Бибиханум

Махмудов Махкам

Бибиханум

Махкам Махмудов

БИБИХАНУМ

ПОВЕСТЬ

Перевод Л. Казаковой, М. Турсунова

Пусть скажет Афрасиаб, скажут надписи

Орхуна

В ожерелье истории, край мой,

Ты яркая жемчужина.

Эркин Вахидов

Там, где, широко разливаясь, привольно течет Сырдарья, есть неприметный, поросший камышом остров. Омывая его, неторопливо бежит река, по ночам мерцая серебристыми бликами лунного света. Шуршат камыши, и от легкого дуновения ветра их пушистые метелки опускаются в воду.

Спрячется серп молодой луны за облако, и все вокруг погружается во мрак. Бесконечно журчит река да лягушки выводят трели в камышах.

Но вот месяц опять вынырнул из облаков, отразился в воде...

Лишь чуткое ухо да острый глаз смогли бы сейчас заметить двух всадников, пробиравшихся к островку. Один из них, что помоложе, правитель Хутталана, раскинувшегося между Вахшем и Пянджем, другой - лет тридцати. На нем, как и на первом всаднике, булатная кольчуга, на голове - шлем, на серебряном поясе - исфаганский меч. Припав к гриве коня и натянув поводья, он осторожно, стараясь не шуметь, переплыл реку. Покинув седло на каменистом островке и слегка прихрамывая, он направился к всаднику, прибывшему с другого берега. Подняв забрала, воины крепко обнялись, словно век не виделись, постояли так молча. Привязали к кустам озябших в холодной воде коней и присели на поросший мохом валун.

- Брат мой, - первым нарушил молчание узкоглазый всадник, прибывший с западного берега. - Вы, наверно, и не подозреваете, какое тяжкое бремя взвалил на мои плечи эмир Хусайн?

Молодой собеседник, от которого веяло могучим здоровьем и силой, устремив взгляд своих голубых глаз на гонимые ветром облака, спокойно ответил:

- Вам поручено убить лучшего друга или захватить его живым в плен? Чего еще можно ожидать от этого подлого властителя?

- Помните, - спросил хромоногий, - когда удача сопутствовала нашим друзьям-сарбадарам при защите Самарканда от монгольских полчищ Ильяса-ходжи? Хусайн обещал им поддержку? А потом...

Многих наших -друзей эмир вздернул на виселице, а за оставшихся в живых запросил непомерный выкуп.

- Помню, - коротко ответил голубоглазый воин. - Немногие тогда спаслись...

- А ведь я еще не рассказал вам о том, что обреченных, за которых запросили немалые деньги, не смогли выкупить даже родственники. Чтобы освободить их, я отдал еще золотые браслеты жены

Ульджай Туркан-ara - родной сестры эмира Хусайна. Питал надежду, что шурин, увидев браслеты своей сестры, устыдится и возвратит их. Но куда там! Да разве дело в браслетах... Не зря великий хан Казаган сказал о нем: "Не хватало еще этого сопляка, чтобы гоняться за властью..."

- Верно сказано, - поддакнул голубоглазый воин, недолюбливавший Хусайна.

- Словом, после этого случая совсем охладел я к нашему шурину. А когда, спустя некоторое время, спутница моей жизни Ульджай Туркан-ага, покинув бренный свет, отправилась в лучший мир, Хусайн и беки заподозрили меня в ее смерти. К счастью, бывает так: чужие люди ближе родных, хвала всевышнему. В ту трудную минуту меня поддержали вы. Сколько потом мы одержали побед, сколько крепостей взяли!..

- С божьей помощью, возьмем еще не одну! - поддержал его голубоглазый.

- После смерти жены все мне опостылело. Я оставил Балх, Хисар, Шадман во власти Хусайна, - продолжал хромоногий бек, - но он не оценил этого великодушия, строил козни, стремясь уничтожить меня. Наши победы его удручали, злили, вызывали негодование, зависть бурлила в нем, и он замыслил коварную месть: отобрать Мавераннахр, убить меня и сесть на трон. Вы же знаете, сколько раз мы сражались, и не было случая, чтобы он не был повержен.

Но не подействовало, не образумило это его. Теперь хочет поссорить нас, чтобы сразу покончить с обоими противниками, вот и натравливает нас друг на друга. Эмир Хусайн очень опасается вас, зная, что вы не отказались от мысли отомстить ему за младшего брата.

