Страница 103 из 105
Ладно бы прясть, но вот работать серпом и вязать снопы вроде бы нелегко, но опытные старухи-повитухи говорят, будто плод, еще не рожденный человечек, знает два этих женских труда, перестает толкаться, успокаивается, умиротворяется и принимает правильное положение накануне родов. А при опасности рождения младенца с «волчьей пастью» (если в роду уже таковые были), то жать хлеб и вязать снопы следует’ в обязательном порядке, особенно в первые месяцы беременности: мол, от этого нёбо срастется, свяжется. Если будущая мать жнет, прядет и поет — значит, младенец родится здоровым, с нормальной физиологией и психикой. И здесь, скорее всего, речь идет о неком форматировании сознания младенца, формировании его нервной деятельности и структуры еще до рождения. Вспомните пример с соловьем если отец не будет петь поблизости от гнезда, птенцы появятся на свет безголосыми.
А надо еще отметить, что у новорожденного, постигающего мир через чувства, вроде бы и нет еще никакого багажа знаний, чтобы анализировать сложные цепочки событий и обстоятельств. Казалось бы, опыт лишь приобретается, накапливается, но каким образом тогда ребенок так стремительно получает знания об устройстве мира? Что-то нас, взрослых, восхищает в его суждениях, что-то настораживает или вовсе повергает в шок, и мы тогда произносим успокоительную фразу: мол, устами младенца глаголет истина. А чаще и вовсе не прислушиваемся или не вникаем в то, что он там лепечет. И зря...
Дар Речи сотворяет не только образ человека еще в утробе матери, потом всю жизнь питает его разум через слово, но еще в своей структуре отображает этапы, «курсы» полученных наук. Из общего ряда способов познания можно выделить три основных периода, которые так или иначе связаны с органами осязания — зубами человека, которые и определяют цикличность способов познания (не случайно медики и археологи определяют возраст человека и образ его жизни по зубам):
— чувственный, божественный, когда мир познается неосознанно, через открытое темя и органы чувств;
— осознанный, когда человек воспринимает кем-то уже переработанную информацию, на основе которой выстраивает свое мировоззрение;
— осознанно-критический или период «совершенных лет», когда человек пересматривает полученные знания, избавляется от заблуждений и формирует личностное мироощущение, более известное как убеждение.
В результате первый и третий периоды к концу жизни смыкаются по образу мировосприятия (иногда старшей «впадают в детство»), и даже по физиологическим признакам — становятся беззубыми. Эта связь многократно отразилась в языке пословицами, поговорками и присловьями, типа все — «и стар, и млад», «если бы молодость знала, если бы старость могла», «старый да малый». В самом слове «младенец» достаточно легко читается смысл, если знать, что ЛА — семя, делец, днец и вовсе перевода не требует, и получается дневное, сегодняшнее семя. То есть малое, новорожденное семя для грядущего времени. Поэтому мы и говорим, что ребенок взрослеет, растет. Как и в любом семени, в нем уже заложена вся информация о будущем человеке, однако же его нужно еще вскормить, воспитать, взрастить. Вся терминология является калькой растительного, природного начала
Обычно наши органы чувств перечисляются в таком порядке: слух, зрение, обоняние, вкус и на последнем месте — осязание. Но по объемности и важности получаемой информации через осязание этот уникальный биоприбор, стоит, пожалуй, на первом. Расположение парных органов слуха и зрения указывает на самую короткую, прямую связь с мозгом, глаза и вовсе считаются его особой, зрящей, формой, то есть продолжением, выходящим наружу из черепной коробки. Поэтому путь прохождения сигнала глаз — мозг мгновенный, и, например, уклоняясь от опасности, мы чаще непроизвольно, неосознанно совершаем единственно верные движения. То есть органы зрения можно отнести к самодостаточным системам, таким как дыхание и биение сердца. Я в этом убедился, когда первый раз ослеп и медсестра подошла ко мне, чтобы сделать укол. Я не видел ни ее, ни шприца, не знал, что станут делать со мной, однако глаза сами со скрипом съежились и втянулись внутрь, словно самостоятельные существа, живущие в моей плоти. Каким-то образом они все-таки видели и знали или угадывали, что сейчас произойдет. И еще сами собой намертво сжались кулаки. Вероятно, окулисты к этому привыкли, поочередно прикладывая усилия, разомкнули стиснутые веки и уколы кое-как поставили. Через неделю мне кололи по четыре в день, причем в каждый, и глаза уже не прятались, не страшились, как в первый раз: привыкли, преодолели психологический барьер.
