Страница 16 из 105
они так внезапно, словно из-под земли, и так же бесследно, на глазах, исчезали — в общем, «в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря...».
Сказка — ложь, да в ней намек.
Особо следует остановиться на тартаре, куда Зевс потом скинул все мерзкое потомство своей бабки Геи. Кстати, она и ныне продолжает рожать уродов, ласково и щадяще называемых теперь представителями нетрадиционной сексуальной ориентации. Эти отвратительные твари чувствуют себя вполне комфортно в нынешнем толерантном обществе и даже шествия устраивают по улицам стольных градов. Но это пока еще Зевс не пришел и не отправил их в холодную Сибирь — именно тартаром она и называлась, в частности, на картах Меркатора. Да и у нас еще на устах и слуху выражение «загреметь в тартарары». Наверное, для Средиземноморья места эти были проклятыми, охаянными и представлялись преисподней, аидом, ледяной бездной бездонной за высокими медными стенами. И это все потому, что, избалованные своим климатом, греки не знали точного перевода многих заимствованных в сколотском Причерноморье слов. Тар — это не всегда возделанная, благодатная твердь, здесь же повторение как бы удваивает его смысл: мы и сейчас, не задумываясь, дублируем одно сло- во, чтобы подчеркнуть значимость: вот-вот, чего- чего?, так-так И получается, тартар — «земля в земле», причем еще не возделанная твердь.
Тут надо вспомнить Тару, правый приток Иртыша, и ее смысл «вместилище», который вроде бы лежит на поверхности. Но дотошный словоед может и пальцем погрозить: мол, тара — слово то будто бы заимствовано у арабов. Верно, есть такое и обозначает емкость. Но как оно могло врасти в сибирскую землю, если город Тара основан еще до прихода Ермака? То есть реку назвали раньше, чем там появились удалые казаки. Иностранцев, конечно, тянуло к скифам во все времена, но, думаю, за Каменный пояс, за Урал, они еще не ходили, помня Зевса и тартар. Да и арабы до таких широт тоже не забредали (они появятся позже через Среднюю Азию). А то бы вот удивились, встретив еще одно знакомое название реки. Ибн Фадлан, писавший о реке Ра, мог подумать, что на территории России живут египтяне и его собратья, коль повсюду «чужестранные» гидронимы. Или индийцы, поскольку по левому берегу Инда есть пустыня с названием Тар...
И тут следует вспомнить еще одно слово — таран, подвешенное окованное железом бревно, которое раскачивали и пробивали им твердь — крепостные ворота и даже стены, оставляя проран — пробоину, куда и устремлялись воины. Вспомнить и всмотреться в слово проран, которое мы часто употребляем, глядя, как солнце пробилось сквозь тучи. Буква О, внедрившись в него, изменило смысл, превратив пра в про — приставку, и получилось проран — это прораненная твердь, дыра. Но праран звучит несколько иначе и связывает нас
с пра — высшим небесным божеством. Здесь надо призвать на помощь еще одно слово, касающееся времени, — рано, то есть до восхода солнца, потому как пора — по солнцу. Рано и рана (повреждение плоти) — не созвучие, а однокоренные слова и означают буквально отсутствие солнца, жизни, огня и света — короче, тьма, бездна. В Даре Речи еще в средние века для обозначения раны, оставленной мечом или копьем, непременно использовалось более точное слово—язва, где 6а означает течь, струиться, бежать. Поэтому говорили «уязвить супостата», «уязвлен бысть», то есть это когда из тела истекает не только кровь, а яз — энергия жизни — и человек вместе с личностным «я» теряет память, сознание, хотя при этом дух солнца аз в нем еще остается.
