Страница 11 из 11
- Ездовой! Эй, ездово-ой!
- Да, господин! Гном бежит, господин! - раздалось совсем рядом. Пахнуло потом и сивухой, мимо промчался Асашка, гном из новых да резких. Вот вроде бы совсем недавно был «потерявшим память пришельцем, а вот ведь как развернулся...»
Мимоходом Асашка ухватил край лавки и швырнул передо мной, в его глазах сверкнуло злорадство. На несколько мгновений задержусь, я не могу, как и все старшие гномы, терпеть валяющуюся вещь. Лавка встала на место, тем временем завязанная узлом за воротник борода этого выродка исчезла меж высоких столов. Отвратительно, но эти молодые гномы, не ведавшие времена расцвета, заявляют, что так практично. Слово-то какое мерзкое. Пра-актично.
Хоть я и сижу в таверне именно для подобных минут зова, но это не мешает ненавидеть их всей душой. Да я тоже ездовой. Ездовой гном. Но нет, я не побегу, а неспешно, не теряя достоинства, выйду из своего темного угла в зал.
Мимо двинулись высокие человеческие столы. Роста мне едва хватает, чтобы посмотреть на крышку. Но и одного взгляда брошенного мельком достаточно, чтобы начать захлебываться голодной слюной. Большая сила ездового гнома требует поддержания пищей. А ее всегда не хватает.
Столы ломятся от добротной еды. Куски мяса, кувшины эля, жареные гуси, каша, яйца, мед... Я даже не вижу здоровяков за столом, только еду, ну еще руки, жадно хватающие куски, кружки, руки колотящие кость о стол чтобы выбить мозг, руки...
Седла ездовых гномов стоят у входа. Красть их никто не будет, не нужны они никому. Конструкция у каждого самодельна и подходит лишь конкретному гному. Одни седла-стулья широки, другие с выемкой для горбатого, вот у меня с короткой спинкой, не слишком удобной ездоку. Из-за этого он должен наклоняться вперед, но зато мне позволяет идти быстрее.
У Асашки седло широкое с высокой узкой спинкой. Этот юный ублюдок всегда повторяет «все для наездника». Но даже не представляю, как он может это терпеть. Он угодливо изогнулся, смотрит снизу-вверх. А человек брезгливо на него глядит и цедит через губу:
- Как тебя... А, не важно. Присядь. Встань. Да, ты выглядишь крепким.
- Я не подведу вас, господин. Хоть гномы сейчас и ничто, кое какие природные навыки у нас сохранились. Мы можем...
- Да, горными тропами вы ходите по-прежнему хорошо. Вашему ничтожному народцу, от которого отказался даже ваш бог-прародитель, повезло, что у камней долгая память.
- Да, господин...
Асашка низко опустил голову и дернул себя за чуб в знак покорности. Человек смотрит свысока уже в силу своего роста, а этот и вовсе еще и выдвинул челюсть, наслаждается унижением некогда великой расы. И ведь даже не дворянин, не вельможа. Обычный человечишка.
- Да, поехали, гнумм, - сказал тот.
Асашка подхватил от входа свое седло, ухмыляется и сверкает глазами в мою сторону победно, словно сковал доспех, который не пробила ни одна стрела сделанная одногодками.
Я вновь вспомнил о четырех медяках и серебрушке в кармане. Но да... Монет этот молодой пришелец приносит домой куда больше.
Мне хочется снова забиться в темный угол, где сохранился гномий стол, но что толку что хочется? С такой ничтожной добычей нельзя возвращаться домой.
Двери хлопают чаще, в таверну прибывает желающих промочить горло. Дым коромыслом, по залу плавают запахи пива и жареного мяса. Время от времени посетители выскакивают на улицу, в открытую дверь врывается холодный уличный воздух с вонью нечистот, посетители возвращаются неспешно, завязывая пояса порток.
Я подпираю стенку у входа, чтобы напомнить подвыпившим, что вовсе не обязательно самому брести домой вопя песни, рискуя свалиться в канаву. Можно заплатить монетку и вас мигом довезет домой ездовой гном. Ездовой гном. Ветер в ушах! Тьфу!
Скрипку хоббита начали прерывать недовольные вопли. Так всегда бывает. Посетители хотят веселья, а не этих стонов о прошлом, пусть они трижды мелодичны и приятны слуху. Но пока скрипач самозабвенно играет, забыв о том, где именно он играет. И музыку в шуме наполняющейся таверны слышно все слабее и слабее.