Поскольку же глаза — это продолжение мозга, то познание посредством зрения происходит также напрямую, отражаясь, вернее отображаясь, как в зеркале, в нашем подсознании. Поэтому требуется «перевод» зрительной картинки, ее осмысление, реализация или скорее натурализация образа. Есть такое понятие — зрительная память, которая, как. и глаза, существует самостоятельно, будто бы параллельно с сознанием Вы же не раз испытывали это состояние, когда мелькнувшее в толпе лицо показалось вам знакомым, но, сколько бы вы ни напрягали память, логику, сколько бы ни ворошили прошлое, идентифицировать его не удается. Пока на выручку не придет некая ассоциация, например связанная с определенным звуком или запахом То есть тут в дело включатся слух и обоняние, ибо все наши органы чувств действуют всегда в совокупности, дополняя друг друга Лет в двадцать, уже после армии, начитавшись Маркеса, я проводил психологические опыты с собственной памятью. Например, пытался вспомнить свой младенческий возраст, хотя бы отдельные события, картинки. Специально приезжал на свою малую родину, в брошенную деревню и по целым ночам вдыхал запахи, слушал звуки, взирал на знакомый с раннего детства ландшафт. И много чего вспомнил! Причем погружался в прошлое, как в ледяную воду; дух захватывало. Отдельные эпизоды жизни я и так помнил примерно с двухлетнего возраста, но отрывочные картинки. А тут однажды, наблюдая из окна холодного, нетопленого дома, как падает снег, вспомнил себя в 9-месячном возрасте; срок хорошо датируется, поскольку в полтора года мы перешли жить в новый дом А я вспомнил, как мы жили еще в бараке. Пол там был холодный, ходить я еще не умел, только ползал, поэтому меня сажали на табуретку и привязывали синим вязаным пояском от маминого джемпера к перегородке, чтобы не упал. Я сидел и смотрел в окно, а там падал первый снег, которого я еще не видел и который поразил воображение: был конец октября. (Бабушка впоследствии подтвердила мои воспоминания.) Второй эпизод возник в памяти совершенно внезапно и относился к полугодовалому возрасту. Его извлек из тьмы прошлого ночной треск козодоя. Я лежал в зыбке, привязанной к очепу (гибкая черемуховая жердинка, похожая на коромысло). Видимо, вывернулся из пеленок и сильно замерз, плакал. Мать меня взяла на руки, унесла в постель и приложила к груди.
До сих пор помню не вкус молока, но его притягательный, сладковатый запах и тугую, теплую, манящую материнскую грудь. А еще состояние блаженства и покоя, вливающихся горячим потоком. Никогда более ничего подобного не испытывал!
Где-то за окном в летних сумерках бесконечно трещал козодой.
Еще одну, более раннюю картинку явственно вспомнить не могу, но связана она почему-то с маминой шерстяной шалью. Брал ее в руки, нюхал, прикладывал к лицу и вроде бы начинал уже погружаться во тьму прошлого, но чего-то еще не хватало, может быть, зрительного и слухового рода. Спросил у бабушки, каким образом я связан с этой шалью, и оказалось, меня завернули в нее поверх одеяла и так привезли из роддома. Но вспомнить этого я так и не смог, точнее не успел: в отцовском доме случился пожар, и все родительские вещи, самое главное — фотографии, письма, бумаги — все сгорело.