Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 105

Власть мстила за трусость и свой позор. А нет порождения более уродливого, чем мстительная власть.

Пусть начальник московской полиции проведет эксперимент. И однажды вместо закованных в маски и латы, легионеров своих, выведет на площадь молодых, сильных людей с открытыми, красивыми лицами, в белых рубашках без галстуков, с непокрытыми головами и голыми руками. Я уверен, из миллионного личного состава набрать сотню смелых, с живым взором, сотрудников вполне возможно. Даже самая агрессивная толпа, вышедшая на площадь от крайнего отчаяния, даже организованные молодчики и провокаторы, готовые учинять погромы, отступят и разбредутся по домам. Если нет, то их образумит сама толпа, возможно, с помощью кулаков, потому что она на площади почувствует себя народом.

Лучшая защита полиции в России — ее открытость и беззащитность, но, чтобы это понять и принять на вооружение, власть сама должна быть открытой и беззащитной. А у нас все еще ленинский принцип: всякая революция ничего не стоит, если не умеет защищаться...

К великому сожалению, главный московский полицейский не рискнет последовать такому совету: во-первых, не позволят, во-вторых, потому что необразованный и знает психологию собственных граждан из американских, французских, английских учебников и пособий, переложенных в российской редакции. Там написано, как надо подавлять протесты. В-третьих, сам испытывает гнетущий страх, боязнь за свою семью и вынужден относиться к кормящим его налогоплательщикам предвзято, с заведомой ненавистью. Он и верным-то власти может быть лишь до определенного момента, пока своими глазами не позрит критическую массу и опять же от страха не переметнется к восставшим, покаявшись, что приказывал стрелять, исполняя приказ. Такова у нас природа блюстителей порядка.

Арифметика и аналитика несложны: армия и полиция практически сравнялись в численности, и последняя лишь отстает по вооружениям, то есть армия для отражения внешней агрессии такая же, как и от возможной внутренней. И все еще будет усугубляться, будет расти численность стражи до тех пор, пока власть не избавится от страха и собственной необразованности. Это она, власть, порождает открытое или молчаливое противостояние электората. Реформировать следует не органы насилия — природу власти, образ ее мышления и поведения. Основа же приемлемой природы означается волшебным словом — справедливость.

На двадцатом уроке русского надо ли переводить это слово?

Природа власти на самом деле проста и не менялась с вечевых времен. В России, лежащей между Западом и Востоком, нельзя по-восточному царствовать и по-западному править. Любые попытки использовать чужой опыт если не терпят крах, то перерождаются в уродливые формы, и получаются то «крамольные» распри, то диктатура, то развитой социализм вместо светлого коммунизма, то полицейская демократия и дикий капитализм.

В России надо владеть, в ладе деятъ, полностью отказавшись от самодержавия. Как в улье, где правят всей жизнью рабочие пчелы, а матка сеет новые поколения генетически здоровых пчел, единственный раз в жизни испытав сладость соития. Если она стареет или становится неплодной, то рабочие пчелы производят тихую смену, вырастив новую матку из однодневной личинки обыкновенной пчелы (свищевая матка).

Кстати, рабочая пчела живет всего двадцать девять дней, матка по сравнению с ней — целую вечность — пять лет, почти президентский срок.

Нашему улью дозарезу нужен государь-матка. В образе царя ли, императора, президента — да хоть менеджером пусть называется. Но государь несамодержец!





Нынешняя ситуация опять напоминает времена призвания варягов: земля велика и обильна, а «наряда» нет. Поэтому власть стремится жестко править, как на Западе, загоняя жизнь в рамки чуждых законов, и царствовать, как на Востоке, считая подданных быдлом, всякий раз назначая себе преемника, который непременно победит на «выборах».

Ну и чем это отличается от средневековой тирании?

