Зубы Урсуна

Стражники в красном и синем распахнули ворота, и они рука об руку зашагали к посольству.

– Ты действительно намереваешься принять звание и отправиться в бой, если тебе это завтра предложат? – спросила Софья.

Каспар кивнул:

– Да. Я должен.

– Ты не должен, и ты это знаешь. Ты покончил со своими воинскими обязанностями, и есть другие, способные командовать войском, – сказала женщина.

– Нет, других нету, и ты это тоже знаешь, – мягко ответил Каспар, глядя в озабоченное лицо Софьи. – Спицзанер не может командовать двумя армиями, а я единственный, у кого есть опыт руководства таким количеством солдат.

– Но наверняка кто-нибудь из бояр…

– Нет, имперские солдаты не примут кислевита как своего генерала.

– Но ты слишком стар, чтобы идти сражаться, – настаивала Софья.

Каспар хмыкнул:

– Что ж, это, может, и верно, но ничего не меняет. Если я буду нужен армии, я непременно буду сражаться; сейчас не то время, чтобы я мог отказаться.

– Что ты имеешь в виду?

– Разве ты не чувствуешь, Софья? Перед нами разворачивается история, – ответил посол. – Как-то раз Ледяная Королева сказала мне, что у меня душа кислевита, что земля позвала меня сюда сражаться за нее и что я должен что-то сделать здесь. «Приходит момент, приходит и человек» – вот ее слова. Тогда я не понял, что она подразумевала, но теперь, кажется, начинаю понимать.

– Проклятие, Каспар, у нас совсем не было времени. – Слезы набухли в уголках глаз Софьи. – Почему это должно было случиться сейчас?

– Я не знаю, – ответил Каспар, останавливаясь и поворачивая женщину лицом к себе. – Но это случилось, ведь иногда есть вещи, которые надо сделать, вне зависимости от того, что говорят нам наши сердца.

– И что же говорит тебе твое сердце?

– Вот что, – сказал Каспар, наклонился и поцеловал Софью в губы.

Они целовались, пока у ворот посольства не громыхнул смех и Василий Чекатило не заявил:

– Как это трогательно, фон Велтен. Полагаю, я был прав, когда спросил тебя, не влюбился ли ты в госпожу Валенчик.

– Чекатило! – рявкнул Каспар, поворачиваясь к жирному кислевиту, лениво прогуливающемуся по ту сторону ворот в толстом черном меховом плаще. – Убирайся отсюда.

Чекатило хмыкнул и покачал головой:

– Нет, только не сейчас, имперец. На этот раз ты меня выслушаешь.

– Нам с тобой нечего сказать друг другу, Чекатило.

– Нечего? Думаю, ты ошибаешься. Ты все еще мой должник, и я здесь, чтобы вернуть себе долг.

Софья открыла дверь посольства, и из нее выскочили стражники с алебардами, блеснувшими в первых утренних солнечных лучах.

– Я уже говорил и повторю снова, что не дам тебе то, что ты хочешь. Я знаю о том, что ты заставил сделать Павла, так что можешь забыть о нем – он больше не станет выполнять для тебя грязную работу. Заруби на своем жирном носу, Чекатило, я никогда не стану помогать тебе! – прокричал Каспар.

Он чувствовал, как его буйный нрав опять, берет верх, но сегодня ночью посол видел слишком много боли и страданий, чтобы его мог запугать обыкновенный бандит.

– А я думаю, что станешь, и сегодня же, – пообещал Чекатило.

– С чего бы это? – спросил Каспар, которому совершенно не понравилась плотоядная, кошачья ухмылка Чекатило.

– Потому что если ты этого не сделаешь, ровно через час Анастасия Вилкова будет мертва.

Режек зевнул и потянулся, наблюдая, как оживает дом. Слуги наполняли кувшины водой из колодца и распахивали ставни, впуская в комнаты слабый утренний свет. Он сжал кулаки, захрустев костяшками, и с улыбкой хищника постучал пальцами по железному набалдашнику на рукояти меча.

Убийца сидел, привалившись спиной к стене здания, расположенного напротив дома Анастасии Вилковой; меч прятался под плащом, лицо скрывал отороченный мехом капюшон. Он не думал, что эта женщина, Вилкова, знает или сможет узнать его, но рисковать не стоило.

