Страница 89 из 99
– Когда я учила буквы?
– Да! Вот теперь практически то же самое Вам предстоит пройти и с нотной грамотой. Так что то, чем мы занимаемся сегодня – это тоже музыка. Настоящая, как Вы говорите, музыка. Только самое ее начало.
Ученица прилежно досидела до окончания занятия и выполняла все Лизины задания с толком. Обе были довольны первым успехом, хотя Лиза и представила себе, что мог бы ей сказать на это Лев Александрович с его скептицизмом: «Девочка засиделась в четырех стенах и ей радостно все новое и необычное. Не обольщайтесь, Лиза! Что-то Вы скажете, когда от нее потребуются первые усилия и усидчивость?» Лиза произнесла:
– Урок окончен! – и, выполнив обещанное, сыграла для своей ученицы несколько бравурных пьесок.
«Ничего! Я готова. Мы справимся!» – ответствовала она своему воображаемому оппоненту.
Уже вечером, перед тем как ложиться спать, Лиза решилась спросить у отца о том, что так мучило ее постоянно, но раньше она не хотела портить его радостный настрой, в душе надеясь, что это состояние вызвано не только производственными успехами. Но он молчал, и она все-таки спросила про Митю.
– Что пишут в газетах? – начала Лиза издалека, чтобы отвлечь сияющего отца от его любимого занятия.
– Китайский вице-король в благодарность за оказанные услуги наградил гражданина нашего города Орденом Желтого Дракона.
– Китайский? – переспросила Лиза.
– Да, помнишь, на пикнике, та деловитая дама тоже что-то говорила о китайских гостях? – Лиза помнила и слегка покраснела, но отец смотрел на газетную полосу и этого не заметил. – Уступить часть своего дома! Вот уж заслуга, так заслуга. Но дамам, видимо, ордена не положены.
– Папа, а есть ли новости от Мити? – ушла от опасного направления Лиза, решив пойти напрямую.
– Нет, девочка. Ничего, – Андрей Григорьевич перестал улыбаться, сложил газету и посмотрел на дочь виноватыми глазами. – Ты осуждаешь мою такую неуместную радость?
– Что ты папа! Я просто надеялась. А как Наталья Гавриловна, она что?
– Ты, знаешь, Лизонька! – Полетаев снова воспрянул. – Мы с ней много говорили первый день. И про тебя, и про Митю, и про вас обоих. Это она внушила мне оптимизм. Если весной, когда времени прошло сравнительно мало, она очень переживала, все скрывала в себе, я видел, то нынче она абсолютно спокойна отчего-то. И мне говорит: «Не думай про то плохо, все скоро разрешиться». А спросишь что и как – молчит. Она мать. Она что-то там такое чувствует. Чует. Я уж не стал бередить глубже.
– Ну, и дай Бог. Значит, надо ждать. Она ждет, и мы будем тоже. А что вы там говорили про меня, папа?
– Ну как, я рассказывал как ты и что. Как мне помогаешь, как к лекциям готовишься. Вообще. Какая ты стала.
– Какая, папа? – смеялась Лиза.
– Взрослая, – вздохнул отец.
– Ну, это про меня, ладно. А что ты говорил «про нас»? Про меня и Митю? Что?
– Да, ну, дочь, забудь. Это я так. Сболтнул. Шутили мы.
– А что шутили? Про меня? Папа! Ну, скажи, скажи! – Лиза теребила его за рукав.
– Да, ну, дочка. Это все наши стариковские фантазии, не бери в голову.
– Да что брать-то? Ты ж ничего не сказал, папа? – Лиза уже не на шутку заинтересовалась.
– Да так, – задумчиво глядя куда-то в стену, начал что-то вспоминать Андрей Григорьевич. – Это мы с Наташей про судьбу говорили, как оно бывает в жизни. Хотели ж тогда духовно породниться, да, если б я с твоей мамой не уехал, так и сталось бы. А так я Дмитрию крестным не стал, и теперь можно…
– Что можно, папа?
– Ну, можно, если что, вам между собой пожениться, препятствий к этому нет, – выдал секретные переговоры Полетаев.