Вспомнив о фирмане - указе эмира Хусайна о казни его брата Кайкубада, голубоглазый крепыш недобро сжал кулаки, в глазах его вспыхнул гнев.

- Да, не зря он меня боится. Я не узнаю покоя, пока не отомщу за брата, - решительно заявил он, и рука невольно потянулась к эфесу сабли.

- Перед тем, как поехать сюда, - задумавшись, продолжал хромец, - я, как всегда, посоветовался с пиром-наставником, святым шейхом Зайнаддином Кулалом, высказал ему одну мысль. Надо, чтобы Хусайн не знал о нашей встрече. Если предстоит битва, притворимся, что я победил, а вы - бежали. Потом, да поддержит нас всевышний, в подходящий момент мы объединим наши силы, дабы покарать этого трусливого клятвоотступника. Что вы скажете на это?

Хусравбек в душе воздал хвалу прозорливости и холодному рассудку полководца, сидевшего напротив, человека, который нередко малыми силами одерживал победы над многочисленным противником, используя военную смекалку, взял столько крепостей, чье имя всегда сеяло панику в стане чигатайских монголов.

- Что ж, пусть будет так... После небольшого сражения я двину войска к. Алайским горам. А вы, вернувшись, успокоите эмира Хусайна. Но долго я его терпеть на троне не желаю - огонь мести жжет мою душу.

- Я верю в вашу дружбу и вашему слову, эмир, - протянул жилистую руку наездник с раскосыми глазами. - Поклянемся же: если кто-либо забудет эти обещания, он не достоин имени Человека.

Они встали, взволнованные, вынули из ножен исфаганские сабли и, благоговейно прижав к губам, тихо произнесли клятву из Корана.

- Бог свидетель! - произнес хромоногий бек.

- Бог свидетель! - как эхо, повторил голубоглазый воин.

Вложив сабли в ножны, они отвязали похрустывавших сочной травой коней, взлетели в седла и вдели ноги в стремена.

- Счастливо оставаться, Хусравбек! - направил коня к реке хромоногий воин.

- Счастливо доехать, Тимурбек! - взмахнул рукой его голубоглазый соратник.

* * *

Когда конь Тимурбека, переплыв реку, вынес своего хозяина на берег, серп молодой луны снова нырнул в облака, и тропинка затерялась во мраке. По одну сторону дороги расстилались пшеничные поля, к другой вплотную подступали фруктовые сады. В небольшой рощице к эмиру присоединились ждавшие его здесь нукеры.

- Эмир и словом не обмолвился с теми, кто встретил его в роще.

Нукеры, прекрасно знавшие крутой нрав эмира, не смели и рта открыть, чтобы о чем-либо спросить его. Молча двинулись в путь.

Тускло светила луна, кони шли размеренной иноходью. Каждый был занят своими мыслями. Эмир ехал, опустив поводья, предавшись воспоминаниям детства и отрочества, проведенных в Шахрисабзе. С малых лет рос он среди воинов, видел жестокие схватки и сечи. В мальчишеские годы научился владеть саблей, стрелять из лука. В Шахрисабзе главную резиденцию Казанхана из рода Чигатаев - роскошный решетчатый дворец Занжирсарай, выстроенный искусными мастерами из Рума[Р у м - Византия.] и Фаранга[Ф а р а н г - Франция, здесь - Западные страны.], охраняло несметное число нукеров. Его дед - богатырь Кечувли, проявляя чудеса храбрости в ночных сражениях, получил прозвище Сын Ночи. Вместе с ним Тимур не раз бывал в Занжирсарае и всегда зачарованно смотрел на изумительную по красоте цветную мозаику на фронтоне дворца. Дед частенько говаривал ему: "Когда вырастешь, тоже будешь служить в этом дворце и будешь славным рыцарем, как твой отец Тарагай". Эмиры, сражавшиеся за трон, не раз осаждали дворец и изрядно повредили его: двери дворца были разбиты, фронтон выщерблен бесчисленными стрелами.

... Во дворце этом родилась и год от года хорошела молодая луна, и немало богатырей теряло душевный покой, думая о ней.

То была дочь хана Казана - царевна Сараймульк-ханум. Проходя вместе с дедом по саду Занжирсарая, Тимурбек не раз мимолетно видел юную царевну в окружении молодых служанок, и он уверовал, что Сараймульк-ханум - самое прекрасное из всех чудес дворца, повелительница мира красоты.