На самом деле

Более того, даже привычный нож на клипсе пришлось оставить дома. Хороший длинный складной нож, обычно висящий на левом кармане. Свитер цеплялся насмерть за крепкую пружинную клипсу своей грубой вязкой, не только не давая выхватить складень, но и выдирая из себя нитки, стягивая вязку... Тьфу!

И тот нож, который боевой, не складной, а самый правильный, который обычно сзади между лопатками, так, чтобы можно было выхватить, заведя руку назад - его тоже пришлось оставить. Ну, просто горб выходил, если в таком красивом свитере. Да еще и сам свитер - это пока его задерешь, пока достанешь рукой до ножа - да тебе сто раз по лицу уже прилетит.

Большая плоская зажигалка-шокер из кармана рубашки тоже была выложена на стол. Некрасиво оттопыривалось и торчало. И никуда ее больше не приспособишь.

Вот теперь, повертелся он перед зеркалом в прихожей, вроде, выглядело нормально. Прилично выглядело. Да что там - прилично... Просто отлично все выглядело!

Он же не зря купил этот свитер. В нем - хоть куда. Хоть в ресторан дорогой, хоть даже в театр. Это раньше в театр надевали фраки или смокинги. Теперь - джинсы, пиджаки с кожаными локтями и свитера грубой вязки, подчеркивающие богатство и одновременно интеллигентность театрала.

С сожалением отложил компактный, но вместительный и крепкий кожаный рюкзачок. На свидание или в театр с рюкзаками не ходят. А там у него и два фонарика разного размера на всякий случай, и сухой паек на пару дней, и вода, и кроме воды есть во фляжке - а как же без этого!

Свитер - он же был куплен с премии за последнее дело не просто так. Он был куплен по поводу. И не только по тому поводу, что были деньги, а еще и потому, что в кои-то веки зван был в театр. А про ресторан сразу после театра - это он уже сам догадался и предложил. Не маленький, понимает. На пенсию уже скоро.

Так как - ресторан, то приходилось ехать общественным транспортом. Если на машине, то никакого же ресторана. Или как получается: сам не пьешь, а девушку поишь? Некрасиво. То есть, получалось из-за этого, сначала в маршрутке, а потом в метро. В нем Михаил Петрович не был с две тысячи лохматого года, когда молодым майором лично руководил поимкой зарвавшихся карманников. Докладывали, что теперь там чисто.

В тесноте и толкучке вагона он почувствовал чужие пальцы в кармане. Не глядя, прижал, рванул, закрутил с хрустом.

- Ай, дяденька! - заныл мелкий тонким голосом. - Больно!

- Я тебе сейчас дам дяденьку! Я такое больно сделаю!

- Отпусти ребенка, сука! Не трожь ребенка!

Народ кучно сгрудился, пихая друг друга ладонями в грудь и выясняя подробности, пока вошедший на остановке мужик, прислушавшись и приглядевшись не врезал прямым в нос Михаилу Петровичу. Молча, ничего не говоря - в нос. Аж брызги красные во все стороны. И тут же сам словил слева от другого. Драка выкатилась на перрон, бегущий воришка сшиб кого-то на эскалаторе. Там тоже завязалось. Слабый голос черномундирного метрослужителя с дубинкой на боку был заглушен ревом толпы, выплескивающей из себя всю накопленную злость.

Михаил Петрович, разбрасывая красные капли, выскочил из клубка тел, привычно лапнул себя по боку - нет пистолета. Подмышку - нет пистолета. На него шел, пританцовывая, какой-то молодой и крепкий мужик со сломанным носом и татуировкой, выползающей из-под белого воротника рубашки. Складной - слева! Нет его. Нож за воротником... Какой воротник? Он в свитере, как интеллигент последний. И сбежать не удастся - везде народ.

А на улице, когда он, качаясь и припадая на ногу, выбрался на воздух, слышна была далекая стрельба, поднимались дымы, стояли в горящих пробках автобусы и где-то далеко мерно, как море, шумела толпа.

- Началось, эх, началось, братцы, - восхищенно вопил какой-то расхристанный мужичонка, тоже капающий кровью из разбитого носа. - Эх, блин, за все теперь ответят! Эх, мы!

...

