Возвращение из ночи

— Она жива. Это точно... Кажется, я определил направление...

— Так едем?! — Митя положил в карман пейджер и ключи от машины.

Джек снова замолчал, еще на некоторое время погрузившись в медитацию, потом вздохнул с облегчением, потянулся, медленно поднялся с кресла и весело произнес.

— Все. Едем.

Маша открыла глаза и увидела над собой чуть посветлевшее небо. Звезды стали маленькими бледными точками. Она попробовала приподняться, с трудом села в липкой грязи, преодолевая ломящую боль во всем теле. Все словно в тумане. Предрассветная тишина. Со всех сторон — крутые склоны оврага, камни, кусты. Она схватилась рукой за тонкий ствол молодого деревца, растущего рядом, поднялась на ноги и увидела Фрэнка, неподвижно лежащего ничком на земле, осторожно приблизилась к нему, прислушалась. Дыхания не было слышно. Машу охватил ужас. Цепляясь за все, что попало, она полезла вверх по скользкому склону оврага. Ветка, за которую она держалась, вдруг обломилась, и Маша снова скатилась на дно. Но она уже не чувствовала боли и снова с отчаянной решимостью стала взбираться по откосу. Наконец, совершенно выбившись из сил, она ступила на ровную землю. Огляделась.

Невдалеке на небольшой поляне виднелся темный силуэт машины. Маша медленно, с трудом передвигая разбитые, изодранные до крови ноги, прошла мимо и увидела проселочную дорогу, ту самую, по которой Фрэнк привез ее в лес. Откуда-то доносился шум проезжающих машин. Вероятно, шоссе было где-то поблизости. Маша пошла прямо на этот звук и вскоре оказалась на шоссе. Сейчас, в слабом свете пасмурного утра, все выглядело не так, как ночью. Впереди, сквозь оголенные ветки деревьев, открывался огромный пустырь, за ним тускло поблескивала река, а еще дальше, угрюмо возвышаясь над берегом однотипными громадами панельных зданий отчетливо проступал сквозь туман какой-то незнакомый микрорайон.

Ободранная, грязная, Маша побрела вдоль шоссе в сторону города.

...Ночь. Мы с Германом едем вдвоем по пустынной улице, слушаем музыку.

— Куда ты хочешь поехать в свадебное путешествие? — спрашивает он, повернувшись ко мне.

— На необитаемый остров, — отвечаю я.

— А тебе не будет скучно?

— Я буду с тобой.

— Что ж, поищем необитаемый остров, — Герман обнимает меня и целует, в первый раз за все время нашего знакомства.

У меня от его поцелуя начинает кружиться голова.

Впереди горит красный светофор. Перед нами останавливаются две машины, и вдруг я вижу, как к ним подбегают несколько парней и с дикими воплями начинают колотить по машинам. Одного из водителей пытаются выволочить наружу, он отбивается, кричит. Раздается звон разбитого стекла.

— Давай развернемся, — прошу я.

— Слишком большой крюк, — отвечает Герман и очень медленно продолжает двигаться вперед. А светофор, видно, не работает, все еще горит красный. — Да и бессмысленно, сядут на хвост.

Теперь я вижу несколько мотоциклов, стоящих впереди вдоль тротуара.

— Пожалуйста, побыстрее, — умоляю я, предчувствуя недоброе.

— Ты боишься, Анна?

— Боюсь... Зачем их провоцировать?

— Ничего не бойся, дорогая! — Он снова обнимает меня правой рукой, а левой небрежно держит руль. — Обкурились ребята, вот планка и съехала.

Водителя первой машины все-таки выволокли, бросили на асфальт и начали бить. Другой с разбитым стеклом рванул на красный свет, за ним погнались трое мотоциклистов.

— Герман, давай вызовем милицию! — прошу я.

— Зачем? — усмехается он, продолжая медленно ехать прямо на толпу. — Неужели ты все еще веришь, что твоя милиция тебя бережет? Смешно, ей богу...

Озверевшая толпа рокеров, оставив на время лежащего на дороге человека, с вожделением смотрит на нас, готовясь к новой расправе. В одно мгновение они окружают нашу машину, визжат и гогочут, размахивают какими-то железяками и цепями.

— Смотри, какая курочка!

— Ну-ка, давай ее сюда! Мы ее потрахаем!

