Страница 4 из 6
Сюжетные ходы надуманны и слабы: так, сепаратизм незалежных дервишей объясняется личной корыстью одного из инсургентов и глупостью других. Поэтому и прекратить его можно коротким прочувствованным спичем по телевидению… Идейные оппоненты героев романа — зашоренные и закомплексованные дон-кихоты, сражающиеся с выдуманными ветряными мельницами. Интимная, с позволения сказать, линия кажется просто списанной у классиков советского производственного романа или фильма 50-60-х годов. Не бойцы человекоохранных органов, а просто «облако в штанах». Более внятному анализу тексты практически не поддаются, разве только с психиатрической точки зрения — как проявление маниакально-депрессивного бреда.
И впрямь, если Ордусь настолько великая и благолепная, просто светило свободы и справедливости во всем мире, то почему же на нее беспрестанно покушаются разнообразные гады — и что характерно, не столько внешнего, сколько автохтонного происхождения. Не все, видать, спокойно в этом королевстве, какая-то в державе ордусской гниль… но если Ордусь такая вся из себя хорошая и праведная, то кто же может против нее выступать? Правильно, сам Враг рода человеческого, Повелитель мух и прочая. Этот оригинальный параноидальный ход и реализуется в «Деле о полку Игоревом». Закрывает, значитца, Ордусь своей широкой грудью от Князя Ада растленный западный мир, а он ей за это мобильники с ноутбуками подбрасывает — самой-то, небось, недосуг… вообще, концепция и цели ордусского государства во втором и третьем романе оформляются во вполне конкретную картину мироздания.
Она оказалась настолько благостной, что до странности напомнила мне высказывания другого, в свое время весьма популярного, европейского гуманиста, весьма близкие повседневной ордусской практике:
… человек это индивид, единый с нацией, Отечеством, подчиняющийся моральному закону, связующему индивидов через традицию, историческую миссию, и парализующему жизненный инстинкт, ограниченный кругом мимолетного наслаждения, чтобы в сознании долга создать высшую жизнь, свободную от границ времени и пространства. В этой жизни индивид путем самоотрицания, жертвы частными интересами, даже подвигом смерти осуществляет чисто духовное бытие, в чем и заключается его человеческая ценность.
… мы представляем себе жизнь серьезной, суровой, религиозной, полностью включенной в мир моральных и духовных сил и … презираем "удобную жизнь".
Теперь и всегда мы верим в святость и героизм, т. е. в. действия, в которых отсутствует всякий — отдаленный или близкий — экономический мотив,… что превратило бы людей в скотов, думающих об одном: быть довольными и насыщенными, т. е. ограниченными простой и чисто растительной жизнь.
… мы выступаем против всех индивидуалистических на материалистической базе абстракций 19-го века; против всех утопий и якобинских новшеств… против классического либерализма, возникшего из необходимости реакции против абсолютизма и исчерпавшего свою задачу, когда государство превратилось в народное сознание и волю.
… для нас все в государстве и Ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства. …государство создает нацию, давая волю, а следовательно, эффективное существование народу, сознающему собственное моральное единство.
… государство невозможно ограничить задачами порядка и охраны, как этого хотел либерализм… государство воспитывает граждан в гражданских добродетелях, оно дает им сознание своей миссии и побуждает их к единению, гармонизирует интересы по принципу справедливости; обеспечивает преемственность завоеваний мысли в области знания, искусства, права, гуманной солидарности; возносит людей от элементарной, примитивной жизни к высотам человеческой мощи, т. е. к империи; хранит для будущих веков имена погибших за его неприкосновенность и во имя повиновения его законам; ставит примером и возвеличивает для будущих поколений вождей, увеличивших его территорию; гениев, его прославивших. Только государство способно разрешить драматические противоречия капитализма. В нашем государстве индивид не уничтожен, но скорее усилен в своем значении, как солдат в строю не умален, а усилен числом своих товарищей. Оно организует нацию, но оставляет для индивидов достаточное пространство; оно ограничило бесполезные и вредные свободы и сохранило существенные. Судить в этой области может не индивид, а только государство.
