Страница 30 из 99
– Лизонька! – обрадованный чем-то родитель кинулся ей навстречу. – Вот, это тебе! Парасоль в подарок. Я сам выбрал. Нравится? – И Андрей Григорьевич протянул дочери летний зонтик.
Где и сколько дожидался тот своего покупателя? У основания украшенный пышными кружевами, с длиннющей сиреневой бахромой по краю и резной ручкой из слоновой кости с шишкой на конце, сам он был сплошь усыпан мелкими лиловыми цветочками на белом поле. В общем, что тут скажешь, зонт был ужасен. Нежданные слезы подступили к самому носу, но показать их отцу нельзя было ни в коем случае. Лиза держалась, но не могла выдавить из себя даже «Спасибо», чтобы они не прорвались наружу. Отец тем временем, ничего не замечая, стал негромко напевать:
– Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,
Что из листика сирени
Сделал зонтик он для тени,
И гулял, и гулял!
Помнишь, Лизонька? Помнишь, как мама тебя учила?
Всё. Это стало последней каплей. Больше сдерживаться было уже невозможно, и, забыв, что благородная барышня должна скрывать свои эмоции и не выражать открыто чувств на людях, Лиза расплакалась. Но одна минута, одно слово перевернуло всё. Теперь она не рассталась бы с этим зонтиком за все сокровища мира. Вся любовь, вся нежность, вся родительская забота, переданная одним через другого, сосредоточилась и перелилась теперь в эту тросточку с парусиновым куполом. Лиза прижалась к отцу, злосчастный зонт оказался зажат между ними, а Полетаев только гладил плачущую дочь по спине и приговаривал:
– Ну, довольно, Лизонька. Совестно, люди смотрят. Ах, ты ж, я дурак старый!
– Папа, папа, ты не старый вовсе! Спасибо тебе. Я люблю тебя, папа.
– Пойдем на воздух, дочь? – у Полетаева самого защипало в глазах.
***
Лиза проводила отца до повозки, и он уехал. Она, конечно, переживала, что на лице остались, быть может, следы недавних слез, но на душе стало отчего-то очень светло и спокойно. И она уже без утреннего трепета думала о том, что скорей всего Таня придет одна, без него. Ну, и ладно. Действительно, что ему, такому взрослому, такому необыкновенному, возиться целый день с ними, барышнями, вчера еще сидевшими за партой? Ну, и пусть… И тут она увидела их обоих, идущих к ней через площадь.
– Здравствуйте, Лиза! – Подойдя, Сергей легко коснулся ее пальцев.
– Здравствуйте, – Лиза смотрела на лицо Сергея и не находила в нем сегодня никакой загадочности. Лицо было простым и открытым.
– Полетаева, здравствуй. А что это у тебя такое? Боже мой! А в Институте все считали, что у тебя есть вкус, – Татьяна заметила пресловутый зонт.
– Это папин подарок, – ответила Лиза, немного смущаясь.
– Ну, тогда понятно. Мой тебе совет – забудь его где-нибудь в извозчике или в трамвае. Это лучшее ему применение. Ох, уж эти папы! – она переглянулась с братом и они оба чему-то усмехнулись. – Чем, абы что, самому покупать, мог бы просто дать денег.
Смущение куда-то исчезло, а на его месте в душе у Лизы стало нарастать непонятное ей чувство, и под его напором она, не думая, довольно насмешливо отрезала:
– Мог бы дать денег, а дал любви!
Татьяна, не любившая моменты, когда она чего-то не понимает, вопросительно обернулась к брату. Но тот, видимо, поставив себе целью быть сегодня душкой, подхватил обеих девушек под руки и, не дав ходу недоразумению, направился с ними прямо к торговым рядам, приговаривая:
– Я сегодня самый счастливый человек на ярмарке, меня сопровождают две самые красивые барышни этого города!
– Мы что, будем что-то покупать? Торговый же сезон еще не открыт, раз флаги на башнях еще не подняли?! – всё ещё обиженным голосом капризно спросила у брата Танюша. – Пойдем сразу к увеселениям!