Они лезут на машину, хохочущие рожи прижимаются к стеклу. Дальше все происходит так стремительно, что я почти ничего не успеваю понять.

— Пригнись! — кричит Герман, жмет на газ и, скинув в капота двоих, пролетает на красный свет. Здоровенный парень повисает на машине. Герман резко останавливается и дает задний ход. Парень мешком падает на землю. Мы снова мчимся вперед, а несколько рокеров, взревев моторами мотоциклов, гонятся за нами. Один заезжает с боку, с моей стороны. Герман, не отпуская руля, протягивает руку, открывает окно... Я вижу блеск металла... Рядом со мной раздается выстрел. Рокер вместе с мотоциклом кубарем катится по асфальту. Снова выстрел. И наступает тишина.

Мы едем все дальше и дальше от страшного места. Больше за нами никто не гонится. Меня трясет, зубы отбивают нервную дробь.

— Успокойся, Анна, все прошло, — Герман пытается обнять меня.

Я отшатываюсь.

— Ты... ты убил их?

Герман поворачивается ко мне, взгляд у него холодный и жесткий.

— А ты хотела, чтобы они тебя трахнули?

— Зачем, зачем ты так! — Я начинаю рыдать, захлебываясь. От обиды, от страха, от того, что впервые в жизни видела, как убивают.

— Ты слишком впечатлительная, так нельзя, — говорит Герман.

Холодный липкий ужас охватывает меня. Невыносимо! В глазах темнеет. Я утыкаюсь головой в колени и дальше не помню ничего. Темнота. Стена. Лабиринт...

Я очнулась в постели. В углу моей спальни горел ночник, шторы были плотно задернуты. Я не могла понять, ночь или день за окном, не помнила, сколько времени прошло с тех пор, как я заснула.

На тумбочке рядом с кроватью лежали свежие фрукты, в вазе стояли ярко красные розы. Рядом с ними я увидела маленькую изящную шкатулочку из красивого полупрозрачного камня.

Я села, протянула руку, взяла шкатулку и вдруг почувствовала слабость и дурноту. Ночная сцена отчетливо всплыла перед моими глазами. Может быть, это был сон? Страшный дурной сон... Мне так не хотелось верить, что это была правда. Меня охватило отчаяние, слезы хлынули сами собой, я упала лицом в подушку и вдруг почувствовала, как кто-то осторожно трогает мои волосы. Я вздрогнула, повернулась. Герман сидел на краю кровати и выжидающе смотрел на меня...

Самые разные чувства овладели мной. Любовь, ненависть, надежда, отчаянье, страх — все это одновременно переполняло мою душу, и она готова была разорваться от этой адской взрывчатой смеси. Я не могла говорить, просто продолжала сидеть в дурацкой неестественной позе со шкатулкой в руках. И тогда первым заговорил Герман. Голос его звучал спокойно, даже весело, словно ничего особенного не произошло.

— Анна, ты не хочешь посмотреть, что там внутри?

Его вопрос совершенно сбил меня с толку. Буря моих переживаний, готовая вот-вот вырваться наружу, внезапно стихла, натолкнувшись на каменную стену его спокойствия. Я молча открыла шкатулку и увидела изящное кольцо с большим сверкающим бриллиантом. Он так красиво играл своими гранями, отражая в них свет лампы, что я невольно залюбовалась им.

— Это мне? — спросила я растерянно.

— Надеюсь, ты не передумала стать моей женой? — он взял мою руку и сам надел на него кольцо, потом поднес ее к губам и поцеловал. — Я все понимаю, Анна, — тихо сказал он. — У тебя богатое воображение. Могу себе представить, чего ты только не передумала за последние несколько часов!

— Нет, ты не можешь представить! — воскликнула я.

— Ты ошибаешься, — сказал он мягко. — Я был для тебя загадкой, это разжигало твое любопытство. Ты нарисовала в своем воображении множество моих портретов, непохожих один на другой. Тебя мучили сомнения, но ты не покинула мой дом. Знаешь ли ты, что каждый вечер возвращаясь сюда я не был уверен, что застану тебя в доме? Конечно, я сумел бы тебя разыскать, но дело не в этом... Сейчас я стал в твоем представлении жестоким чудовищем, этаким безжалостным монстром... — он горько усмехнулся. — Но ты не поняла самого главного... Я — тот человек, который может тебя защитишь!