Страница 17 из 26
У Дионисия дело идет о легендарном аграрном законе Спурия Кассия (под 485 г. до Р.Х.), но говорится о наделениях бедных и малоземельных крестьян из обширной казенной земли, об участии в долях римских граждан и союзников, т. е. как раз о том, что было на очереди в 20-х годах II в. В сенате тоже есть колеблющиеся, но выступают и резкие противники наделов, и один из них Аппий Клавдий, говорит так, как бы мог в эпоху Кая Гракха говорить финансист капиталистического направления. Он, прежде всего, ставит на вид всю важность agri publici для государственного бюджета. Это достояние необходимо беречь и наивозможно лучше эксплуатировать. Следует поручить особой комиссии произвести полную и точную опись казенных земель, правильно их обмежевать, затем – деталь очень любопытная для точки зрения ловкого и экономного финансиста – следует продать все спорные участки, чтобы отделаться от тягости процессов и переложить их на долю частных лиц. За выделением же спорной земли не может быть колебания относительно способа эксплуатации домена: его надо отдавать большими участками в крупную аренду, и только такое пользование будет производительно.
Капиталист готов принять демократическую формулу национализации казенной земли. Да, конечно, земля, в принципе, составляет общее владение, потому что приобретена она великими жертвами и усилиями всего народа. И, конечно, когда неимущие видят, что национальный запас беспорядочно расхищается (оратор разумеет оккупацию), они возмущены и начинают требовать всеобщего передела и поголовного наделения всех земельными участками. Не трудно, однако, показать недовольному бедному люду, в чем заключается ошибка таких требований. Ведь на небольшом клочке мелкий хозяин едва в состоянии будет просуществовать, не говоря о притеснениях и захватах со стороны соседей; его взносы в казну будут ничтожны. Другое дело большие комплексы имений, где можно завести высокие и производительные культуры. Они дадут очень большие доходы государству. Введением капиталистической аренды, поощрением рационального хозяйства можно, следовательно, прекратить агитацию в пользу всеобщего передела. Национальное достояние не отнимется у народа, оно только умножится и получит более производительное применение. Те же бедные люди, которые бились бы в напрасных усилиях на своих жалких земельных отрезках, получат из казны, наполняемой взносами капиталистов-хозяев, хорошее жалованье в качестве солдат, провиант из больших запасных магазинов, у правительства будет возможность производить все необходимые заготовки для крупных экспедиций.
Аргументация очень интересна и напоминает рассуждения пророков и философов капитализма в Англии и Франции конца XVIII в., когда дело шло о вытеснении с земли мелкого собственника и мелкого арендатора во имя усиленного дохода и рациональной агрономии, доступных только крупным хозяевам. В гракховском Риме капиталисты делают ту же уступку демократической фразеологии; они берут тот же либерально-филантропический тон: пусть крестьянин сам убедится, что ему выгоднее быть превращенным в наемного рабочего. У них та же самая искусная ссылка на совпадение интересов государственных с интересами крупных пользователей: государство будет несравненно богаче при концентрации капитала в руках немногих, напротив, всеобщее уравнение владений может быть только всеобщим оскудением.
Если приведенные рассуждения действительно принадлежат времени Кая Гракха, то можно себе представить, какое крупное разногласие обнаружилось в рядах демократической партии. Самые влиятельные люди в ее среде оказывались противниками проектированной старшим Гракхом раздачи земли в мелкую наследственную аренду. Они, конечно, были также против дарования прав гражданства союзникам, так как следом за этим уравнением ожидалась та же раздача мелким хозяевам. Во внимание к капиталистическому крылу партии Кай Гракх, вероятно, изменил постановку земельного вопроса. Иначе трудно объяснить, как мог у него явиться конкурент на этой почве в лице трибуна Ливия Друза, выставленного правительством и предлагавшего широкую крестьянскую колонизацию в самой Италии.