Михаил Петрович проснулся по будильнику. Полежал пять минут ровно, переваривая сон и вспоминая подробности. Потом убрал постель, как делал всегда. Это дисциплинирует. Потом сделал силовую зарядку, принял душ и выпил кофе. Почитал книгу, посматривая на часы. Пообедал вовремя. Ровно за два часа начал собираться.

Рука потянулась было к новому красивому свитеру. Как в кино шестидесятых про усталых и очень умных докторов всяческих наук. И про журналистов, которые объездили весь мир, а теперь немножко устало и иронично общаются с молодыми девушками.

- Стоп! - сказал сам себе громко. - А пошло оно все!

И надел форменную куртку с погонами, под которую прицепил кобуру скрытого ношения. Вторую кобуру с травматическим пистолетом он повесил на брючный ремень. И ножи рассовал по местам. И рюкзак с полезным и нужным запасом выглядел очень по делу.

...

В метро было пусто и тихо. Никто не задирал никого. Народ сидел, уткнувшись в экраны своих читалок, смартфонов, планшетов и ноутбуков. Мужчины и молодые пацаны исправно вскакивали, уступая место входящим женщинам и старикам. Голос в репродукторе был мягок и узнаваем - какой-то артист, не иначе. По перрону гуляли тройками патрули в сером и черном, регулярно отзывая по каким-то своим приметам того или иного в сторону для проверки документов.

В театре на фоне народа он выглядел просто дурак дураком. Поэтому продолжения не последовало. Ни ресторана, ничего другого.

...

Вернувшись домой и раскладывая вещи на столе в привычном порядке - травмат справа, боевой слева, ножи с краю - Михаил Петрович вздохнул с облегчением.

- И ведь ничего не случилось. А все потому, что был готов к любым случайностям. Всегда готов!

А ресторан... Ну, что, собственно - ресторан? Что он, голодный, что ли?

Сверлильщик

- И еще не здоровался никогда, - поддержала общий критический настрой консьержка Лариса.

- Да, да! Он всегда такой - будто выше всех. Ни вперед пропустить, ни слово сказать какое-нибудь. Совсем, как чужой!

Дознаватель сдвинул форменную кепку на затылок, вытер взмокший лоб клетчатым платком. Вздохнул тяжело, полистал свой блокнот, снова начал задавать свои вопросы:

- Женщины, женщины! Давайте по порядку и не все сразу. Мне же потом оформлять, кто и что сказал. А вам - подписывать.

- Я ничего подписывать не буду, - тут же сказала Лариса.

Ей уже было полных шестьдесят, и она не боялась органов. Она вообще ничего и никого уже не боялась. Пенсия есть - это как опора дополнительная. Завтра встанет и уйдет - и не остановишь. Тут главное, чтобы здоровье было.

Но про здоровье товарищ из органов слушать не хотел. Все время переводил на этого жильца с тринадцатого этажа.

А чего о нем говорить? Он так-то незаметный был совсем. Не шумел. Гостей не водил. Не знался ни с кем. И вообще - как не свой, как будто из чужого подъезда. Ни с кем не знакомился, сам в гости ни к кому не ходил. Не уважал, то есть. Совсем не уважал.

...

Петя вселился сюда, когда родители продали квартиру и переехали в село, купив большой дом с участком. Получилась такая экономия средств, что ему хватило на маленькую однушку. Совсем маленькую. Даже без балкона. Одно окно в комнате, одно окно на кухне. И дверь на лестничную площадку. Вот и все. Санузел, конечно, совмещенный. И кухня - не для сбора друзей. Зато очень удобно бывает сидеть там и ужинать в одиночку. Все - на расстоянии протянутой руки. Холодильник, плита, стол, посуда всякая и вилки-ложки. Все - только руку протяни. Удобно. Хорошо еще было, что практически новая квартира. То есть, хозяин ее сдавал раньше, но испортить никто и ничего не успел. Так что Петя даже обои не переклеивал. И не воняло ничем чужим или затхлым, как бывает в съемном жилье. В общем, повезло, считай.

Он только договорился, и пришли ребята в оранжевых жилетах, провели оптоволокно прямо до квартиры, повесили коробку. И теперь у него Интернет был - хоть в туалете, хоть на кухне - отличного качества. Интернет и телевизор - все двести каналов. Смотреть - не пересмотреть.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.