Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 4



Александр Лурье

ЗАКЛАНИЕ СВЯЩЕННЫХ КОРОВ

У всего есть начало и конец. И первое, и последний — события закономерные и заслуживающие соответствующего торжества. Впрочем, рожденному свойственно забывать о том, что должно умереть. Это, кажется, называется оптимизмом, или инстинктом самосохранения. Можно усматривать в этом и более (менее) здоровый эгоизм. Но все равно, все рано или поздно умирает и должно быть препровождено на кладбище, или вытащено туда, дабы не смердело.

Грубо сказано. Увы, ставить крест, укладывать плиту или вбивать осиновый кол — занятия, не относящиеся к излюбленным хобби куртуазных маньеристов, но определяющиеся осознанной необходимостью, или свободой. Ремесло гробовщика учит хоронить умерших, не дожидаясь участия мертвецов в обряде погребения.

Из того времени, что все ближе к троянской войне и постройке пирамид, белым брюхом кверху всплывает слово «надо!» (или «нужно!»). И тут уж ничего не попишешь, то есть наоборот. И собственная бледная тень, кою, прищуриваясь, различаешь там, на 1/6, начинает вещать, валаамова ослица. Хотя и известно ей от тени отца Гамлета (как его, кстати, звали, а то звали, а то все «отец Гамлета» — прямо патриархальная армянская семья), что от говорения правды ничего хорошего не происходит. А плюрализм поучает, что от говорения вообще ничего не происходит — на то и демократия. Что вопиять в пустыне, что в толпе — все едино: и по смыслу, и по результату.

Но — к нашим баранам. Или, точнее, к священным коровам. К кому, как не к ним, тянется рука с ножом «в дни сомнений, в дни тягостных раздумий о судьбах родины»?!

Первым «мяу» сказала Власть, определив (!) священной коровой будущее. Какое-то странное извращение: находясь в длящемся настоящем, рассуждать о совершенном (в обоих смыслах) будущем. Но, как известно, большевики и не на такое были способны. «Марксизм — не догма, а руководство к действию» и хорошие, надежные, а главное — партийные и сильно сочувствующие им товарищи из писателей отразили эту установку.

Сложнее стало несколько позже, когда инакомыслие из приговора стало, скорее, диагнозом. Монополия на предсказания, или, точнее, на их толкование, рухнула. Из чрева чудовища явились в диалектическом единстве неразрывно соединенные, как инь и янь, как две стороны одной медали, как сиамские близнецы — фэны и братья Стругацкие. Мне не хотелось бы сейчас вдаваться во все культурологические причины и следствия этого эпохального и судьбоносного события, за меня это сделают иные, и имя им легион, на бесконечных полках библиотек хватит места и для их трудов, мне же нужно лишь понять и объяснить «все то, что творится на родине». А что было в этом конкретном случае раньше — курица или яйцо, пусть решают литературные гурманы-мародеры, в этой кулинарии они большие специалисты.

Братья Стругацкие начинали как вполне лояльные граждане. Хотя и впоследствии засомневались, может ли из имеющего место быть, прямо скажем, не вполне радужного настоящего, прорасти светлое будущее. Поколебались и решили: вполне даже может. Сверхчеловеки будущего, люди со стальными нервами и титановой совестью, этакие «белокурые бестии» на коммунистический манер, Прогрессоры, загонят недрогнувшей рукой землеподобное человечество к счастью. Простые, знаете ли, наши советские Джеймсы Бонды, рыцари без страха и упрека (со стороны собственных создателей), нечто среднее между спецназовцем и молодым доцентом то ли МИФИ, то ли МВТИ с сильным уклоном в лирику.



И жили бы эти люди в «прекрасном и сказочном мире» — отвратительном и сладком, смертельно опасный и бессильный смрад Империи, пробивающийся сквозь очарование начищенных ботфорт, сияющих эполет, забрызганных грязью бронетранспортеров, гниль человеческого материала, аромат ружейной смазки и порохового дыма из легионерских стволов. Великолепный мир для мэнээсов из безумной страны, где понедельник начинается в субботу и проходит все в той же бесконечной субботней суете. Мир, в котором ты всесилен и неуязвим, где ты полубог, и все, что сдерживает тебя — лишь собственная совесть.