Весь мир сегодня прикован к России не только газовыми трубами; от нас ждут новой формы власти, именно в русском котле должно свариться алхимическое вещество иного вида правления, которое обеспечит безопасное существование планеты на следующее тысячелетие. Однако не стоит обольщаться: поначалу мир примет в штыки все, даже явно удачные начинания, последует шквал критики, даже угроза войны. Потому как замшелая, уродливая «демократия» американского образца отомрет не в одночасье и еще долгое время будет путать ноги и заморачивать сознание человечества. Кроме того, пока мы обогреваем Европу газом и заправляем топливом автомобили, то есть пока гоним сырье в чистом виде, России не позволят производить товарную продукцию, развивать какую-либо иную экономику и, тем более, менять форму власти. Европу пока устраивают менеджеры, с которыми можно договариваться о поставках. И, напротив, претит любая, даже самая справедливая ее форма, ориентированная на благо России. Произошла парадоксальная ситуация: мы стали заложниками своих собственных богатств, особенно углеводородов, которые не позволяют нам развивать и совершенствовать общественное устройство. Копировать модель — сколько угодно, создавать свою, самодостаточную — ни под каким предлогом. Поэтому в России в срочном порядке убиваются образование и гуманитарные науки.

Но выход есть, точнее шанс выскочить из замкнутого круга. Химера под названием Единая Европа дышит на ладан и скоро рухнет с великим политическим и экономическим треском. Это будет сигналом для России. Иное дело — способны ли наши менеджеры воспользоваться ситуацией? Хватит ли мужества при их нынешнем образовании? А эти вещи, образ и мужество, связаны как тело с кровеносной системой.

Однако перекладывать всю ответственность на плечи власти невозможно. Ее, власти, образование и мужество зависит от духовно-волевого потенциала народа, который ныне пока называется населением и названию своему соответствует. В подобной ситуации на Руси отыскались один светлейший князь Пожарский и гражданин Минин.

Поэтому и говорят, все новое — это хорошо забытое старое.

Можно, конечно, вернуться к принципам вечевого правления, к ранней и традиционной русской демократии, при которой на вече выбирали или призывали со стороны светоносного князя, окружив его справедливыми мудрецами — вечевыми, вещими старцами. Несколько осовременить, подретушировать, оцифровать... Только вот с какого острова нам привезти этого князя? Где она, былая Аркона? Да и подобные «советы старейшин» у нас уже существовали и благополучно бездействовали, будучи ширмой самовластья. И сейчас можно собрать еще один, как прикрытие, и там непременно окажутся яркие выразители чаяний населения — отставные чиновники, постаревшие олигархи, живущие в Англии, бесогон Михалков, банкиры, певцы, журналисты и просто свои люди. То есть как в Общественной палате, и замысел будет погублен на корню. Мудрые старцы туда никогда не попадут; не захотят сами, потому что мудрые, и не пройдут теста на лояльность к самодержавной власти.

Да и при нынешних отношениях власти и населения, кажется, мечтать-то рано о чем-то новом. Власть чует гарь грядущего пожара, торопливо принимает драконовские законы, пытаясь обезопасить себя от возмущенной толпы; толпа давно преодолела болевой порог, мрачно взирает на власть и лишь ухмыляется. Мол, давай непомерные штрафы, административные аресты, общественные работы. А лучше давай сразу концлагеря. При таком положении трудно надеяться на пылкие, искренние, тем паче взаимные чувства. По сути, обе стороны замерли в ожидании, кто же проявит инициативу: верхи боятся оранжевой чумы, нервничают и тайно, как освобождение от страха, ждут решительного действия низов. Дабы от них получить поддержку, мужество и попробовать что-то изменить. Низы, несмотря на собственное положение, пребывают в некоторой растерянности, одновременно насыщаясь возмущением и яростью, ибо давно отвыкли от проявления своей воли, кроме бунта, ничего впереди не видят, но самое главное — бунтовать не хотят. Прививка сработала, в крови выработались антитела, в сознании сидит ржавый гвоздь — всякое восстание смертельно. Ни в оранжевом, ни в серо-буро-малиновом исполнении. Поэтому я призываю соотечественников не к беспощадному бунту, но к образованию.