Страница 30 из 34
Увезли из зоны 19 человек: Сороку, Васю, Космоса, Бурята, Белого, Лашу, Козюка, Саву, Иваненка и других ребят. А галдящую ораву зеков разогнали по отрядам. Последним уводили с поля битвы, как уже нетрудно догадаться, Толю Карпенко. Сопровождал его в «Стационар» дежурный помощник Нач.колонии Яровенко Д.Е. по прозвищу «Сикель». Вёл он себя по отношению к зекам крайне недостойно, за что и получил соответствующую кличку. Был он исполнительным и въедливым карьеристом. К зекам относился с нескрываемым презрением, ну и они платили ему той же монетой. Сикель, здоровенный мужик под 2 метра ростом, уводил Толю в стационар, а тот орал на всю зону: «А.У.Е.!».
Только к вечеру общезоновский ажиотаж немного поутих. Зеки шептались между собой и строили догадки, куда увезли их поводырей, старались даже не думать о том, что их могут отправить на 7-ку в СИ-3. Ведь половина из них были инвалидами II группы.
Зона притихла. Ещё бы! Вывезли весь костяк блат-комитета. Но в зоне оставалось ещё немало и другой братвы, на следующий же день собравшейся у колонийского магазина, расположенного в одном здании со «Стационаром». Ваня пошёл на сходняк и спросил у Песта, куда увезли ребят и что известно. Но ни Пест, ни другие участники партсобрания ничего не знали, только пожимали плечами и разводили руками.
На сходняке решили: за лагерь держаться и не отдавать его мусорам, а если будут давить, то объявить голодовку. Витя Пест доказывал:
– У нас есть ещё силы. Мы – больные, среди нас много ВИЧ-инфицированных «Турбовичей», а это – тоже оружие!
Все на что-то надеялись и взбадривали сами себя. Но Ваня по опыту Челябинской области знал, как быстро ломались даже самые блатные лагеря, потому что все там употребляли наркотики, дули брагу и водку, словом, любили больше покайфовать, чем заботиться о своей физической и духовной форме. В решающий момент сил для сопротивления у зеков оказалось явно маловато. И переломили всем хребты очень быстро. И тут тоже была повальная наркомания, следовательно, был уверен Иван, итог будет тот же самый.
– Ладно, я пошёл спать, ночью сторожить.
Они пожали руки и разошлись: Пест – на сходняк, а Ваня отправился к себе, и случайно увидел в окно, как Баха внимательно рассматривает участников сходняка и записывает что-то в блокнот. Буквально на следующий день Голец, как старшина был вызван к Бахе за указаниями. И сразу после этого ремонтные бригады начали отделять вход в магазин от стационара, чтобы зеки не могли напрямую через стационар попасть в магазин. Наварили дополнительные заборы, исключающие возможность зекам с 10-ки попасть на 3-ку за перекидами. В ШИЗО шёл полномасштабный ремонт. «Поле чудес» перепахали и действительно засадили баклажанами. Работа кипела повсеместно.
Каждое утро всё руководство радовало своим ранним приходом обитателей стационара и работало, работало не покладая рук своих. Обыски шли с утра до позднего вечера. Хорошо знакомая зекам однообразная рутина лагерной жизни.
Голец, недолго думая, решил, что вся эта неожиданная движуха ему на руку, и, рассказывая инвалидам рождественские сказки, начал собирать с них деньги якобы на ремонт, УДО и отрядные нужды (мог бы ещё и за осмотр какого-нибудь омского водопада мзду собирать).
Пока блатные притихли, он развёл бурную показную деятельность. Красили и перекрашивали заново буквально всё.
В стационаре чуть ли не жили инспектора Отдела безопасности. Они следили за полем чудес, чтобы не было перекидов (баклажаны там ещё не выросли до съедобных размеров). Сотрудники выбивались из сил, но продолжали работать: следили за всеми передвижениями и не давали зекам времени на расслабуху. Минус был только один: изолятор ремонтировался, и. следовательно, нарушителей садить было некуда. Но работа по «перевоспитанию» всё равно кипела. Энергично взялись за дело все службы: О.Б., О.О. и воспитательный отдел. Каждое утро из штаба доносились до внимательных зековских ушей крики Пучеглазого на нерадивых сотрудников. Он орал не щадя своего голоса, грозил увольнениями, словом, приводил их в тряску душевную.