То есть тара — это в данном случае не совсем емкость, вместилище — пробитая, протараненная твердь, ворота в бездну, где нет пра. Вот туда мы и боимся загреметь. Тартар — это не просто «земля в земле», скорее «твердь в тверди», место, где существует непознанное пространство, которое так страшило греков и куда Зевс спровадил бабкино потомство геев. Сведения о тартаре в Элладе получили, скорее всего, из Золотого Руна, привезенного Язоном. В Сибирь греки не ходили, если не считать их богов, в частности Аполлона, ни по суше, ни морями, поскольку для них путешествие на Понт было невероятным приключением. Так что вход в тартар следует искать где-то вдоль реки Тары, но, прошу вас, не ищи-
те — не найдете ни в районе пяти озер, ни на Алтае, ни в иной «аномальной» зоне. Кроме того, греческая память сохранила страхи, испытав нашествие Баламира и его сына Аттилы, вышедших из этой бездны, а наша — монголо-татар.
Сейчас уже всем известно, что татары произошли от перегласовки слова тартары. Я уже писал в одной из книг, что в Сибири до сей поры всех не русских, не славян называют татарами, к примеру, ясашных хакасов, алтайцев (кузнецкие татары в Таштаголе) или, как в сопроводительной грамоте к первому японцу, коего привезли на двор к Петру, — «Апонского государства татарин...». Но их мы пока оставим в покое, в том числе японцев, которые в петровские времена еще не знали ни паруса, ни пороха, ни, тем паче, секретов технологии производства классных автомобилей и радиоэлектронной техники. И гуннов тоже оставим, поговорим сначала о земледелии в Тартаре.
После того как в Сибири возникли сторожевые остроги и сюда потянулось население из- за Урала, в основном казаки или оказаченные крестьяне с Русского Севера, переселенцы испытывали две нужды — острый недостаток хлеба и женщин, чтобы заводить семьи. С женами даже было полегче, брали местных девушек, государи издавали указы собирать по кабакам гулящих женок, дабы впоследствии отдавать замуж за сибиряков. Но вот с зерном возникала проблема: его везли санными обозами через уральский хребет,
и все равно было мало, у новопоселенцев часто к весне начинался голод. То есть это говорит о слабости земледелия, хотя по югу Сибири, в степной и лесостепной зоне земель было очень много, и свободных. Одни Барабинские степи чего стоят, а Северо-Казахстанские целинные области, тогда не занятые кочевыми казахами...
Пахарей - аратаев было мало, культура землепашества — низкая: кое-как добывали хлеб лишь себе на пропитание, но обеспечить им быстро растущее население оказалось невозможно. Спрашивается: почему? А увлечения были далеки от распашки целины, не хотели казаки идти в хлеборобы. Не надо забывать, отношения в ту пору были рыночными, а Сибирь, особенно ее лесная зона вплоть до арктической тундры, была насыщена зверьем, как в зоопарке. Европейская же часть Руси и сама Европа, где всю фауну уже выбили, требовала мягкой рухляди, как сейчас газа и нефти. Рисковые, верящие в удачу переселенцы об этом прекрасно знали и мечтали жить не с «сохи», а слова. И богатели стремительно, как ныне олигархи, прикупившие несколько скважин, — лишь отслюнивай чиновникам-воеводам откаты. А еще параллельно началась золотая лихорадка...
И только Столыпину удалось заселить области, пригодные для земледелия, и переориентировать устремления новоселов на аратайский промысел. Да и то с трудом: к примеру, мои вятские предки-переселенцы, угодив на плохие подзолистые почвы, норовили сквозануть на прииски, на худой случаи — в угольные шахты Кузбасса. Лишь после освоения целинных земель в 50-х пшеницу повезли из Сибири за Урал...
Так что тартар благодатен был для охотников, но никак не для ариев-пахарей, однако название Зауралья все равно кричит само за себя: дело в земле, в зелшой тверди! Если это не ворота в бездну, где нет пра, то что? Русский язык точен, и время отшлифовывает в нем исключительно чистое золото, даже без сопутствующих минералов тяжелой фракции. Великий мыслитель, ясновидящий оракул М. В. Ломоносов предсказал: «Государство российское Сибирью прирастать будет...». И был совершенно прав, поскольку знал, что кроется за словом тартар — бездна подземных богатств. Но, скажете вы, золото и все прочие огромные запасы минерального сырья были открыты много позже, нефть, газ и вовсе — в середине XX века