По стенам висят светильники из выскобленных коровьих рогов. Внутри маленькая свечка, заставляет сиять весь рог ровным пламенем и не коптит. От этих светильников нет пугающих теней, которые наполняют дома от света открытого пламени. И от светильников ничего не загорится. Что-то люди все-таки умеют мастерить.
Стол рядом со входом - самое неуютное место. И похоже сидеть спиной к двери тощему человеку в засаленном камзоле очень неприятно. Он шевелит плечами, то и дело ёжится и с трудом сдерживается, чтоб не оглядываться на открывающуюся дверь. Его собеседник огромный орк тряхнул длинным оселедцем. Его ладонь прижала перевернутый шлем, стоящий на трёх зубцах. Обычно они грозно торчат в небо, но сейчас образуют удобную подставку. Через трещину потихоньку сочится вино, на столе вытягивается лужица. Указательный палец второй руки с длинным когтем покачивается в такт словам.
- Чем темнее, тем всегда народу в таверне больше. Чуешь-нет?
Человек вновь передернулся. Орк задает этот вопрос на все лады десятый раз. И когда человек медлит, желтые глаза урода с иссеченной рожей, начинают наливаться оранжевым.
- Чую, конечно чую!
- Гарашо! Ур-ргала! - рявкнул здоровяк, воздел кружку и кадык заходил по мощной шее как поршень... Эх, поршень,.. - механизмы тоже запрещены демонами. Запрещены...
- Когда наступает темнота, в таверну входит все больше и больше народу. Слышь-нет?
- Да слышу. Слышу.
- Гарашо! Ур-ргала! Глыть-глыть-глыть...
Орки тоже не участвовали в той великой войне. Они и тогда не были единым народом, и сейчас тоже. Похоже это речной орк. Уродливый наёмник, бугрящийся мышцами. За спиной два огромных зубчатых меча, покрашенных в черный. Каждый закален в крови живого врага, как требует их свирепый бог Ур-р. Даже самое плохое железо пьет живую кровь на его алтаре и становится крепче мифрила. И поэтому орки теперь легендарные воины империи.
- Темнота зовет в таверну больше...
- Слушай, Ургала. Я тебя нанял или ты меня? Какого беса я слушаю твои бредни? - крикнул человек. Он вцепился в край стола так что пальцы побелели. Но орк смотрел мимо него, в сторону открытого окна. В широкую щель заполошно маша крыльями влетел крупный мотылек и с размаха ударился мохнатым брюхом о светильник, раз и еще и еще. Орк прищурился и медленно потянул из-за плеча меч. Человек побледнел, цапнул рукоять своего, но орк одним молниеносным выпадом прижал мотылька кончиком шипа к столу. Тот судорожно сокращался сгибая брюшко, но поделать ничего не мог. Ничуть не обращая внимания на человека обнажившего меч наполовину, орк цапнул ночное существо кончиками когтей и швырнул в светильник. Оттуда пахнуло палёным, сквозь полупрозрачную крышку замелькало извивающееся тельце со сгорающими лапками.
- Га-га-га-га-га, - захохотал орк. - Ур-р! Какой смешной! - он звонко ударил себя кулаком в грудь, прерывая хохот. Морда перекошенная весельем, перекосилась иначе. Ноздри раздулись, а на безбровом лбу собрались складки.
Человек медленно задвинул меч в ножны и присел.
- Ур-ргала! Ешь! Пей! Веселись! - пролаял орк, оскалившись. Когда эти твари скалятся, челюсть у них выпячивается вперед, а клыки закусывают верхнюю губу. Зрелище устрашающее. Струя вина из кувшина вновь полилась в шлем на столе.
Дверь таверны из мореного дуба. Она как ворота замка, открывается наружу, тяжело и неторопливо. Петли сопротивляются и натужно скрипят. Изделия прочные, но низкокачественные, сделаны без души. Человеческие изделия. Но вот петли взвизгнули, словно кошка, которой на хвост наступил буйвол. Обычно таверная суета вышибал и слишком резких посетителей, меня не касается. Но сейчас дохнуло чувство опасности, как в седые времена. Я одним прыжком отскочил в угол, и все равно захлестнуло понимание, что оказался не в том месте и не в то время.
В таверну ворвалась лязгающая сталь. Четыре стражника мигом вытолкнули посетителей из проходов огромными щитами. На человека и орка направились короткие мечи.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.