А Голец в это время собирал денежки, ходил на свиданки каждый месяц, вкусно ел, а чтобы администрация ничего не учуяла, он красил и красил. Краской насквозь провонял весь «Стационар». «Хороший понт – те же деньги».
Администрация по инерции устроила охоту на курильщиков. В зоне постепенно, но перестали курить в палатах, ставить брагу, меньше стали играть и бегать за перекидами…
Все как-то сразу притихли, но оставались ещё недобитые смотряги и блатные, поддерживающие пока воровской ход. Они по-прежнему собирали «общее», но уже с оглядкой и явной осторожностью. Но руководство колонии и это не устраивало. Оно сделало очередной ход конём: собрали на этап Яценю, Курбана и Русю в такой день, когда этапа не должно было быть.
Курбан и Яценя стояли в дежурке с вещами и не могли понять, куда они едут на этот раз. Когда привели цыгана Русю, тот быстро сообразил, что к чему, а, может и узнал от кого-нибудь. Он был небольшого роста, но юркий и цепкий. Срок у него был небольшой, всего 15 лет. Наркоту он не употреблял, и хоть и был инвалидом, старался поддерживать физическую форму в весьма туманной надежде дожить до конца своего срока. Он не хотел уезжать ещё и потому, что боялся потерять то положение, какое он имел в зоне на данный момент.
Когда при обыске сотрудники отвлеклись, он выбежал из дежурки и с максимальной для инвалида скоростью полетел на 2-ой отряд, крича и зовя при этом зеков на помощь. Но сотрудникам очень не хотелось повторения недавнего инцидента, произошедшего во время отправки первого карательного этапа, когда все возмущённые зеки собрались у дежурки. Они сразу рванули за убегающим Русей. Догнал его Андрюша Конь, здоровый такой младший инспектор (Руся как раз был ему по пояс), и чтобы цыгана не услышали другие зеки, зажал ему рот и начал душить, пока не подбежали остальные сотрудники… Было ранее утро и никого из зеков в локалке 2-го отряда не оказалось. Все мирно спали и досматривали свои вольные сны. Русю быстро скрутили и на руках унесли обратно в дежурку. Но слух об инциденте всё же долетел и до зеков, и пока те спросонья осознавали, что же произошло, внеочередной этап быстро загрузили в воронок и увезли. Ещё одна блестящая победа администрации!
Только днём до зеков окончательно дошло, что случилось в зоне, пока они спали как невинные младенцы. Опять начался ропот и приглушённое недовольство. Наш друг Толя горевал, ходил до вечера по отрядам и горланил:
– Такой лагерь отдаём!
А от фельдшеров начали просачиваться нехорошие слухи о том, что все пацаны, как и ожидалось, находятся на ИК-7 в СИ-3, самой злостной тюряге нашего ФСИНа. Да и Баха уже не скрывал ничего, а только нагонял дополнительной жути:
– Все нарушители будут отправлены на 7-ку! Там в СИ-3 отдали целый продол для туберкулёзников!
Угроза действовала. Все знали, что там творится, надеялись, верили, сочувствовали и с дрожью душевной молились за пацанов.
А ещё через неделю собрали на этап Тихона, Сашу Армена, Кузю, Сёму… Но на этот раз никто уже не прибежал спасать своих друзей. Один лишь Толя Карпенко, истинный и последовательный приверженец «Арестантского уклада» ходил по зоне и возмущался. Но ни на кого уже это не действовало… Да, и что с него, сумасшедшего, спрашивать?... Никто из зеков откровенно не хотел ехать на 7-ку и отстаивать воровские интересы. Теперь каждый думал о том, как бы его самого не упекли в ненавистную всем 7-ку. Ну и притихла вся зона. Только некоторые, самые наивные, надеялись ещё, что их там не будут крепить по полной: они ведь тубики и инвалиды. Но побывавший там Ваня знал, что наша, человеческая жизнь в некоторых учреждениях нашей Родины и гроша ломаного не стоит.
Тем более, что из больницы приходили противоречивые слухи (может быть, и излишне раздутые и приукрашенные) о том, что на больницу якобы привезли несколько трупов… Но туда их и так регулярно свозят с разных колоний. Чьи они?... Все только строили догадки, но никто ничего определённого об этом не знал.