Лиза хотела возмутиться тем, что ее будущность, ее саму обсуждают, пусть и близкие люди, но у нее за спиной. Сказать, бросить отцу резкий ответ, от досады, от раздражения – что это в них с Натальей Гавриловной бродят недоконченные между самими собой в юности отношения, вот они и перекладывают свои несбывшиеся мечты на детей. Не спросив их, не думая об их чувствах. Но тут же вспомнила Егоровну, как та говорила про обиду хороших людей, да про нерешенные сердечные дела, да язычок-то и прикусила. И после долгой паузы, когда все клокотавшее внутри улеглось, улыбнулась.
– И хозяйство всё в одних руках сосредоточить! – «окая» как некий старый дед нараспев произнесла она, сведя все к шутке, но довольно ехидно продолжила: – Я и Митя? Папа, это мысль! Теперь буду звать его не иначе как «женихом».
– Не сердись, дочка. Вот, ты смеешься, значит, не сердишься. Да?
– Да, папа. Главное, чтобы он нашелся побыстрее.
***
Сегодня был один из важных дней в жизни города – торговля до обеда была остановлена, а многие учреждения не работали вовсе. Утром Егоровна рано разбудила Лизу. Они поднялись, собрались и слились по дороге с теми несколькими тысячами горожан, которые ежегодно провожали чудотворную Оранскую икону крестным ходом. Почти полтора столетия назад спасла она нижегородцев от моровой язвы, о чем из уст в уста передавали очевидцы предание, как отступала напасть и не могла перешагнуть тех улиц, по которым пронесли лик Богородицы. В память об этом спасении ежегодно после Пасхи, из года в год, из рода род, из поколения в поколение приносили икону Оранской Владимирской Богоматери в Нижний Новгород для всеобщего поклонения, а летом она совершала обратный путь в Оранский Богородицкий монастырь. Более пятидесяти верст сопровождали ее горожане и жители губернии. Последней остановкой на территории города был Крестовоздвиженский монастырь, дальше шествие направлялось к Арзамасскому тракту и перемещалось уже за околицу.
Памятуя опасения отца, так и не пожелавшего сопровождать их, Лиза с няней, приближаясь к окраине, стали вглядываться в боковые улицы и переулки, заполненные повозками, ожидающими окончания процессии. Единицы из них пытались вклиниться в поток пеших людей.
– Да не дошли еще, доню. Будет ждать, где и в прошлом годе.
– А если там уже было не встать, если все заполонено и пришлось искать другое место? – волновалась Лиза, потому что народу сегодня было что-то очень уж много и шли все довольно плотно.
– Да ни свет, ни заря, как отправился. Да найдем! – няня была невозмутима и уверена в Кузьме, который должен был подхватить их и отвезти обратно домой.
– Хорошо, что я взяла зонтик, а то бы солнцем напекло, – зачем-то сказала Лиза и тут же пожалела.
– Напекло? – взволновалась Егоровна. – Да, уж какой час на солнцепеке! Ну, все, давай выбираться отсюда поближе к краешку. Действительно пора!
Как ни отнекивалась Лиза, няня оттащила ее в первый попавшийся переулок, нашла тенечек и велела не сходить с этого места, а сама отправилась искать их коляску. Лиза стояла и наблюдала, как все дальше удаляются сверкающие на солнце хоругви, поднятые на высоких древках, как затихает вдали колокольный перезвон. Она смотрела вслед пыльному облаку, поднятому сотнями ног и думала, что по этой самой дороге можно добраться и до Лугового. За этими мыслями ее и застал Сергей Горбатов, тоже высматривающий кого-то в толпе.
– Здравствуйте, Лиза! У Вас такая тоска сейчас была во взгляде! А я и не думал, что Вы настолько набожны.
– Здравствуйте, Сергей Осипович. Я никогда не понимаю – серьезно Вы говорите или подшучиваете надо мной? – смутилась Лиза от того, что ее застали врасплох.
– Да разве б я посмел смеяться над таким! Что Вы! Я же тоже сегодня здесь, да, наверно тут половина города, если не больше!
– Это же общая радость! – Лиза всматривалась в лицо Сергея и так до конца не понимала – сарказм там или искренность. – Вы тут с Таней?
– Нет, она осталась дома. Я сопровождал тетушку, но нас разделил людской поток и мы потеряли друг друга из вида. Надеялся встретиться с ней у экипажа, но и его не вижу.
– У меня та же история! – Лиза огляделась по сторонам. – Няня пошла искать нашего кучера, я жду ее.
– Так отчего, все-таки, у Вас такие грустные глаза в такой радостный день? – настаивал Сергей.