Непереплетённые

На дальнем краю причала стоит будка для торговли бургерами — вот где собирается найти себе убежище Дирк. Мотоцикл заваливается, сплёт соскакивает и хромает к будке. Снайперы снова стреляют в него транк-дротиками. Чайка, пролетавшая мимо, падает. Было бы смешно, если бы не было так ужасно. Одна из пуль попадает в стекло; теперь Дирку не надо разбивать его самому. Он палит в ответ из украденного пистолета — не глядя, куда попало — и ныряет в будку через выбитое окно, пытаясь спастись от шквала транк-пуль. «Он хотя бы понимает, что произошло? — задаётся вопросом Китон. — Сообразил ли его раскрошенный ум, что мы на острове? Что здесь ты ходишь по кругу?»

— Загнан в угол, — констатирует Кэм.

— Он вооружён! — предупреждает Уна.

— А вот как сиганёт в воду, — пророчествует шериф, — потом доплывёт до берега и ищи свищи!

Китон качает головой.

— Дэви Джонс[21], — говорит он. — Ко дну. Утонет. Сплёты не умеют плавать. Пока. Нужно заново учиться. Труднее, чем мотоцикл.

Один из военных, подчинённых Кэма предлагает разнести вообще всю будку:

— Стрельнуть разок из миномёта, и дело с концом!

— Этот причал — памятник истории, — возражает шериф.

Военный пожимает плечами:

— Ну, значит, станет надгробным памятником.

— Никаких миномётов! — отрезает Кэм. — Может, подобраться поближе да бросить внутрь баллон со слезоточивым газом? Выкурим его оттуда.

Военные обмениваются идеями. У Китона есть своя, но он им её не раскроет. Они его и слушать не станут.

Китон шагает в конец причала.

— Эй, ты куда? — кричит шериф. — А ну вернись!

Китон не реагирует. Пусть попробуют остановить его или всадить в него транк-пулю. Он-то знает, что надо делать. Это единственный способ справиться с Дирком. «Твоя рука — моя рука». Китон и Дирк вроде как одна семья, пусть и на некий извращённый лад. А в семье своих не бросают. Наверно, Кэм тоже это понял, потому что Китон слышит, как он говорит:

— Не мешайте ему, пусть идёт.

В момент, когда Китон добирается до будки, на горизонте появляется полоска восходящего солнца. На мотоцикле, валяющемся на дощатом причале, кровь. Кровь и на подоконнике, через который перелез Дирк. За спиной у Китона военные бёфы с оружием наготове заняли позиции, но не двигаются с места. Китон бросает на них взгляд через плечо. А затем карабкается в окно.

Дирк съёжился в углу. Брюки на нём изодраны, нога, повреждённая во время прыжка с мотоцикла, разорвана под одному из швов.

— Мёртвый! — выкрикивает Дирк, слепо размахивая пистолетом. — Я видел! Тебя убили!

— Чуть не убили, — спокойно говорит Китон. — Отпустили. Поняли, что это ты, а не я.

— Дураки!

Китон садится рядом. Молчит. Ждёт, что будет делать Дирк. Неужели выстрелит в него? Или, может, поняв, что деваться некуда, выстрелит в себя? Но тут Китон соображает, что уж этого-то Дирк не сделает. Ему такой выход даже в голову не может прийти. Чтобы убить себя, надо как минимум быть живым. Китона накрывает волна внезапной жалости. Каково это — идти по жизни, не будучи живым? О себе Китон знает, что он живой, потому что испытывает сострадание к несчастному существу, сгорбившемуся рядом. Существу, обречённому на то, чтобы навсегда остаться лишь набором частей.

И тут Дирк хватает его за руку.

— Твоя рука — моя рука. Умрёшь со мной? Бутч и Сандэнс?

В смешанной памяти внутреннего сообщества Китона мелькает воспоминание: Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид погибли в безнадёжной перестрелке. У Китона нет желания воссоздать эту сцену в реальности.

— Нет! — говорит он. А потом добавляет: — Джордж и Ленни[22].

Дирк смотрит на него непонимающе. Он не знает, о ком говорит Китон. Это, пожалуй, и к лучшему.

— Отдай мне пистолет, Дирк, — требует Китон. Кажется, это первая в его сплётской жизни полная повелительная фраза.

Глаза Дирка сужаются.

— Зачем?

— Затем что я тебя прошу.

— Зачем?

Дирк крепче стискивает оружие. Направляет его на Китона. Китон пристально смотрит ему в глаза, пытаясь найти там хоть что-нибудь. Напрасный труд. В этих глазах нет ни боли, ни раскаяния, ни страха, ни даже осознания своего проигрыша. Сейчас он выстрелит. Но Дирк не стреляет. Вместо этого он суёт пистолет Китону.

— Я плохо стреляю, — произносит он. — Ты лучше. Говоришь лучше, думаешь лучше, стреляешь лучше.

— Похоже на то, — признаёт Китон.

