё было весьма прозаически: пришли на кордон, взяли лодку, выпотрошили содержимое одной из мёрд, купались в чистой с зеленоватым оттенком кисегачской воде, загорали, варили на костре рыбацкую уху. Лакомились аппетитными вкуснейшими линями и другими деликатесами. Хорошо отдохнули и расстались по-дружески... Но самодовольный и рассеянный Леонид так и не удосужился заглянуть в серые хищные Серёжкины глаза. В них он смог бы увидеть и своё незавидное будущее.
С этими московскими дачниками (скорее, дачницами) был у Серёжи ещё один забавный случай.
В середине лета приехала проведать своих родителей, работавших на объекте, этакая смазливая (т.е. симпатичная) молоденькая московская блондиночка. Серёжа наш как-то случайно познакомился с ней, покатал её с ветерком на мотоцикле, ознакомил со своим обширным хозяйством, рассказал о боевых подвигах своего беловодского петуха. Как всегда в подобных случаях был весел и остроумен. Договорились в воскресенье скататься на лодке к островам и вдоль побережья.
В воскресенье была хорошая погода, и вокруг кордона расположилось на отдых довольно много трудящегося по будням народа. Когда Серёжа с блондиночкой уселись в лодку и Серёжа ловко и профессионально заработал вёслами, направляясь... подальше от людного места, следом за ними ринулась от кордона ещё одна лодка. Серёжа — для контроля – сменил направление: другая лодка повернула за ними.
– Что за чёрт! – воскликнул с досадой Серёжа. – Чего им надо?
– Там папа с мамой. – пролепетала смущённо блондиночка... Всё, дальше рассказывать уже не о чем. Вот если бы их никто не преследовал...