Страница 31 из 105
И здесь самое время вспомнить о казаках. Откройте любой словарь, и там найдете, что слово заимствовано из тюркского, означает скачущий всадник или просто вольный человек. И точка. Так решили глухие к слову составители, поскольку звучание очень уж похоже на тюркское, тем паче еще в XIX веке казахов называли казаками, хотя они к славянскому казачеству не имеют никакого отношения. Разве что опосредованное, через казачьи заставы и станицы, расположенные по рубежам империи.
Первое, что бросается в глаза, — это глубинная, неотделимая врезка слова в языковую плоть, устойчивость и выживаемость корня каз, его прямая связь с раж. Заимствование возможно лишь в двух случаях — когда нет аналога в языке либо под непосредственным «социальным» влиянием, когда слово вызывает неприязнь и становится ругательным, как «орда» — полчище или становище неприятеля, «баскак» — сборщик дани. В нашем случае заимствование бессмысленно, ибо славянское каз — коз по смыслу полностью соответствует обозначаемому предмету и несет в себе внутреннюю символическую нагрузку. Казак — буквально человек, дающий начало, начинающий, первопроходец. После разгрома Хазарии князь Святослав оставил часть своего войска на устьях трех рек и берегах трех морей, некогда бывших под контролем хазар, и определил им службу — каз, дабы охранять южные рубежи отечества. Отсюда и пошли три казачества — донское, кубанское, терское.
На все новые места и земли сначала приходили казаки с наказным атаманом (выборные чаще в мирное время), а уж потом переселенцы. Причем в казаки верстали, то есть оказачивали, как крестьян Русского Севера, прежде чем отправить их осваивать сибирские просторы и Дальний Восток. То есть переводили в иной разряд, сословие, можно сказать, возводили в особую касту, придавали статус служилого человека, воина, защитника Это был целый ритуал, ибо поверстанный входил в новое, незнакомое для него состояние светлой, огненной души, обретал ярое сердце, без коего наши пращуры никогда бы не дошли до пролива, названного именем казака Дежнева Не хватило бы никакой иной энергии, тем более меркантильной, дабы одолеть бесконечное пространство, пройти за сотни рек, через десятки волоков, через невзгоды и опасности.
Но главное — оказаченный земледелец или охотник обучался ратному искусству, в основе коего лежал... тот самый раж, позже названный казачьим спасом. Еще одно соединение внешней и внутренней сути слов!
Казачий спас, как и все иное, чудотворное, родился и вырос из древней традиции, донесенной до нас Даром Речи. Память у поколений бывает и коротка, но у Его Величества Языка она бесконечна. В скифо-сарматский период нашей истории еще был повсеместно жив потрясающий обычай, отмеченный, кстати, и в письменных источниках. Если атаки тяжеловооруженной конницы оказывались безрезультатными, ратники снимали с себя кольчуги, латы и бросались на супостата обнаженными до пояса, с одними мечами и копьями в руках. Шли в смертный бой, побеждали и оставались неуязвимыми! Все бы это можно было принять за аллегорию, но великий и могучий сохранил ссылку в слове оголтелый, напрямую связав раж и этот обычай. Теперь мы называем оголтелыми дерзких, наглых подростков-скинхедов, американских «ястребов», политику того или иного государства. В общем, все, где зрим одержимую, порой полубезумную страсть в достижении своих целей.
И оголтелость наших пращуров-воинов невозможно списать на хитрость, «психическую атаку», приводящую противника в шок. Есть одно слово, выказывающее ритуальность подобного военного маневра, — колоброжение. Скидывая доспехи, рать или ватага одновременно колобродила — ездила на конях по замкнутому кругу и распаляла себя воинственным, боевым кличем «Вар-вар!». Не исступленно, не истерически, а осознанно, с нарастающей силой творила этот танец-хоровод, извлекая из плоти своей яростный огонь, суть, энергию ража. Потому греки, сполна вкусившие этой хмельной ярости на ристалищах, называли всех скифов, славян варварами. Сам клич можно перевести с русского на русский, как «в землю, в землю», поскольку существовал обычай: поверженного супостата закапывать, предавать останки червям, а своих павших соплеменников — огню, тем паче если сражение происходило на чужбине, вне родной земли.
В летописях можно прочесть замечательную фразу — отзвук былых возможностей: «кликом полки побеждаша». И можно себе представить, что происходило в эти мгновения на ноле брани, когда оголтелые воины плясали на лошадях по кругу, изрыгая могучий рев, сплетаясь голосами, яростью и единой волей одолеть супостата. Кстати, энергия эта хмелит, как вино или крепкий мед, от- куда и взялось предубеждение, будто войти в раж легче всего пьяному. Однако сей хмель не кружит, не тормозит голову, не подрубает коленки — напротив, куражит, обостряет все чувства, интуицию, реакцию и связанную с ней работу сухих и мокрых жил, ибо в состоянии ража сознание полностью никогда не отключается, а становится мерцающим, как далекая звезда. Все движения, действия контролируются на подсознательном уровне, от- чего реакция бывает мгновенной, молниеносной. Меч в деснице и впрямь превращался в волшебный кладенец и мог косить налево и направо, как косят траву, полуобнаженное тело не делалось ни твердокаменным, ни железным — наоборот, невероятно чувствительным, как если бы с тебя содрали кожу, и тем самым обретало неуязвимость. Боевой же конь, захваченный стихией этой энергии, тоже входил в раж. Обыкновенный человек на какое-то время вырастал в богатыря, по крайней мере, в глазах противника и совершал немыслимые, неадекватные действия. Так скифы, выстроившись перед битвой с персами, наконец-то настигнувшими их в южнорусских степях, бросились ловить зайцев, которых во множестве выгнали из травы. И тем самым повергли Дария в шок.
Конечно, вокруг казачьего спаса тоже сложилось много сказок, и ныне появилось немало сказочников, которые тебе изобразят его, сидя за столом: научат, как ловить пулю на лету, и заодно из простой водки сделают, например, лимонную или анисовую. Между тем и здесь язык сохранил ясно читаемую первооснову спаса — спасения уязвимой человеческой плоти, а вовсе не вид боевого искусства, тем паче рукопашного. Если быть точным, то спас — это неотъемлемое и сопутствующее качество всякого боя, будь то кулачный поединок или сражение, где надо избежать опасности, дабы нанести удар или уязвить супостата. Корень пас означает уклонение, спасовать — уклониться. Это слово перекочевало в спорт и там укоренилось в виде паса, распасовки, то есть передачи мяча, шайбы, где его первоначальный смысл также прослеживается. Кстати, слово живо и в картежной игре, где участник, уклоняясь от розыгрыша, говорит «пас» (преферанс). Спас подразумевает комплекс, серию телодвижений, позволяющих уходить от удара неприятеля, от стрелы, пули. И если спортсмен-боксер делает это осознанно, изучив методику ведения боя соперника, то воин, вошедший в раж, — подсознательно или даже бессознательно.
Теперь про меч-кладенец. Уж каких только кривотолков нет на эту тему: тут тебе и технологические изыски получения и ковки железа, мол, отливают крицу, зарывают ее в навоз и ждут много лет — делают кладь, закладку. Дескать, потом из зрелого железа куют лезвие, да не сразу, а только на вечерней или утренней заре или ночью, поскольку кузнечное дело — колдовское, потом закаливают, используя некие таинственные вещества и жидкости. Или вовсе расскажут волшебную историю. Возможно, так оно все и есть, но язык сохранил в слове кладенец указание не на технологию производства, а на приобретаемые мечом качества, связанные с энергией ража. Однако об этом речь пойдет на следующем уроке.