Опыт будущего завоевания новооткрытых миров показывает, что на каждую захудалую планетку находятся переселенцы. А уж в такой-то мир, где тебе предоставляют ставку Супергероя и полевой синтезатор «Мидас» в придачу — кто ж откажется.

Фэны по определению есть существа, абсолютно неспособные жить в реальном социуме; это сплошные поручики, шагающие не в ногу, что лично близко автору, как последовательному белобилетнику. По простоте душевной, мне лишь непонятно, почему «не в ногу» надо ходить строем, то бишь, «большой компанией»? Разве что, «чтоб не пропасть поодиночке». Впрочем, тот же поэт утверждал, что «дураки обожают собираться в стаи». Что вы, что вы, никаких намеков, одни размышления.

И Стругацкие, создав свой мир, превратили его в своеобразный «заповедник гоблинов», в очередное укрытие для израненной «свинцовыми мерзостями жизни» души советского интеллигента, нечто вроде КСП. Радушно распахнув врата в эту не всегда безобидную (с точки зрения церберов Власти) внутреннюю эмиграцию, они произнесли привычное «плодитесь и размножайтесь». И, как было сказано впоследствии, «процесс пошел». Кстати, об этой священной корове — литературном процессе. Автору всегда казалось, что определение «процесс» свойственно, скорее, технологии или судопроизводству. И, во всяком случае, не приложимо к литературе. Существовали же и продолжают существовать всякие там западные литературы, не говоря уже о фантастических — без всяких упоминаний и ссылок на процесс.

Но нет, у нас свой сермяжный, особенный и неповторимый путь, как глобальная мировоззренческая концепция несхожести с остальным миром, органически воспринимающая в себя все, от вырезания гланд автогеном через анальное отверстие, или битвы за урожай, или водворение последнего в закрома Родины и «литературного процесса». Каким уж аршином это мерить, ни в какие ворота не лезет, разве что коломенскую версту приспособить… Одним умом процесс, ясное дело, не осознать, тут нужно всем миром навалиться, если дело встало за определением, всей «тусовкой». Убегающие от толпы индивидуумы образуют собственную толпу — так спокойнее и надежнее.

Но мы отвлеклись; живой герой хорош тем, что он, по Дарвину, эволюционирует. Вчера глядишь еще совершеннейшая обезьяна, а сегодня, как ни крути, человек. Звучит гордо-с. Разница, правда, невелика и малоощутима, а местами просто незаметна, но это уже обычные наветы недоброжелателей. Выясняется, что кроме «007» имеются и другие номера, и их не так уж мало. Целая Организация, смею вас заверить, вполне достойная и компетентная. И именно ей поручено решать разнообразные щекотливые вопросы этики и морали, а уж противодействовать иным, галактическим прогрессорам, ее прямой долг, а то вдруг эволюция двинет дальше, и чего тогда — отдавать насиженные и согретые места молодым и нахрапистым, которые еще и обзовут тебя питекантропом? Зрите в корень, и может быть, тогда сумеете разобраться, что сказочка — ложь, да помимо воли и благодаря подсознанию сказочника, в ней намек и урок добрым молодцам.

Пока же на арене, на глазах почтеннейшей публики, можно заниматься коронным номером: боем с тенью власти. Оченно благородное занятие: и с явно превосходящими силами, и без видимого результата, но зато с надеждой в душе и, главное, с хорошо запрятанной за пазухой альтернативой. Мол, мы-то знаем, как оно должно быть. Для постороннего наблюдателя куда эффектнее смотрится, чем, скажем, наблюдение за улиткой на склоне.

А тем времени на просторах родины чудесной, в благотворной тени кряжа Стругацких, подрастает новое поколение, с настойчивостью птенцов, требующих пищу, жаждущее писать. Что ж, дело молодое, орлята учатся летать. Обучение происходит по принципу «делай, как я». И «таки-да», как говорят в моем родном городе — есть молодая поросль. Оценить ее могут, правда, только жители все той же фэнской страны, да и то не все, ибо застой на дворе, издательства печатают всякую чушь, ну и правда, избранное из самих Братьев. Горе тем временам, когда элементарная порядочность — героизм, а успех равносилен сделке с дьяволом, есть, правда, исключения, сочетания первого со вторым.