… империя является не только территориальным, военным или торговым институтом, но также духовным и моральным. Можно мыслить империю, т. е. нацию, управляющую прямо или косвенно другими нациями, без необходимости завоевания даже одного километра территории.
Мы представляем в мире новое начало, мы представляем чистую, категорическую, окончательную антитезу всему миру демократии, плутократии, масонства, одним словам, всему миру бессмертных начал 1789 года.
К глубочайшему сожалению всех подлинных единочаятелей Ордуси, автора этих и многих других проникновенных слов, возвышенного мыслителя, достойного последователя высокоученого Му Да и просто благородного мужа, неблагодарные сограждане повесили в свое время верх ногами посреди городской площади. Жаль все-таки, что ни сам ван Зайчик, ни его преданные переводчики, ни пылкие консультанты не удосужились хотя бы бегло пролистать историю прошлого века. Тогда бы им всем не пришлось, кружась в поисках смысла, раз за разом наступать на швабры. Не говоря уже про подозрения в явном заимствовании из «Доктрины фашизма» Бенито Муссолини…
Я, конечно, понимаю, что эта кража или, если угодно, плагиат были совершены не намеренно: просто лежал как бы бесхозный концепт, ну и тут, типа, «музыка навеяла». Чисто конкретно, очень уж костюмчик впору пришелся. Жаль только, что некогда знакомые мне люди стали первыми учениками в улавливании столь зловонного ветра перемен…
Как я читал Олега Дивова
Не стану терзать любопытство почтеннейшей публики — с удовольствием!
Мне уже приходилось писать о «Законе фронтира» и «Выбраковке», а буквально недавно прочел еще несколько его книг: «Мастер собак», «Стальное сердце», «Лучший экипаж Солнечной», «Толкование сновидений».
Среди множества любимых мной современных российских писателей Дивова отличает несколько, я бы сказал, фирменных черт. Во-первых, он, по выражению моего друга Л. Вершинина, «все еще растет». Это действительно так. Мне думается, что Дивов сейчас только на пути к своей лучшей форме, об этом свидетельствует тот факт, что каждая следующая книга его — лучше предыдущей. Исключение, как мне уже приходилось писать, составляет «Выбраковка». Нечего, понимаешь, чересчур внимательно прислушиваться к коллективному бессознательному электората. Там все равно ничего полезного не услышишь. «Выбраковка» не столько литература, сколько диагноз российского общества, увы, весьма неутешительный. Более всего мне лично жаль, что успех к писателю пришел именно после этой книги.
Впрочем, неудача «Выбраковки» (в первую очередь — художественная) связана с общей проблемой современной российской литературы — концептуальной слабостью. Мне уже приходилось писать об этом симптоме периода «findesiecle», проявившемся в определенной отстраненности автора от описываемых им событий и инстинктивном бегстве от качественных оценок происходящего. Но, что принципиально важно, отсутствие глобальных концептов не мешает создавать увлекательный сюжет. Проблема в том, что зачастую его перипетии задвигают на второй план героев; персонажи при всей их выпуклости становятся подобными красочной гирлянде на новогодней елке. Современной литературе скорее свойственны композиции из 4–5 равноценных персонажей, нежели монофонические произв4едения, сконцентрированные на одном герое. Этому, разумеется, есть и психологическое объяснение — авторы не в состоянии «сложить все яйца в одну корзину», т. е. представить себе непротиворечивую — для себя и для читателей — фигуру героя-одиночки. Хоть «герой должен быть один», но на практике это получается достаточно редко. И вот среди мифо- и миротворцев, филигранных аналитиков и рысьеглазых миниатюристов, всех тех, кого я так искренне люблю и ценю, появился Олег Дивов — Мастер Героев.