Разногласие в среде демократии дало возможность правящему классу нобилей выйти из оцепенения. Сенат направил усилия к тому, чтобы отвлечь известные группы от коалиции противников, чтобы образовать среди других классов правительственную партию. Так появилась против демагогии радикальной, пытавшейся соединить интересы капиталистов, крестьян, ремесленников, городских и сельских пролетариев демагогия консервативная. В лице Ливия Друза она старалась отвлечь от Кая Гракха группу крестьян, возобновляя перед ними программу старшего Гракха, отодвинутую временно младшим. В то время как Кай Гракх предлагал устроить на государственной земле новые индустриально-торговые центры и с этой целью возобновить города Капую и Тарент, причем имелись в виду люди с капиталом, Ливии Друз объявил, с согласия сената, о своем намерении вывести в Италии 12 колоний для бедных, т. е. устроить крестьянские поселения. Интересна еще одна черта различия между трибуном оппозиции и трибуном правительственной партии. Кай Гракх в духе финансовых идей капитализма настаивал на обложении новых колонистов и пользователей государственной землей взносами в пользу казны; Ливий Друз, принимая на вид более демократическую позу, обещал освобождение колонистов от всяких взносов: иными словами, он предлагал отвод земли мелким хозяевам в полную собственность. Казалось, часть нобилей готова была сделать крупную уступку крестьянству – отдать ему часть свободной еще государственной земли, чтобы сохранить за собой оккупированные владения. Но если судить по законодательству, которое очень скоро последовало за гибелью Кая Гракха, жертва со стороны крупных владельцев не была так велика, а освобождение новых колонистов от взносов в казну было опасной для них самих привилегией.
Непосредственно за смертью Гракха прошел закон, отменивший неотчуждаемость участков, выданных из казенной земли: это было лишь естественным следствием освобождения от взносов и объявления мелких участков полной собственностью их владельцев. Можно представить себе, как крупные посессоры, пользуясь нуждой мелких хозяев, бросились скупать их участки и как вновь начался рост больших имений, остановленный гракховскими ограничениями. Следующий закон (lex Thoria 118 года) подвел принципиальный итог всей этой политике нобилей, спасавших свои оккупации: он объявил перевод оккупированной государственной земли в частную собственность совершившимся фактом и утвердил всех наличных пользователей в их владении. После этого ни о каком ограничении размеров оккупационных имений и отобрании излишков не могло более подыматься и речи. Закон Тория прекратил также деятельность аграрной комиссии по переделам и отводу крестьянских участков, учрежденной старшим Гракхом.
Историк междоусобных войн прибавляет к этому любопытную подробность: трибун, предложивший последний закон, поставил в условие посессорам – уплачивать в казну как бы выкупную сумму за переход владения в собственность с тем, чтобы получения эти шли на общенародные нужды и раздавались бедным гражданам. В этом ограничении можно узнать отзвук демократических теорий в их капиталистической окраске: государственная земля должна быть использована, как национальное достояние; ее эксплуатация будет более производительной в руках немногих крупных могущественных владений; бедные граждане получат больше посредственно через казну, чем прямо в качестве самостоятельных хозяев. Консервативная демагогия, видимо, продолжала свое дело: она заимствовала у своих противников еще один мотив, именно, аргументы в пользу рациональной постановки финансов в связи с содержанием бедных на счет государства, и при помощи этого мотива сделала последний шаг к закреплению старых оккупаций и окончательному разделу государственного земельного имущества. Правда, она очень скоро нарушила свои обещания. Закон 111 года отменил взносы посессоров с бывших оккупационных земель, установленные в 118 году. Казне снова грозил убыток от уступки дохода с земель в пользу господствующего класса. Земледельческая реакция нашла однако средство успокоить капиталистов, которые жаловались на невыгодную постановку финансов: желая сохранить во что бы то ни стало свои оккупации в Италии, крупные посессоры отдали в продажу (силою того же закона 111 года) обширные территории «общественного поля» в провинциях.