– Ну, во-первых, сестренка, надо спросить и у твоей подруги, ей, наверно, тоже что-то нужно, она же сюда не просто с нами погулять пришла. А во-вторых, тётка, узнав, что мы на ярмарку собрались, велела настоящего хорошего чаю купить. Нам же не зерно пудами для фуража закупать требуется, сестра! А китайские-то ряды наверняка торгуют. Ты же знаешь, что по средам у нашей тётушки журфиксы. А сегодня первый после твоего выпуска, так что тебе она его и посвящает. Будешь вечером пить «Царский букет» в обществе тетушкиных товарок. Она же тебе говорила об этом?
– О, боже! Говорила что-то, но я не слушала. Не желаю старых клуш развлекать, я лучше с тобой. Ты сегодня где?
– Не твое дело, тебя туда не звали, – начинал выходить из себя брат, потому что Таня лезла не на свою территорию, да еще в присутствии интересующей его особы.
Совсем распустилась, вырвавшись на волю, ничего не соображает. Надо будет, как следует, втемяшить в ее кудрявую головку – где что можно говорить, а где нужно молчать. Потом, наедине. И, вспомнив, что сегодня он должен, во что бы то ни стало, понравиться Лизе, которую уже начинало коробить от таких семейных разговоров, к которым она совсем не была готова, он срочно переменил тон:
– Танюша! Она это делает исключительно в твоих интересах. Я же удаляюсь из дома, чтобы не мешать тебе, в чисто дамском обществе, завоевать их симпатии. Ты же хочешь, – он специально сделал упор на этом слове, – чтобы тебя принимали в лучших домах города? А тетушкино окружение – это те дамы, которые могут создать то, что называется мнением. Постарайся сегодня, сестренка.
Им отвесили отборного чая и расплатившись с торговцем, Сергей готов был продолжать путь.
– Ну, придется помучиться, – вздохнула себе под нос переубежденная Таня и, вспомнив о вежливости, церемонно поинтересовалась: – Ну, Лиза Полетаева, говори, в какие ряды мы еще должны проследовать?
– Нет, нет! – Лиза с ужасом подумала, что эта перепалка будет продолжаться и дальше.
В ее семье ни о ком и никогда в таком тоне не говорили, ни в лицо, ни за глаза. И еще она себе и представить не могла, как будет что-то выбирать под ожидающим «увеселений» взглядом Татьяны. А потом с этими покупками, куда ей деваться?
– Спасибо, я уже вчера все нужное купила.
И Таня с радостью повлекла всю компанию в ту часть ярмарки, где скопились цирк, театр, зверинец и различные балаганы. Улучив момент, когда они пробирались сквозь толпу каких-то зевак, Сергей цепко взял под руку свою сестрицу и, отстав от Лизы на пару шагов, четко прошипел Тане в ухо:
– Если ты, еще хоть раз позволишь себе обсуждать мои дела или визиты при посторонних, то этот раз станет последним, когда я тебя взял с собой куда-либо. Ясно тебе, сестренка?
– Отпусти, мне больно руку! – попыталась отвязаться от него Таня.
– Ты, видимо, не совсем понимаешь мои слова, – сквозь зубы продолжал Сергей. – Я тебе – не твои институтские дуры! Ты мной вертеть даже не затевайся! Тебе руку больно? Я могу сделать и больнее. Отвечай коротко – ты меня поняла?
– Да, – Таня кротко улыбнулась оглянувшейся в этот момент Лизе.
– Вот и славно, – поставил точку в разговоре Сергей.
Они посмотрели кукольное представление, пожалели, что не попали в большой цирк, куда надо было приходить вечером, но застали уличное выступление акробатов, гимнастов и фокусников. Видели различные механические диковины в одном из балаганчиков, волшебный фонарь из Парижа и решили не заходить в зверинец из-за запаха. Катались на горках, качелях и каруселях и, сойдя с них, пошли, наконец, искать гадалку.
– Я к ней с вами не пойду, – сказала Лиза.
– Ты что, боишься? – все еще запыхавшись после катания, смеялась Таня. – Да глупости все это! Ты же ей деньги платишь. Велишь говорить только хорошее, она и не посмеет ослушаться. Уф, как жарко!
– И пить сильно хочется, – присоединилась Лиза.
Они спрашивали у прохожих про гадалку, и те несколько раз отсылали их в разных направлениях. Наконец, они нашли заветную дверь с вывеской, поверх которой висело от руки написанное объявление: «Переезжаю на Выставку. Здесь буду только по понедельникам».
– Вот незадача! Всё. Больше не могу, – застонала Таня. – Пить хочется.
– Зайдем в чайную? – спросил Сергей.