Режеку было известно, что она дома, он видел, как она вернулась меньше часа назад. Где она была – не имеет значения, возможно, кувыркалась в постели с послом, вот и возвратилась до рассвета, чтобы избежать всевозможных сплетен и не запятнать свою чистоплюйскую репутацию.

Решив, что прошло достаточно времени, чтобы она умылась и, возможно, даже разделась, он поднялся, поморщившись от боли, обжегшей раненые плечо и живот. Он всегда быстро поправлялся, и недели, прошедшие после стычки с убийцей в черном, оказались для него очень тяжелы – наемник не привык к вынужденному бездействию. Но раны заживали, и, хотя ему уже, конечно, не быть таким гибким и быстрым, как прежде, он все равно по-прежнему проворнее любого из известных ему живущих на этом свете.

Режек пересек улицу; при мысли о насилии над столь прекрасной и уважаемой женщиной в нем нарастало возбуждение. Обычно объектом его завоевания становились перебравшие рок-корня шлюхи из борделя Чекатило, и образ влиятельной женщины, бьющейся под ним, умоляя сохранить ей жизнь, заставил его ускорить шаги. Он подумал о ее мягких губах, длинных темных волосах, полной груди – и облизнулся. Да, он от души насладится, ломая эту сучку.

Наемник ступил на земли ее поместья, поднялся по гравийной насыпи и миновал скопище жалких образцов человечества, которым она дала приют в своих стенах. Десятки людей расположились лагерем в ее саду, но вряд ли кто-то из них обратил внимание на человека, идущего к передней двери особняка.

Вот и дверь – из лакированного черного дерева, с латунным молоточком в центре: стучите и входите. Убийца стиснул рукоять меча и резко дернул кольцо. Лучше создать впечатление вежливости, решил он.

Режек услышал щелчок открываемого замка и тихий скрип отходящей от косяка двери – и обрушил сапог на дерево, отбрасывая створку внутрь, да так, что старая служанка с окровавленным лицом растянулась на полу.

Он быстро перешагнул порог, оказавшись в мраморной прихожей, и увидел изогнутый лестничный пролет, балюстрадой поднимающийся ко второму этажу. По бокам лестницы у ее подножия застыла пара близнецов-доспехов, а на смежной стене висел фамильный герб с двумя скрещенными кавалерийскими саблями. Чуть позади виднелась несколько неуместная здесь железная дверь, частично укрытая листвой вечнозеленых комнатных растений, но Режек не стал обращать на нее внимания, поскольку услышал, что наверху что-то стукнуло.

Это, должно быть, она, решил наемник, захлопывая переднюю дверь. После этого он запер ее, ключ спрятал в карман и бросился на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки разом. Добравшись до верхней площадки, он вытащил меч и зашагал по длинному, устланному коврами коридору. С одной стороны тянулся ряд тяжелых дверей, и он начал распахивать их ударом ноги – одну за другой.

– Выходи, выходи, где ты там! – кричал он.

Впереди мелькнуло цветное пятно, и Режек ухмыльнулся, увидев Анастасию в изумрудной ночной сорочке, бегущую к лестнице в дальнем конце коридора.

– О нет, милашка, не так-то легко уйти от Режека! – рявкнул он, кидаясь за ней.

Она была быстра, но Режек быстрее – он поймал ее у самых ступенек. Женщина развернулась, выбросив вперед изящный кулачок, целясь ему в голову.

Убийца рассмеялся, перехватил ее запястье и ответил ударом слева в челюсть.

Она вскрикнула и отлетела к стене; по подбородку заструилась кровь.

– Ублюдок! – взвизгнула она и попыталась пнуть его в пах.

Режек уклонился и свободной рукой отвесил ей оплеуху. Возбуждение его перехлестывало через край, и он навалился на нее, срывая с плеч женщины сорочку.

– Поосторожней, красавица. Ты же не хочешь, чтобы там у меня кое-что пострадало. Мы ведь еще не позабавились, так?

К ее чести, надо сказать, что она продолжала бороться, даже, вероятно, понимая, что это бесполезно против превосходящего ее по силе мужчины и лишь еще больше распаляет его.

– Теперь я вижу, почему ты нравишься фон Велтену, – прошипел он ей в ухо. – Хотя, думаю, ему не особенно понравится гнилое мясо, которым ты станешь в скором времени.