— Иди убей их. Убей их всех. Да, точно. Пленных не брать!

Китон смотрит на пистолет у себя в руке. Рука цвета умбры не умеет обращаться с оружием, зато это умеет рука цвета сиены. Собственно, ощущение почти привычное. Интересно, думает Китон, откуда это чувство? Но потом решает, что лучше не знать.

— Пленных не брать, Дирк.

16 • Кэм

Он допустил ошибку и знает это. Ещё одна ошибка в череде других. Он обязан был пойти сам! Хотя… Пойди Кэм туда, Дирк застрелил бы его не задумываясь. Китон, пожалуй, единственный, у кого есть шанс. Но какими доводами можно затронуть душу существа, у которого нет души?

— Так что, может, всё-таки развалим халупу? — предлагает офицер — любитель пострелять из миномёта. — Если ничего больше не сработает…

И тут одинокий выстрел разрывает утро. Чайки с громким хлопаньем крыльев взмывают в небо. Кэм затаивает дыхание.

Передняя дверь будки отворяется, и наружу выходит Китон с пистолетом в опущенной руке. Все оружейные стволы на причале направляются на сплёта.

— Отставить! — командует Кэм.

Офицеры подчиняются. Китон проходит через весь причал и вкладывает пистолет в ладонь Кэма.

— Готов, — только и молвит Китон. Потом забирается на пассажирское сиденье ближайшего джипа и закрывает глаза в ожидании дальнейших событий.

На восточном берегу Молокаи рядом с белой деревенской церковью расположено старое кладбище для прокажённых. Сегодня здесь хоронят Дирка. Скромную церемонию проводит военный пастор. Присутствуют только Кэм и Уна. Пастор заученно бубнит заупокойную службу; поминает милость Господню, вечную жизнь и предаёт душу Дирка в руки Всемогущего. Кэм кривится — он ощущает себя лицемером, принимающим участие в спектакле. Но, с другой стороны, кто он такой, чтобы решать, была ли на самом деле у Дирка душа? Лучше проявить излишнее милосердие, даже если это ошибка.

Кэм без утайки докладывает своему начальству в Вашингтон всё об инциденте с побегом и последующей смертью Дирка. Доктор Петтигрю отправляет злобный доклад, расписывая, как некомпетентно вёл себя в этом деле Камю Компри, но его донос уравновешивается рапортом шерифа, который, к удивлению Кэма, даёт высокую оценку его действиям в кризисной обстановке.

В конце концов начальство принимает решение не проводить дознания. Обходится даже без лёгкого шлепка по рукам.

— Ты разочарован? — интересуется Уна, когда жизнь возвращается в привычное русло.

— Вообще-то да. Немного.

Правда в том, что весь молокайский комплекс — альбатрос на шее[23] военного ведомства. Сплёты настолько всем несимпатичны, что публика предпочитает делать вид, будто их нет. Только сейчас Кэм начинает понимать, что и он в их числе. Когда-то он был сияющей звездой, гордостью армии, а теперь служит напоминанием о непомерной гордыне военных. Кому же понравится, когда неприглядная правда постоянно колет глаза?

— Знаешь, в игноре есть свои преимущества, — замечает Уна. — Очень немногие способны обрести уважение к себе, находясь под микроскопом.

Через три недели после инцидента с Дирком наступает радостный день. Очередная значительная веха в жизни сплётов. Шестеро из них — трое парней и три девушки, достигшие наибольших успехов в интеграции личности, — зачислены в старшую школу. Решено, что они будут ходить в десятый класс. Конечно, это не совсем правильно, потому что членам их «внутреннего сообщества» от тринадцати до семнадцати лет, но посадить всех в девятый кажется неоправданной жестокостью. К удивлению Кэма, предложение о том, чтобы сплёты начали посещать школу на Молокаи, исходило от местных жителей, по всей видимости, желающих отмежеваться от давешних линчевателей. Иногда терпимость отвешивает оплеуху предрассудкам. Тем более что для жителей городка Китон Шелтон стал кем-то вроде народного героя.

21

В среде англоязычных моряков существует идиома «рундук Дэви Джонса». Дэви Джонс считается злым духом, живущим в море, а его рундук — это океан, принимающий мёртвых моряков.

22

Джордж и Ленни — герои повести Дж. Стейнбека «О мышах и людях», повествующей о трагической судьбе двоих друзей-работяг во времена Великой депрессии. По сюжету одному из них приходится убить другого из милосердия.

23

Среди английских и американских моряков существует поверье, будто убить альбатроса — к беде. Английский поэт Сэмюэл Тейлор Колридж написал поэму «Старый моряк», в которой рассказывается, как моряк по самому ему не понятной причине убил альбатроса и в наказание должен был носить на шее его труп (альбатрос — птица очень большая и тяжёлая). После того, как поэма была опубликована, выражение «альбатрос на шее» получило широкое распространение не только среди моряков. Оно означает «нести тяжкое наказание за совершённый грех».